Кочевые племена и кочевая жизнь
Прошло уже пять недель со дня нашего отъезда из Ваджха. Мы истратили почти все деньги, которые захватили с собой, дали возможность верблюдам отдохнуть или заменили их новыми. Отъезду ничто не препятствовало. Новизна ощущений заранее вознаграждала нас за все, а Ауда накануне нашего выступления дал прощальный пир в своей огромной палатке, на котором присутствовали сотни людей. Этот пир превосходил все предыдущие.
Во время пира Ауда, указывая на Мухаммеда, спросил нас:
— Не хотите ли вы, чтобы я рассказал вам, как в течение пятнадцати дней Мухаммед не спал в своей палатке?
Все захихикали от восторга, и Ауда рассказал, как Мухаммед купил нитку жемчуга в Ваджхе и не отдал его ни одной из своих жен. Все они перессорились из-за украшения, но сошлись на том, чтобы отвергнуть его.
Этот рассказ был, конечно, чистым вымыслом: лукавый юмор Ауды обострился вследствие восстания, и злополучный Мухаммед, который уже две недели гостил то у одного, то у другого соплеменника, призывал Бога и меня в свидетели, что Ауда лжет. Я торжественно откашлялся. Ауда призвал к спокойствию и просил меня подтвердить его слова. Я начал с традиционной фразы каждого рассказа:
— Во имя милосердного и человеколюбивого Бога. Нас было шестеро в Ваджхе. Это были: Ауда, Мухаммед и Заал, Гасим эль-Шимт, Муфадди и бедный человек (я сам); однажды ночью, перед самым рассветом, Ауда сказал: «Пойдемте побродить по базару». И мы сказали: «В добрый час» — и пошли; Ауда в белой одежде и красном головном покрывале, Гасим в заплатанных сандалиях, Мухаммед в шелковой тунике «семи королей» и босиком, Заал… я забыл, как был одет Заал. Гасим был в бумажном платье, а Муфадди в голубом полосатом шелке с вышитым головным покрывалом. Ваш покорный слуга был одет, как теперь.
Я сделал паузу среди всеобщего изумления. Это была пародия на эпический стиль Ауды. Я подражал его жестикуляции, его голосу и тем модуляциям, которые подчеркивали остроты или то, что он считал остротами в своих неостроумных рассказах. Арабы ховейтат сидели тихо и молчали как убитые, жадно впиваясь глазами в Ауду; все они узнавали оригинал, а пародия была неведомым доселе ни ему, ни им искусством. Слуга по имени Муфадди, убежавший некогда из Шаммара из-за убийства, сам характерный тип, забыл подбрасывать ветки терновника в костер — так внимательно он слушал рассказ.
Дальше я рассказал, как мы вышли из палаток и пошли по направлению к деревне, причем описывал каждого верблюда и каждую лошадь, которую мы встречали, каждого прохожего и горы, лишенные пастбищ, так как эта страна была бесплодной.
— Иногда мы останавливались, чтобы выкурить папироску, и при малейшем шуме Ауда останавливался и говорил: «Друзья, я слышу что-то…» А Заал прибавлял: «Ей-богу, вы правы». И мы останавливались послушать, но ничего не слышали, и я говорил: «Ей-богу, я ничего не слышу». И Заал повторял: «Ей-богу, я ничего не слышу». И Мухаммед сказал: «Ей-богу, я ничего не слышу». И Ауда: «Ей-богу, вы правы».
И мы шли и шли, и страна была бесплодна, и мы ничего не слышали. Направо от нас появился негр, верхом на осле. Осел был серый, с черными ушами и одной черной ногой, а на его плече было клеймо, и его хвост двигался, и его ноги также. Ауда увидел это и сказал: «Клянусь Богом, вот осел и раб». И Мухаммед сказал: «Праведный Боже, это осел и раб». И мы пошли дальше. Дальше была гора, небольшая гора. И мы пошли к горе, и она была голая. Эта страна бесплодна, бесплодна, бесплодна. И, мы шли дальше. Потянулись опять горы, и мы подошли к тем горам и поднялись на них, и там ничего не было, и вся страна выгорела, и мы поднялись на те горы и пошли до самого верха. Клянусь Богом, клянусь моим Богом, клянусь истинным Богом — над нами вставало солнце. Read More