Безопасность «подземки»: международный опыт

Метрополитен является одним из важнейших компонентов инфраструктуры современного мегаполиса,и решению вопроса его безопасности уделяется особое внимание в каждой стране. Метро— это транспортное предприятие повышенной опасности: в условиях массового скопления людей в ограниченном пространстве любые чрезвычайные ситуации могут привести к трагическим последствиям. А одной из главных целей в современных условиях становится противодействие терроризму и раннее обнаружение техногенных катастроф.

Ежедневно метрополитеном пользуются миллионы пассажиров. Обеспечение их безопасности является сложнейшей задачей, так как требует контроля многочисленных входов и выходов, вестибюлей,платформ, переходов и вагонов поездов. Кроме того, быстро эвакуировать людей в случае нештатной ситуации практически невозможно. Поэтому в подземке нередко происходят теракты, а возникновение пожара приводит к большому количеству жертв.

В 1987 году пожар в лондонском метро на станции «Кингс-Кросс» унес жизни 36 человек, более 100 получили сильные ожоги и отравление дымом. В 1995 году прогремели взрывы в парижском метро, 290 человек погибли во время пожара в метро Баку, а в результате применения отравляющего газа в токийской подземке более 5 тыс. человек получили сильнейшее отравление. За последнее десятилетие жертвами терактов стали пассажиры метрополитенов Москвы, Лондона, Минска, Мадрида и других городов мира. Международная статистика показывает, что террористические акты и пожары в метро происходят чаще, чем в аэропортах и самолетах. При этом специфика метро не позволяет использовать систему тотального досмотра пассажиров и багажа, подобную той, что применяется в аэропортах.

Террористам вход запрещен

В разных странах эта проблема решается по-разному. На станции легкого метро «Черчилль» в канадском городе Эдмонтоне опробована система быстрого обнаружения взрывчатых и радиоактивных веществ Clear-Use™ американской фирмы CubicSecurity Systems. В валидаторы, которые служат для активации билетов, встроены датчики обнаружения следов взрывчатых веществ на основе молекулярно импринтированных полимеров. Попадая в валидатор, билет ламинируется при помощи полимерной пленки Safe-T®,которая способна распознавать различные типы взрывчатых веществ. После этого активированный билет с отпечатанной датой возвращается пассажиру. В случае обнаружения угрозы на пульты и мобильные устройства службы охраны передается сигнал тревоги.

Read More

Америка: время импотенции

В то время когда я пишу эту статью, Эдвард Сноуден, беглый контрактор Агентства национальной безопасности, обвиненный в шпионаже, находится в Москве, а представитель Владимира Путина настаивает на том, что правительство бессильно задержать его. «Мы не имеем никакого отношения к этой истории» сказал Дмитрий Песков. «Я не согласовываю авиабилеты».

Забавно видеть, как г-н Путин всегда, когда появляется возможность оскорбить Соединенные Штаты, кажется, открывает своего внутреннего либертарианца — борца за гражданские права. Когда российское правительство хочет чтобы кого-то не было на российской земле, оно или изгоняет человека с неё или загоняет в неё. Спросите об этом инвестора Билла Браудера, который был объявлен персоной нон грата, когда он попытался приземлиться в Москве в ноябре 2005-го. Или вспомните об адвокате г-на Браудера, Сергее Магницком, убитом российскими тюремными служащими четыре года спустя.

Г-н Сноуден прибыл в Москву из Гонконга, где местные чиновники отказались выполнять американский запрос на арест, якобы на основании того, что он «не полностью соответствовал требованиям законов Гонконга». Это ещё одна смехотворная отговорка, так как г-н Сноуден оставался на китайской государственной правительственной конспиративной квартире до тех пор, пока Пекин не дал приказ проигнорировать американский запрос и позволить г-н Сноудену уйти.

«У правительства Гонконга здесь была маленькая роль» сказал агентству Рейтер законодатель из Гонкога, Альберт Хо. «Она сводилась к тому чтобы получить инструкцию не останавливать его в аэропорту».

Теперь г-н Сноуден может быть находится на пути в Гавану, или Каракас или Кито. Уже достаточно часто говорилось о том, что этот так называемый «крестоносец прозрачности» остается на свободе только благодаря наглости и снисходительности диктатур и авторитарных лидеров. Также уже было сказано о том, что его случай иллюстрирует, как мало было достигнуто «перезагрузкой» президента Обамы с Москвой, или его калифорнийским «флиртом» с Си Цзиньпином в начале месяца.

Но, как бы то ни было, история со Сноуденом оказывается (и не удивляйтесь, если русские всё-таки передадут его в обмен на неуказанную американскую услугу), главным образом, наглядной иллюстрацией того, что мы живем во времена американской импотенции. Когда-то администрация Обамы решила, что не хочет участвовать во всех этих раздражающих иностранных сложностях и хитросплетениях, а теперь удивляется что она теряет влияние за рубежом.

Это придаёт особый смысл афганскому дипломатическому поражению на прошлой неделе, когда Талибан открыл в Дохе представительство «Исламского Эмирата Афганистан» — высокопарное название, которое мулла Омар дал своему режиму в Кабуле перед его падением в 2001 году. Афганский президент Хамид Карзай ответил на это прекращением переговоров с США по сотрудничеству в сфере безопасности после 2014-го года.

Теперь США оказываются в потрясающей позиции. Просто, чтобы заполучить Талибан на переговоры о липовом мирном процессе, администрация согласилась на предложение Пакистана позволить мулле Омару сесть за стол на его собственных условиях: не принимать никакой конституции, никакого перемирия с интернациональными силами, никакого, даже формального обещания никогда снова не позволять Афганистану становиться убежищем для международного терроризма. Согласно пакистанским источникам, США также согласились позволить занять место за столом переговоров террористической сети Haqqani — чьи деяния включают в себя осаду американского посольства в Кабуле в 2011 году.

Сейчас, легитимизировав Haqqani и дав Талибану все, что тот хотел в обмен на ничто, США обнаруживают, что его собственный клиент — правительство в Кабуле, кинул их и может повернуться к Ирану как к новому покровителю. Потрясающе: ни мира, ни мирного процесса, ни союзника, никаких рычагов, никакого морального авторитета , и всё — в одном-единственном ударе. Джон Керри взял неплохой старт.

То, что происходит в Афганистане, — это только часть большого полотна американской дипломатии. Ирак? Администрация сделала полный вывод наших войск краеугольным камнем своей внешней политики первого [президентского]срока, а теперь удивляется что премьер-министр Нури аль-Малики, не пошевелит и пальцем, чтобы воспрепятствовать иранским самолётам пересекать иракское воздушное пространство и снабжать вооруженные силы Башара Асада. Сирия? Президент Обама потратил два года раздувая пожар гражданской войны, создавая вакуум власти, в котором Иран, Хезболла и Россия могут скоро достигнуть своих стратегических целей.

И, наконец, Иран: в 2003-м Тегеран на короткое время остановил свои секретные работы по созданию ядерного оружия и согласился приостановить обогащение урана на, по крайней мере, несколько месяцев. С тех пор, все американские усилия убедить Иран изменить свой ядерный курс потерпели неудачу. Это произошло потому что администрация Обамы не была достаточно настойчивой и терпеливой, или недостаточно стремилась к соглашению? Или потому, что Тегеран полагает, что пренебрежительное отношение к этой администрации не будет стоить ему ничего?

«Америка ни хрена не может сделать против нас» — это был лозунг иранской революции в ее первые годы, когда слово «Америка» означало — Джимми Картер. При президенте Обаме новым лозунгом могло быть — "Америка ни хрена не будет делать [против нас]".

Этот лозунг возвращает нас к истории со Сноуденом. Выступая в Индии, г-н Керри предложил видение того, как будет воспринято решение России позволить ему бежать. «Вызывающим разочарование» , сказал наш 68-й госсекретарь. И добавил — «без всяких сомнений это окажет определённый эффект и воздействие на отношения и [будет иметь] последствия».

Москва должно быть трепещет.

Источник

Обама бросает вызов бесконечной войне

Долгожданная речь Обамы, посвященная изменениям в контртеррористической политики США, показала, сколь резок контраст между самодовольной риторикой Буша и мучительным беспокойством Обамы по поводу тех нелегких компромиссов, к которым нескончаемая война принуждает свободное общество. Озабоченность эта более чем серьезная. Если Буш производил впечатление человека, принимающего решения бездумно, Обама, напротив, колеблется, до конца не зная, как ему действовать дальше. Это неплохо: по крайней мере, он задает себе верные вопросы. Говоря о том, что спустя десять лет прежней войны с терроризмом, итогом которой стали бесчисленные человеческие жертвы (из которых семь тысяч — американцы) и триллион долларов расходов, возможно, настало время умерить пыл «войны с терроризмом». Обама фактически выводит национальную полемику за ту границу, которую большинство демократов не осмеливались переступать.

Судя по всему, Буш и Обама исходят из фундаментально различных представлений о масштабах того, чего США может достичь путем применения силы. Буш, судя по всему, полагал, что Америка способна искоренить зло на всем земном шаре — объявляя войну так называемой «оси зла», сразу после 11 сентября 2001 года, он провозгласил, что «наша война с терроризмом начинается с “Аль-Каиды”, но не заканчивается на ней». Обама, напротив, признает, что ликвидация зла вообще и терроризма в частности — за пределами возможностей какой-либо отдельной страны или нации. По его словам, стремление противостоять злу заложено в человеческой природе, но применения оружия для этого недостаточно.

«Никто — ни я, ни какой-либо другой президент — не может обещать полную победу над терроризмом, — говорит Обама. — Мы никогда не сможем искоренить зло, присущее сердцам некоторых людей, и нейтрализовать все опасности, угрожающие нашему открытому обществу». «Мы должны быть скромнее в наших ожиданиях», — резюмировал президент.

В своей речи Обама также высказал отчаянное беспокойство по поводу вопроса об ограничениях власти. Юристы Буша пропагандировали весьма радикальную теорию, согласно которой никакие действия президента как верховного главнокомандующего не могут быть ограничены ни национальными, ни международными законами. Они прописали эту теорию в «Новой парадигме», рассудив, что, если существует угроза национальной безопасности, никакие правовые ограничения не должны мешать президенту выполнять свой долг. Женевская конвенция стала необязательной и была отвергнута как «неуместная». Обама же принципиально настаивал на необходимости конституционных и правовых международных ограничений, в то же время пытаясь установить границы их применения на практике. Фактически, его речь стала гимном теории «справедливой войны», требующей равновесия средств и целей, взывающей к сдержанности всякий раз, когда государство прибегает к применению силы. Это сложная моральная теория с множеством нюансов, на которую опирается коллизионное право. Обама решительно взялся за разрешение самых нелегких вопросов, которыми задавались многие серьезные мыслители в этой области.

Read More

Управляемый разрыв самого большого облигационного пузыря в истории

Теоретически Фед может продолжать печатать деньги и покупать казначейские и ипотечные облигации, или даже совсем «мусорные» бумаги, с той же скоростью $85 миллиардов в месяц вплоть до победного конца. Но этот конец не понравится даже тем, кого сам Фед представляет. И сейчас эти люди высказываются публично.

«Вкладчики заплатили огромную цену в ходе восстановления» — так сформулировал это в четверг глава финансовой компании Wells Fargo Джон Стампф. Внезапное проявление участия, после примерно пятилетнего снижения Федом процентных ставок по сберегательным счетам и депозитам до уровня меньше инфляции — форма мягкой конфискации, принесшая большие выгоды Стампфу и его банку TBTF.

Процентные ставки выросли после намёка председателя Федрезерва Бена Бернанке в интервью CNBC о том, что постепенное сворачивание скупки облигаций — «хорошая вещь». «Мы должны вернуться к нормальной ситуации».

Неделей раньше высказался глава Goldman Sachs Ллойд Бланкфейн: «В конечном счёте процентные ставки должны нормализоваться, — сказал он. — Ставки 2%, это не нормально».

Они не беспокоятся о вкладчиках — шут с ними. Их также не волнует инфляция. Они беспокоятся о системе, своей системе. Она может рухнуть, если пузырь облигаций будут раздувать и дальше, чтобы он непредсказуемо и бесконтрольно лопнул. Это несёт в себе угрозу их империям. Это был бы полный крах.

Read More

Проблемы европейской идентичности

Эта статья основана на речи, произнесенной на конференции Университета Женевы и Фонда Лациса в декабре 2011 года. Отредактирована профессором Фукуямой для “Global Journal”.

Эту лекцию, посвященную европейской идентичности, я хотел бы начать с анекдота: 1 мая 2004 года я был в Ватикане на конференции Папской академии социальных наук, когда Европейский союз был расширен за счет включения в него ряда восточноевропейских стран. Я был посажен за стол с немцем (бывшим главой Бундесбанка) и бывшим польским министром — им обоим было за 70. И по мере нашей беседы — в тот самый день, когда Польша была признана членом Евросоюза, — оказалось, что президент немецкого банка служил в вермахте, тогда как польский министр сражался в рядах польского Сопротивления во время Второй мировой войны. Я подумал про себя: каким поразительным символом того, что ЕС значит для прошлого поколения европейцев, является тот факт, что они сидят за одним столом на академической конференции. Польша воссоединилась с Европой после длительного ужаса германского вторжения и последующей оккупации бывшим Советским Союзом. Поэтому я очень ценю мотивы, которые привели к формированию Европейского союза.

Я думаю, из ежедневных газет мы все время узнаем, что Евросоюз переживает острый кризис. Это не просто техническая проблема, решение которой лучше оставить финансистам и экономистам. Во многих отношениях это кризис идентичности Евросоюза и, более того, идентичности Европы и ответственности европейцев друг перед другом.

Но, конечно, проблема идентичности существует не только на европейском уровне — она актуальна также для каждого отдельного государства Европы. Вопрос национальной идентичности был одним из тех, что европейцы надеялись избежать в первые десятилетия после Второй мировой войны. Но в результате иммиграции и роста культурного многообразия, мультикультурализма с этой проблемой пришлось столкнуться каждому.

Здесь мне хотелось бы в первую очередь оглянуться на историю понятия идентичности: откуда оно пошло и почему оно существует. Затем я бы хотел обсудить значение идентичности — как на уровне отдельных европейских сообществ, так и на общеевропейском уровне, — а также важные политические вопросы, возникающие при обращении к этой теме.

Начнем с вопроса о происхождении политики идентичности. Первое, о чем стоит сказать, — это то, что она является современным феноменом. Идентичность, как мы ее понимаем сейчас, просто не существовала в средневековой Европе. Если вы были крестьянином, выросшим в предместьях Женевы, в Саксонии или где-нибудь в центральных графствах Англии в 1500 году, вам не стоило волноваться по поводу вашей идентичности, потому что идентичность (как и религия, будущая супруга, занятие и суверен) была полностью предписана вам окружающим обществом. Не существовало таких решений, который индивид мог бы принять сам. Следовательно, вопрос «Кто я такой? Кто я на самом деле?» никогда не вставал перед людьми той эпохи.

С наступлением эпохи модерности ситуация начала меняться. Я бы очень рекомендовал книгу канадского философа Чарльза Тейлора «Источники себя», которая является одним из лучших введений в понятие идентичности. Тейлор утверждает, что современное понятие идентичности во многом начинается с реформации Мартина Лютера. Лютер считал, что сущность исповедания христианства заключается не в принятии ритуалов католической церкви, но в том, «во что я верю внутри себя, а не в том, следую ли я ритуалам, продиктованным моим обществом. Бог смотрит внутрь моей души, на то, есть ли у меня вера». Это делает возможным различие внутреннего и внешнего, а аутентичная самость, таким образом, может быть обретена на глубине, под всеми этими слоями социального конформизма.

Секулярная версия этой идеи появляется в работах женевца Жан-Жака Руссо, который в своих «Прогулках» и «О причинах неравенства» утверждал, что аутентичная самость не тождественна социальной самости, которая является порождением исторической эпохи. На самом деле, считал Руссо, социальная эволюция искажает природу людей. Истинная внутренняя самость была определена им как sentiment de lexistence, где каждый из нас отличался от того образа, который диктовало нам общество. Другие мыслители предлагали множество своих версий. Иоганн Готфрид Гердер выдвинул националистическую версию, согласно которой аутентичная самость в действительности является биологической коллективной реальностью. Современное понятие идентичности также было выведено через социологическую реальность модернизации. Конкурентная рыночная экономика требует la carrière ouverte aux talents: то, кем становится человек в ходе своей карьеры, не зависит от роли, приписанной ему родителями или какой-то социальной ситуацией. Социальная мобильность возможна, и, следовательно, внутренняя самость — это то, что развивается со временем. Принципиальная возможность того, что внутренний мир и индивидуальная идентичность — это нечто отличное от подчинения социальным нормам, с которыми мы сталкиваемся, живя в обществе, может возникнуть только с появлением мобильного, конкурентного, плюралистического современного общества.

Read More

Россия, США и стратегическая стабильность

Недавно официальные представи­тели России и США провели консультации по вопросам стра­тегической стабильности. При этом выявились определенные различия в подходах сторон.

Российская сторона определяет стратегическую стабиль­ность как устойчивое равновесие в совокупных военных по­тенциалах, включая наступательные и оборонительные во­оружения. Это определяется чрезвычайно широко. Москва заявляет о необходимости воздерживаться от таких шагов в области военного строительства, разработки и разверты­вания вооружений, размещения войск, принятия и реализа­ции доктрин и концепций, формирования и реконфигурации военно-политических союзов, создания военных баз на ино­странной территории и т. п., которые могли бы восприни­маться другой стороной как угрожающие ее национальной безопасности.

При этом Россия заявляет о своем намерении привлекать к процессу обеспечения стратегической стабильности и другие государства, прежде всего — владеющие ядерным оружием, а также заинтересованные в совместных действиях по обеспе­чению общей безопасности. Как подчеркивает российская сто­рона, любые дальнейшие шаги в области сокращения и огра­ничения ядерных вооружений должны носить многосторонний характер.

Стратегическое сдерживание Москва определяет как ком­плекс мер, направленных на упреждение или снижение угро­зы деструктивных действий со стороны государства-агрессо­ра или коалиции государств. При этом ядерное сдерживание объявляется основным условием сохранения стратегической стабильности. Более того, в обозримой перспективе ядерное оружие будет оставаться важным фактором предотвращения возникновения ядерных военных конфликтов и военных кон­фликтов с применением обычных средств поражения, кото­рые при определенных условиях могут трансформироваться в ядерные. Согласно военной доктрине, Россия оставляет за собой право применить ядерное оружие в ответ на применение против нее и (или) ее союзников ядерного и других видов ору­жия массового поражения, а также в случае агрессии против Российской Федерации с применением обычного оружия, ста­вящей под угрозу само существование государства.

Поэтому, заявляет российская сторона, дальнейшие шаги по сокращению ядерного оружия должны рассматриваться с уче­том всего комплекса факторов, влияющих на стратегическую стабильность. К их числу относятся ПРО, БГУ, ратификация Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ), угроза размещения оружия в космосе, количествен­ный и качественный дисбаланс в обычных вооружениях и др.

Американская сторона тяготеет к узкому пониманию стра­тегической стабильности, которое было принято в период хо­лодной войны и сводилось, прежде всего, к балансу страте­гических наступательных вооружений. Такой подход, который в США иногда именуют стабильностью гонки вооружений, предполагает примерное равенство размеров и состава СНВ. Именно он лег в основу соглашений и договоров ОСВ, СНВ и СНП.

Read More

Неужели Америка становится Грецией?

Достаточно взглянуть на заголовки газет, чтобы убедиться, что европейские страны находятся в затруднительном положении. От Греции до Великобритании, от Франции до Португалии мы замечаем, что современное государство всеобщего благосостояния утратило жизнеспособность. Европе грозят финансовая катастрофа, стагнация экономического роста, суровая налоговая политика и долгосрочная безработица. Но насколько лучше положение Соединенных Штатов?

По данным Бюджетного управления Конгресса, Соединенные Штаты в 2013 году будут иметь бюджетный дефицит в размере 940 миллиардов долларов (CBO 2013). Однако, поскольку эта цифра не включает в себя расходы на «чрезвычайные ситуации» и другие незапланированные траты, весьма вероятно, что пятый год подряд наш дефицит будет превышать 1 триллион долларов. И действительно, Конгресс недавно одобрил оказание материальной помощи жертвам урагана «Сэнди», что добавит 51 миллиард долларов к бюджетному дефициту этого года. И хотя в период с 2013 по 2018 год прогнозируется постепенное снижение дефицита, после 2020 года, когда программы субсидирования войдут в стадию неконтролируемого роста, ожидается повторная волна увеличения дефицита.

Суммарно, по состоянию на январь 2013 года, наш устойчивый бюджетный дефицит привел к тому, что официальный национальный долг достиг уже 16,4 триллиона долларов. Эта сумма включает в себя как внешний, так и внутренний долг, однако в нее не входят не обеспеченные в будущем обязательства по программам субсидирования, таким как социальное страхование или программа медицинской помощи престарелым. Эти «скрытые» обязательства добавляют к нашему национальному балансу десятки триллионов долларов дополнительного долга.

Как мы уже заметили, Соединенные Штаты не единственная страна, столкнувшаяся с нарастающим долговым кризисом. Только греческое, ирландское и португальское правительства вместе должны около 650 миллиардов евро (грубо говоря, почти 1 триллион долларов). Испания должна почти столько же, сколько эти три страны вместе взятые, — 640 миллиардов евро, а Италия и Франция должны примерно по 1,8 миллиардов евро каждая. Все вместе страны Европейского союза задолжали почти 11 триллионов евро (European Commission 2013а). И это только долги по реальным средствам. Если мы прибавим сюда необеспеченные обязательства их систем пенсионного обеспечения и здравоохранения, долг Европы перевалит за отметку 100 триллионов евро.

Финансовые проблемы Европы вызвали небывалую экономическую и социальную нестабильность. Более того, судьба самого евро была поставлена под вопрос. Последствия этого, вероятно, будут ощущаться во всем мире, включая продолжающееся замедление экономического роста США.

Продолжающийся долговой кризис Европы представляет собой уникальную лабораторию, позволяющую нам увидеть, что происходит, когда современное государство благосостояния обходится слишком дорого. Нестабильность, которую мы наблюдаем сейчас в Европе, — вполне вероятное будущее и для нашей страны, если только мы не сумеем навести порядок в доме нашей экономики. В связи с этим становится актуальным вопрос: насколько далеко ушла Америка на пути к долговому кризису, как в нынешней Европе?

Европейский долговой кризис

Read More

Россия — Европейский союз: возможности партнерства (окончание)

Есть все основания ожидать, что отношения России и Евросоюза в целом сохранят напряженный характер и в обозримом будущем. Полити­ки с обеих сторон пока не видят больших выгод от поиска компромис­сов. Напротив, они могут полагаться на сохраняющуюся напряженность в отношениях как на механизм достижения внутреннего (внутри России и внутри ЕС) согласия при возможных трансформациях своих политиче­ских систем.

Как уже отмечалось, и Россия, и Евросоюз используют российскую внешнеполитическую линию для собственной внутренней консолидации. С точки зрения дальнейшего развития отношений между Россией и ЕС весьма примечательно и печально то, что внутренняя политическая ри­торика и «твердая линия» в отношениях на постсоветском пространстве делают Россию реальным кандидатом на роль общей угрозы, консолиди­рующей государства ЕС. Россия постоянно демонстрирует себя как слиш­ком большая и слишком непредсказуемая страна, как «самый сложный» партнер Европейского союза.

Отдавая должное «особости» России и важности европейско-россий­ской подсистемы международных отношений, ЕС тем не менее до середины 2000-х годов пытался «встроить» российский случай в свои общие внешние подходы, избегая разработки специальных инструментов только для России. Действительно, соглашения о партнерстве и сотрудничестве подписывались со всеми постсоветскими республиками, исключая лишь Таджикистан и страны Балтии. Общие стратегии разрабатываются ЕС со всеми странами/ регионами, где государства-члены имеют общие интересы. Политика сосед­ства была обращена не только к России, но и к восточному и южносредизем­номорскому пограничью ЕС. Даже Общее экономическое пространство как инструмент сближения тоже было опробовано ЕС на отношениях со страна­ми ЕАСТ. Однако этот подход оказался безуспешным — российская сторона настаивала на особом характере стратегического партнерства, не выража­ла желания находиться в системе координат существующих в ЕС практик оформления отношений с соседними странами, что и отразило в конечном итоге формирование концепции четырех «общих пространств».

Read More

Россия-Европейский союз: возможности партнерства (продолжение)

Декларативное политическое дистанцирование от Евросоюза

Данный сценарий предусматривает — при сохранении отношений эко­номической взаимозависимости с Евросоюзом — четкое и последовательное политическое дистанцирование от него по всем вопросам международных отношений (хорошей иллюстрацией такого подхода может служить ответ на кризис в Сирии). В рамках этого сценария Россия проводит четкую ли­нию на построение на евразийском пространстве пророссийской коалиции, основанной на иных, отличных от принципов ЕС, интеграционных принци­пах, формируя независимый центр силы в мировой политике.

Оценка реальных возможностей России в реализации такого рода задач выходит за рамки данного доклада. Укажем лишь на то, что, с нашей точки зрения, возможные тактические выгоды от реализации сценария не компен­сируют стратегические риски и потери, особенно в контексте отношений с Евросоюзом. Дело в том, что среди «евробюрократов», членов Европейского парламента и национальных европейских лидеров может сформироваться группа сторонников федеративного развития Союза, потенциально готовая поддержать любую возможную общую внешнеполитическую инициативу своих коллег. Пока основы для консенсуса нет, эта потенциальная группа поддержки может оставаться достаточно разобщенной по менее глобаль­ным вопросам, создавая тем самым впечатление большей разобщенности и меньшего единства в области общей внешней политики, чем это возможно. Однако ситуация может кардинально (и быстро) измениться в случае появ­ления общей угрозы, способной трансформировать позицию евроскептиков в сторону признания необходимости общего внешнеэкономического кур­са. К примеру, если лидеры крупнейших стран ЕС в какой-то момент будут склонны рассматривать Россию как общую угрозу Европе, можно ожидать, что сторонники европейской интеграции с энтузиазмом их в этом поддер­жат, стратегически надеясь использовать вновь сформированное единство для придания импульса интеграционным процессам. Сегодняшние внеш­неполитические разногласия между государствами—членами ЕС могут в случае смены лидеров крупнейших европейских стран «скачкообразно» смениться объединенным курсом по поводу наиболее важных вопросов (например, по поводу отношения к России).

Инерционный сценарий

Read More

РОССИЯ-ЕС: СЦЕНАРИИ РАЗВИТИЯ ОТНОШЕНИЙ И ИНТЕРЕСЫ СТОРОН

Сценарии развития отношений между Россией и Европейским союзом на перспективу сформулировать, в общем, не сложно — они почти очевидны. Гораздо сложнее и важнее то, что следует из реализации того или иного сценария. Между тем сценарии как раз и нужны для того, чтобы понять, с какими рисками столкнется Россия, делая тот или иной стратегический выбор при формировании своего «европейского вектора». Представляется, что в целом отношения Россия-ЕС (по крайней мере, теоретически) в краткосрочной и среднесрочной перспективе могут развиваться по следующим траекториям.

Политическое сближение с Евросоюзом при сохранении экономической взаимозависимости

Реализация этого сценария предусматривает активные действия со стороны России, а именно посыл в ЕС достоверного и значимого сигнала о начале не только экономической, но и политической модернизации, серьезной борьбы с коррупцией и реформы судебной системы. Императив для данного сценария — восстановление ценностной компоненты в отношениях с ЕС, т.е. ориентация не только на интересы, но и на общие (европейские) ценности. Итогом реализации сценария при доведении его до успешного логического завершения стало бы создание по-настоящему сильного, легитимного и активного государства, способного поддерживать территориальную целостность большой многообразной страны, эффективно обеспечивать общественные блага и корректировать рыночные дисбалансы. В то же время в условиях открытости для внешнего мира это должно быть государство, ограниченное четкими правилами и рамками.
Read More

1 4 5 6 7 8 40