С НОВЫМ ГОДОМ!
Рубрика: Тексты
Почему в КНДР нет «терактов»
Читатели из городов России, рискующие жизнь в данной большой стране каждый день, спрашивают, как в КНДР решена проблема так называемых «терактов». Данная задача существовала в КНДР в первые годы после создания государства, затем террор был быстро и окончательно избыт. С той поры уже много десятилетий в КНДР нет ни одного успешного «теракта», в ходе которого бы погибли люди. Так как любой проект вооруженных акций против Трудовой Партии Кореи всегда находит самое значительное финансирование на Юге страны, ключ к профилактике террора – единство население и власти. А также наличие чучхейских органов безопасности, лишенных взяточников, коррупционеров, перерожденцев и вымогателей. Вот что пишет об этом Великий Полководец товарищ Ким Чен Ир:
«Народно-демократическая диктатура – могучее оружие в руках рабочего класса для полного подавления всяких контрреволюционных элементов, выступающих против социализма, для защиты народных масс.
Катаклизмы последнего времени в некоторых странах, раньше строивших социализм, ясно показывают, что если органы общественной безопасности не могут справиться со своей важной ролью в классовой борьбе, то парализуются функции диктатуры социалистического государства и пойдет насмарку социализм. Современные ревизионисты, ратуя за отрицание необходимости классовой борьбы в социалистическом обществе, совершили всякие акции с целью парализовать функции и роль органов общественной безопасности. Они отказались от партийного руководства органами и под предлогом их перестройки всяким коварнейшим образом ослабили их функции и роль, например, путем выдворения из них верных работников. Это дало враждебным элементам безнаказанно орудовать, привело к разгулу преступлений и правонарушений, в конце концов, к развалу социалистического строя, являющегося завоеванием революции.
Исторический опыт показывает: в любых условиях социалистическому государству ни в коем случае нельзя ослаблять органы диктатуры, надо еще более укреплять их, чтобы полностью подавить действия враждебных элементов всех мастей, попирающих самостоятельность и творческую способность народных масс.
Суть чучхейских методов обеспечения общественной безопасности в том, чтобы решать все ее проблемы при опоре на народные массы и путем приведение их в действие. Дело охраны безопасности народных масс – это и есть дело защиты самостоятельного статуса масс, гарантии их творческой роли. Полное проявление творческой способности народных масс создаст возможность своевременно поймать любых преступников, установить здоровый общественный порядок и революционную атмосферу жизни».
Великий Руководитель товарищ Ким Чен Ир далее так инструктирует работников о прививке качества для человеческого материала органов безопасности. Как известно, эта прививка есть главная проблема для стран, где успешные террористические атаки носят постоянный характер, а органы общественной безопасности неспособны им противостоять, будучи коррумпированы сверху и донизу:
«Заразишься ядом несоциалистических явлений – у тебя парализуется классовая сознательность и национальное самосознание, ты превратишься в вырожденца, духовного урода, не знающего ничего, кроме денег, и, в конце концов, скатишься в положение контрреволюционера. Работники органов должны быть чисты в экономическом отношении. Когда они допускают беспечность, расхлябанность и впадают в жажду вещей, то они будут идеологически перерождены, не смогут вести усиленную борьбу с несоциалистическими явлениями, да и сами могут приобщиться к ним. Им ни в коем случае не следует посягать на интересы народа, злоупотребляя своим служебным положением, обходить правонарушения в обмен на взятки».
КИМ ЧЕН ИР «За подготовку настоящих работников общественной безопасности – стойких защитников социализма нашего образца» (послание преподавателям, сотрудникам и курсантам Политического университета при Министерстве общественной безопасности) 20.11.1992 г.
Защищая Вождя и Родину — тем самым ты защищаешь и самого себя. Или почему в КНДР нет терактов
Вторая кожа
Венера в мехах
Леопольд фон ЗахерМазох (от фамилии которого образовано слово «мазохизм») молил свою госпожу «носить меха как можно чаще, особенно когда… поступаешь жестоко». В его скандально известном эротическом романе «Венера в мехах» обожествляемая дама ни разу не описана полностью обнаженной — ее тело всегда обрамляет хотя бы некое подобие фетишизированных украшений: «При виде нее, возлежащей на красных бархатных подушках, при виде ее драгоценного тела, проглядывающего меж волнами собольего меха, я осознал, как велико сладострастие и вожделение, которое вызывает во мне плоть, явленная лишь отчасти». Скопофилия (вуайеризм; подглядывание, цель которого — эротическое наслаждение) здесь напрямую связана с тактильным эротизмом (бархатные подушки, манто из соболей).
«Упругие меха жадно ласкали ее мраморнохолодное тело. Ее левая рука… покоилась спящим лебедем, окруженная мраком соболей, в то время как правая поигрывала хлыстом». Женщина одновременно холодна как смерть и горяча как мех. Согласно Мазоху, дама в меховой шубе подобна «величественной кошке, мощной электрической батарее». Ощущения от соприкосновения обнаженного тела с мехом неповторимы — они в буквальном смысле щекочут нервы разрядами статического электричества и могут быть уподоблены ощущениям, возникающим во время бичевания: «В этом смысле, помимо прочего, меха и хлыст идут рука об руку». Пронзительный аромат шерсти пленял Мазоха, твердившего своей жене, что ему непреодолимо хочется утопить свое лицо в теплом запахе ее мехов, которые ассоциировались у него с мыслью о том, что женщина — «единственная, кому дано править», а может быть, еще и о том, что в женщине живет зверь.
Мех — олицетворение тепла, красоты и престижа. Но, как сказал КрафтЭбингу некий меховой фетишист, названный им господином N.N.:
Просто эстетический эффект — красота дорогих мехов, к которой более или менее восприимчив каждый и которая… кроме того, играет столь важную роль в моде… в данном случае ровным счетом ничего не объясняет. Прекрасного вида меха оказывают на меня то же эстетическое воздействие, что и на нормальных людей. <…> Такие вещи, когда их искусно используют, чтобы сделать женщину еще прекраснее, то есть в определенных обстоятельствах, могут произвести непрямой чувственный эффект.
Однако «непосредственный, мощный чувственный эффект», который он испытывал на себе, будучи фетишистом, — «это нечто совершенно иное, нежели обычное эстетическое удовольствие» — хотя, по его словам, «это не отменяло предъявляемого [им]к своим фетишам требования обладать целым рядом эстетических достоинств, имеющих отношение к их форме, стилю, расцветке и т.д. ». По-настоящему ему нравился только «очень густой, качественный, гладкий и скорее длинный ворс, приподнятый, как у так называемых остистых мехов», и этим требованиям вполне соответствовал соболь. Ему были одинаково не по вкусу меха с коротким ворсом, такие как котик и горностай (даже несмотря на то что стоили они дорого и носить их было престижно), и слишком длинный «волос».
Фрейд был убежден, что мех и бархат символически олицетворяют лобковые волосы — покров, в недрах которого (согласно детским фантазиям мальчика) должен скрываться пенис. Эти ассоциации подкрепляют слова и словосочетания, использующиеся в сленге для обозначения женских гениталий: pussy — «киска», beaver — «бобренок», fur pie — «меховой пирожок». Показательно, что господину N.N. сама мысль о том, что мужчина может одеться в меха, казалась «исключительно неприятной, противной и омерзительной». Кроме того, ему не хотелось видеть «старую или уродливую женщину одетой в прекрасные меха, поскольку это вызывает противоречивые чувства».
Судя по всему, меховой фетишизм скорее относится к числу редких явлений. Магнус Хиршфельд описал случай фетишистского пристрастия к «меху и костылям!». Другой, также датированный XX столетием случай описан в Канаде: некий инженер вел половую жизнь, которая практически полностью сводилась к тому, что он надевал на себя меховую шубу, смотрелся в зеркало и мастурбировал. «Однажды ночью он вломился в меховой магазин, разделся догола и устроил для себя настоящую оргию мехового эротизма». Затем он начал воровать меховые изделия. После того как он отбыл срок и вышел из тюрьмы, у него появилась привычка разгуливать по дому в меховой набедренной повязке.
«Бархатный» фетишизм также необычен, хотя у КрафтЭбинга упоминаются несколько подходящих под это определение случаев. «В одном борделе некий человек был известен под именем „Бархат”. Он мог нарядить свою симпатию [проститутку]в одежду, сшитую из черного бархата, а мог прийти в возбуждение и удовлетворить свое сексуальное желание, просто оглаживая свое лицо краешком подола ее бархатистого платья и вообще не касаясь других частей ее существа». Корреспонденция журнала London Life содержит изрядное количество посвященных бархату писем, многие — с садомазохистским уклоном. «Бархат представляет собой превосходно дисциплинирующий материал», — писал один из самостийных корреспондентов. «Но не в этом истинное очарование бархата», — утверждал другой. И развивал свою мысль следующим образом:
Бархат — ультраженственная ткань: изысканную красоту его глянцевого ворса, его восхитительный перелив и шелковый блеск, а также чувственную глубину манящих оттенков лучше всего позволяют прочувствовать вечерние туалеты… [представительниц]противоположного пола. Это объясняется большим количеством драпировки… и, следовательно, более волнующей игрой света и тени в складках.
Скорее странно… что этот божественный материал, по-видимому, не привлекает женщин психологически. Они носят его, следуя моде; также есть некий тип женщин, которые, понимая, сколь искусительно он действует на мужчин, используют его как свой основной капитал
Под этим письмом стояла подпись — Черный бархат.
Поскольку бархат имеет густой и нежный ворс, его легко ассоциировать с представлениями о чувственном наслаждении. Иногда мы говорим про выпивку, что она «бархатом проскочит в глотку»; на сленге любителей азартных игр слово «бархат» обозначает денежный выигрыш. А звучащая в культовом фильме «Синий бархат» одноименная песня (довольно популярная в прошлом) пробуждает в зрителе декадентские настроения.
Вторая кожа
Какой видел Россию евразиец и бельгийский шпион Малевский-Малевич
В исследованиях о евразийстве широко распространена точка зрения, согласно которой это движение полностью прекратило свое существование и как политическая организация, и как развивающаяся политическая идея уже в конце 1930-х. На это время пришлись кончина основателя евразийского движения князя Н.С.Трубецкого и прекращение активной деятельности остальных его участников из-за начавшейся Второй мировой. После 1945 года на евразийцев, как и на других активистов эмигрантских политических кружков, обрушились советские репрессии. Лидер евразийцев конца 1930-х П.Н.Савицкий оказался узником советских лагерей, и даже после освобождения и возвращения в Прагу преследование его не прекращалось, ввиду чего продолжение полноценной идейно-политической работы стало практически невозможным. Гонениям подвергся и другой видный участник евразийского движения, Н.Н.Алексеев, получивший советское гражданство, но так и не вернувшийся в СССР.
Вместе с тем, именно после 1945-го происходило разочарование многих участников движения в своих прежних идеалах. Евразийство, изначально настроенное против Запада, «европоцентризма» и «европопоклонничества», а вслед за этим и против парламентской демократии и капитализма, на этом фоне оправдывало диктатуры Муссолини и большевиков. Таким образом, оно оказалось в числе скомпрометированных идей межвоенного периода.
Как известно, евразийство обязано своим появлением на свет главным образом книге князя Н.С.Трубецкого «Европа и человечество», после публикации которой выяснилось, что у ее автораесть немало единомышленников. Евразийская идеология, претендовавшая на статус революционной, предполагала выдвижение в числе первых требований ниспровержение, и лишь позже была постепенно представлена положительная программа евразийцев.
Первое их «Долой!» прозвучало в адрес европеизации России, целенаправленно осуществлявшейся домом Романовых, и против Европы как активного проводника самой идеи универсализации мира. Критика князем Трубецким порабощающей народы насильственной европеизации первоначально стала стержнем всей евразийской программы. Отрицание Запада («романогерманской культуры», Европы – в терминологии Трубецкого) явилось сутью евразийства.
«Мы должны привыкнуть к мысли, что Романо-германский мир со своей культурой – наш злейший враг», – писал в своей статье «Русская проблема» основатель евразийства Трубецкой. Вся идеология евразийства была сфокусирована на конструировании и поддержании множественности границ между Европой и Россией-Евразией, причем если за Европой закреплялись такие свойства, как индивидуализм, механицизм, рационализм, безрелигиозность и агрессивность, то Россия-Евразия была коллективистской, телеологичной, мистической, органичной и православной.
Те из евразийцев, кто избежал нацистских и советских репрессий и, таким образом, «пережил» движение и смог оценить его идеологию с позиций послевоенного мира, оказались намного более лояльными к Западу и его ценностям, чем это было ранее. Хорошо видно это на примере позднего творчества Г.В.Вернадского, пытавшегося примирить в своих исторических концепциях Восток и Запад в истории России. После войны против некогда пропагандируемых идей резко стал выступать и Н.Н.Алексеев. Он обрушился с критикой на платоновские идеалы государства философов, признав в этой идее путеводную нить фашистских режимов Европы (итало-фашистский режим Трубецкой в своей программной статье «О государственном строе и форме правления» признавал несовершенной идеократией, но при этом меньшим злом, чем буржуазная парламентская демократия).
Какой видел Россию евразиец и бельгийский шпион Малевский-Малевич
Миф экспоненциального роста
Одним из величайших мифов, на котором зиждилась экономика конца двадцатого столетия, был миф экспоненциального роста. Предполагалось, что технологии будут меняться еще быстрее, так что экономика тоже будет расти по экспоненте, сделав нас всех богаче наших родителей и несоизмеримо богаче наших прадедов. Однако, похоже, с 2000 года все пошло не так, по крайней мере, в экономике. Проблема частично связана с оттоком капитала в развивающиеся рынки, ставшим возможным благодаря Интернету и современным коммуникациям. Однако за рамками даже этой неудобной реальности лежит по-настоящему тревожная мысль о том, что технический прогресс, и таким образом, возможность улучшения уровня жизни, может вовсе и не вызывать никакого экспоненциального роста.
В видении нескольких энтузиастов вера в экспоненциальный технический прогресс трансформировалась в сингулярность, которая либо уже происходит, либо вот-вот нас настигнет. Предполагается, что она приведет к дальнейшей акселерации прогресса, которая будет такой мощной, что будущее истории человечества будет очень сильно отличаться от прошлого.
Но перед тем, как приветствовать появление сингулярности, следует отметить, что, по мнению сторонников этой теории, она будет вызвана появлением более умных, чем люди, машин, которые впоследствии одержат верх, создадут еще более умных роботов и оставят человечество «в хвосте». Таким образом, сингулярность будет представлять собой не почти бесконечное улучшение качества жизни человечества, потому что, по-видимому, такие сверхразумные машины не особенно будут интересоваться уровнем жизни людей – или вообще захотят использовать нас как подопытных или домашних животных. (Если последнее, я, несомненно, окажусь в первых рядах претендентов на ликвидацию – вряд ли я обладаю качествами домашнего животного, регулярно проявляемых нашей кошкой Евдоксией).
Подумав логически, можно выделить три сингулярности, уже имевших место в истории человечества: появление речи, переход от кочевой жизни к оседлому сельскому хозяйству, а впоследствии Промышленная революция. Каждое из этих явлений десятикратно ускоряло развитие человечества, так что изменения, на которые под влиянием одной только эволюции уходили миллионы лет, после появления речи начали происходить за сотни тысяч лет, с изобретением земледелия – за десятки тысяч лет, и всего за два-три столетия – после Промышленной революции. Каждое из этих изменений совершенно меняло жизнь; она также двигалась в более быстром темпе, а после Промышленной революции за одну короткую человеческую жизнь происходят громадные технологические сдвиги.
Стоит подробнее остановиться на сингулярности Промышленной революции. Она продолжалась примерно 200 лет, и ни одна из ее первых инновация не привносила существенных жизненных изменений. Машина Ньюкомена (Newcomen) для откачки воды в шахтах, изобретенная в 1712 году, не привела к серьезным изменениям напрямую, за ней не последовало никакого намного более совершенного двигателя, как у Джеймса Уатта (James Watt), до 1769 года (а двигатели Уотта вошли в широкое применение лишь в 1790-е годы). Однако технологическая революция сопровождалась столь же важной революцией в человеческом мышлении, которая началась примерно с основания Королевского научного общества в 1662 году и продолжилась «Богатством наций» Адама Смита (Adam Smith) (в 1776 году) до начала 19-го века.
Таким образом, даже несмотря на то, что гражданин 1785 года не особенно наслаждался техническими достижениями по сравнению с его предком из 1660 года, в то время как веком раньше алхимики высмеивались на картине знаменитого Джозефа Райта (Joseph Wright), сейчас она служит обложкой для «Алхимиков потерь». Первые громадные технические плоды Промышленной революции появились позднее – текстильное производство приняло масштаб, только начиная с 1790-х годов, а сеть железных дорог появилась только после 1830 года – но умственные изменения, сформировавшие сингулярность, уже произошли к 1785 году или около того.
В этом смысле нам пока не грозит никакая сингулярность. Интернет, кардинально изменивший мировые коммуникации и наш образ жизни, является не более существенным революционным сдвигом, чем электрический свет, телефон или автомобиль. Жизнь в 2010 году на самом деле отличается от жизни в 1995 году. Сегодня мы можем организовать мировое производство или компанию по оказанию услуг намного эффективнее, чем в 1995 году. Большую часть жизни вне сна молодежь проводит в Интернете или в разговорах по мобильному телефону, что до 1995 года она делать не могла.
Миф экспоненциального роста
«Вы жертвою пали»: Феномен присвоения смерти в советской традиции
Умение «канализировать смерть», решая при этом конкретные политические задачи, было открыто, конечно же, не большевиками и имеет весьма богатую историю. Еще в начале VI века до нашей эры афинский политик Солон проводит целый комплекс законодательных установлений, свидетельствующий о ясном понимании той роли, которую в политической жизни города может сыграть внедренная в публичное пространство и соответствующим образом оформленная смерть. «Погребальное» законодательство Солона, по сути, сводится к двум основным позициям: к запрету на похороны в черте города и к резкому ограничению демонстративной стороны погребального ритуала (продолжительности, числа участников, количества затраченных средств, степени участия женщин и т. д.). Техники повышения семейного символического капитала за счет «ресурса смерти» были своеобразным политическим ноу-хау уже в архаике. Семья могла существенно повысить собственные котировки, предъявив другим семьям впечатляющее число родственников, погибших ради общего блага, — или похоронив таковых в общезначимом пространстве и тем самым закрепив свое право на особую роль в нем. Количество можно было компенсировать и/или дополнить качеством, так или иначе присвоив общезначимого покойника, то есть, собственно, «героя» в исходном греческом понимании этого слова. С героем можно было породниться, задним числом возведя к нему свою родословную; героя можно было «назначить», убедив сограждан, что тот или иной неоспоримо принадлежащий семье покойник достоин этого статуса; наконец, уже признанному герою, не имеющему отношения к твоей семье, можно было оказать особые услуги, — как это сделал уже в V веке до нашей эры другой афинский политик, Кимон, с помпой вернувший на родину счастливо «найденные» им во время экспедиции на Скирос кости Тесея, мифического основателя афинской демократии, не связанного родственными узами ни с одной из аттических аристократических семей.
Существовали техники и с менее выраженной рациональной прагматикой, хотя, пожалуй, еще более прямо апеллировавшие к человеческим когнитивным механизмам. Так, праздник Великих Дионисий, учрежденный Писистратом в середине VI века до нашей эры и известный подавляющему большинству современных европейцев только как время проведения театральных зрелищ, был по сути поводом лишний раз обратить внимание сограждан на публично значимую смерть. Собственно, состязания трагиков и театральных трупп поначалу, видимо, представляли собой нечто вроде культурной программы при главном событии — вручении от лица города достигшим совершеннолетия сыновьям афинян, которые пали за родину, паноплий, полных комплектов гоплитского вооружения. Паноплия была знаком высокого гражданского статуса, и с этой точки зрения смысл акции предельно прозрачен: рискуя собой ради общего блага, гражданин может не опасаться, что о его сыновьях некому будет позаботиться. Однако характер вручаемого подарка придает ситуации особое значение: отец погиб за родину, и теперь его сын не будет обделен той же счастливой возможностью. Другой пример использования схожих когнитивных механизмов мы видим в «пересказанной» Фукидидом погребальной речи Перикла, призывавшего граждан, собравшихся на траурный митинг в честь афинян, отдавших жизнь за отечество, относиться к собственному городу как эраст, активный гомосексуальный любовник, относится к эромену, любовнику младшему и пассивному, — то есть быть готовыми бескорыстно одаривать предмет любви всем, вплоть до собственной жизни. Если в случае вручения паноплий между «героями», то есть уже состоявшимися покойниками, и «будущими героями» существует семейная связь, то здесь они уже не связаны ничем, кроме общего публичного пространства и придуманной Периклом метафоры, весьма изящной и крайне циничной.
Ни Писистрат, ни Перикл, конечно же, не были в курсе современных достижений когнитивной и социальной психологии — в противном случае их можно было бы поздравить с прекрасным умением использовать в политических целях так называемую теорию управления страхом, сформулированную С. Соломоном, Дж. Гринбергом и Т. Пишчински в самом начале 1990-х годов. Согласно этой теории одно из несомненных эволюционных преимуществ нашего вида, способность к долговременному прогнозированию, обладает весьма неприятной для нас оборотной стороной: сознанием неизбежности собственной смерти, которое может быть причиной глубокой фрустрации. Культура, транслирующая стереотипные установки и ценности, предоставляет нам своеобразный защитный механизм, который реализуется через потребность в социальном консенсусе, в возможности регулярно получать подтверждение валидности этих установок и ценностей. Если большинство людей разделяет твои взгляды, то значит они «правильные» и обеспечивают тебя своеобразным «буфером тревожности». При этом сам факт наличия индивидов с иными взглядами порождает тревожное сомнение в валидности твоих установок, снижая их эффективность в качестве механизма «управления страхом». При воспоминании о неизбежности смерти человек реагирует более позитивно на тех, кто согласен с его собственными взглядами, и на идеи, их подтверждающие. И, напротив, негативно реагирует на несогласных и на идеи, противоречащие его взглядам. Таким образом, Писистрат и Перикл, заставляя сограждан столкнуться в значимой для них ситуации с фактом смерти, побуждают их к конформности, к некритичному приятию диктуемых установок, к социальной консолидации — и резко повышают тем самым степень их вовлеченности в публичное пространство, а также степень проницаемости и управляемости последнего.
Большевики, чьим самым масштабным политическим проектом, несомненно, была попытка построить воистину всеобъемлющее публичное пространство, включающее в себя и все аспекты человеческой жизни без исключения, и каждого, опять же без исключения, конкретного человека, конечно, не могли пройти мимо столь действенной технологии. Впрочем, ее источником в данном конкретном случае была не только и не столько «европейская» политическая традиция, хотя бы из-за узости собственно политического пространства в дореволюционной России и, соответственно, малой его приспособленности к решению новых задач, — ничуть не менее действенные, но зато адаптированные к гораздо более широкой аудитории модели присвоения смерти предлагала христианская традиция с ее культом Главной Смерти, сопровождаемым несопоставимыми по масштабу, но в равной степени к ней отсылающими «меньшими» смертями. Еще более широкие перспективы открывало перекодирование традиционных микрогрупповых стратегий репрезентации смерти — скажем, в «жалостной» песне, существующей в десятках жанровых вариантов, адаптированных к самым разным аудиториям и ситуациям. Во время группового исполнения песни с трагическим сюжетом происходит спорадическое совмещение долговременной (культурной, мифологической) и кратковременной (коммуникативной) социальной памяти: частное событие, переживаемое как случившееся здесь и сейчас, одновременно обретает статус мифологически значимого — и лично значимого для каждого из участников группы, который имплицитно соотносит его с неизбежным событием собственной смерти. В результате он, с одной стороны и в полном соответствии с теорией управления страхом, переживает прилив эмпатии по отношению к этой группе, к составляющим ее людям и к разделяемым ею — здесь и сейчас — ценностям; с другой стороны, эта эмпатия, резко повышающая значимость группы и собственной принадлежности к ней, помогает человеку адаптироваться к перспективе собственного физического исчезновения — поскольку существование группы представляется более длительным и гарантирует своеобразную «неполноту исчезновения». Еще одна задача, которая решалась через присвоение смерти, — это остро необходимая большевикам самолегитимация. Не случайно одной из первых акций новой власти стало захоронение на Красной площади соратников, погибших во время действительно кровопролитных (в отличие от едва ли не опереточного питерского варианта) октябрьских боев в Москве. Акция эта явно воспринималась устроителями как крайне значимая и была проведена несмотря на то, что вполне могла спровоцировать в Москве новую волну насилия. По сути большевики следовали здесь той же логике, которой придерживались римляне, предпочитавшие помнить об освятившем основание Вечного города братоубийстве, — или представители некоторых культур бронзового века, которые без всякого смущения хоронили убитого члена собственной семьи у входа во вновь построенное жилище, утверждая тем самым «извечное» право группы на новую родовую территорию. С переносом столицы в Москву в начале 1918 года свежевозникший некрополь у кремлевской стены закономерно превращается в центр новой цивилизации, окончательно утвердившись в высшем сакральном статусе с того момента, как его собственным центром становится Мавзолей Ленина: вместилище нетленного трупа и физическое воплощение идеи присвоения смерти как таковой. Знакомый всем советским людям ритуал — речи вождей над мощами Первопредка — сообщает этой идее почти анекдотическую конкретность. На том стояла и стоять будет советская власть.
Отечественные записки №5, 2013
«Вы жертвою пали»: Феномен присвоения смерти в советской традиции
Речь наркома Ягоды на совещании оперсостава НКВД
Если проанализировать наши дела, то можно определить, что активность контрреволюционных элементов сейчас идет, в основном, по следующим каналам:
1) — воровство и хищение социалистической собственности. Контрреволюция прекрасно понимая, что основой советского строя является общественная собственность, будет и впредь прилагать все усилия к подрыву этой нашей базы.
И если задачей НКВД является охрана революционного порядка как государственной безопасности на основе революционной законности, то надо при этом помнить указание тов. Сталина, что «основная забота революционной законности в наше время состоит, следовательно, в охране общественной собственности»... и что «борьба за охрану общественной собственности, борьба всеми мерами и всеми средствами, предоставляемыми в наше распоряжение законами советской власти, — является одной из основных задач партии». (Из речи тов. Сталина «Итоги первой пятилетки»).
2) — формирование фашистских организаций — это основное;
3) — террористические организации, как самый острый метод борьбы, особенно часто выдвигаемый фашистскими формированиями;
4) — безусловно очень сильно оживление эсеров и меньшевиков, создающих новые контрреволюционные организации;
5) — контрреволюционная диверсионная работа на фабриках и заводах.
Я думаю, что вредительские организации, которые мы имели в 1928-29 гг. тоже изжили или изживают себя, во всяком случае, в том виде, как мы привыкли их видеть. Теперь основными являются шпионско-диверсионные организации, делающие ставку на прямое уничтожение наших социалистических предприятий, особенно предприятий и сооружений оборонного значения. Если сейчас не летят на воздух заводы, это не потому, что мы прекрасно работаем, а потому, что каждая шпионско-диверсионная организация считает, что взорвать заводы нужно тогда, когда начнется война.
Как сильны эти формирования? Хотя они по сравнению с прошлым и малочисленны, но я думаю, что на сегодняшний день они еще представляют большую опасность, потому что они ушли далеко в подполье и потому, что они опираются на иные кадры контрреволюции, чем раньше. Если теперь эти люди, видя все наши победы, остаются враждебными нам, то это потому, что они являются непримиримыми врагами, готовыми на борьбу с нами до конца. Эти наиболее оголтелые контрреволюционные кадры, чувствующие свою гибель, готовые на все, обогащенные опытом борьбы, не будут так легко поддаваться увещеваниям и уговорам сознаться, как это имело место раньше. Нужно противопоставить им такую нашу осведомленность об их контрреволюционной деятельности, чтобы их уличить в преступлении, которое они совершили.
Следствие. Правильно ли мы вели следствие? Это следствие оправдывалось той работой, которую мы вели. Чем вы брали? Конечно, силой своей правоты, беспочвенностью врага, у которого не было базы, не было зачастую идеи. Но у многих товарищей отсутствие улик или неумение использовать их, недостатки интеллектуального развития восполнялись силой власти. Картина допроса часто была следующая: с арестованными работает уполномоченный или оперуполномоченный. Начальник отделения допрашивает арестованного в том случае, когда дело, с его точки зрения, начинает быть большим. Уполномоченный подготовляет, как говорят «раскалывает» арестованного, а потом начальник отделения со свежей головой начинает «расколотого» допрашивать. В результате получалось так: сидит какой-нибудь арестованный специалист, а работает над ним уполномоченный, который ничего не понимает, фабрики и завода он вообще не видал, а если видел, то как любитель, и убеждает его: «Сознайся». «Для меня по, существу, безразлично можешь и не сознаваться, — говорит он, — все сознались, показания дали, но если расскажешь, может быть и помилуют». К этому сводится весь разговор. Хотя этот уполномоченный имеет сильнейшие данные, улики, но не использует их, считая преступным выложить, что сам знает. Так ты выложи так, чтобы не раскрывать всех карт. В этом искусство борьбы с врагом, который сидя в тюрьме не сложил оружия. Максимальный аргумент, который предъявлял такой уполномоченный это: «Вас расстреляют». И это иногда делали старые товарищи. Вот, например, Леванов, который при допросе дал заключенному документ о том, что «если ты сознаешься, я тебя пощажу». Такой документ позор для чекистов. Ну, какая цена этому товарищу, который прибегает к такому методу допроса? Когда его спросили, зачем он это сделал, он ответил: «Я хотел, чтобы он сознался». Кстати, тот так и не сознался, даже несмотря на такую замечательную записку. Но это — факт. Это документ.
Правильно такое следствие, или нет? Нет, неправильно, преступно.
Неуменье вести следствие и отсутствие улик приводило к тому, что систематическая, терпеливая и тщательная работа по изобличению арестованного изо дня в день подменялась общими уговорами сознаться. Поэтому бывало так, что сидит арестованный 2 месяца, а протоколов его показаний нет. Вдруг получаешь его пространный протокол, в котором он сознался. Спрашиваешь, где же его показания до сознания, разве он не допрашивался? «Да, мы с ним беседовали, уговаривали сознаться» — отвечают в таких случаях.
Не говоря о том, что это является прямым нарушением процессуальных норм, ведь это обычно и дает почву для отказа осужденного от своих показаний и опорочивания следствия.
Между тем, если фиксировать все допросы и протоколы, заранее готовиться к ним, методически изобличать обвиняемого, то это обеспечивает и успех следствия, и дает возможность быстро отмести попытку оклеветать следствие. Пусть пишет свой отказ, ему же хуже. Давайте так делать: берете человека и сразу же после анкетных данных должны записать его показания. Вообще, не может быть допросов без фиксирования показаний в протоколах.
Источник: Генрих Ягода. Нарком внутренних дел СССР, Генеральный комиссар государственной безопасности. Сборник документов. — Казань, 1997
Белорусские коллаборационисты. Быдлорецензия
Итак, сегодня ночью я прочёл монографию крымского историка, доктора наук Олега Романько «Белорусские коллаборационисты. Сотрудничество с оккупантами на территории Белоруссии» (Москва, ЦЕНТРПОЛИГРАФ, 2013), изданную в серии «На линии фронта. Правда о войне».
Должен сказать, что работа мне понравилась. Понравилась своей вдумчивостью, и, как бы это сказать, неистеричностью, что ли. Спокойный, хорошо структурированный разбор природы белорусского национализма, как искусственного идеологического конструкта, ставшего возможным только благодаря гитлеровской нацистской оккупации. Автор пишет об этом прямо: «К концу 1930-х годов белорусский национализм и сепаратизм как таковые исчезли бы вообще, если бы не приход к власти нацистов и развязанная ими Вторая мировая война».
Импонирует то обстоятельство, что О.Романько – не задроченный начётчик-марксист и не ёбнутый на всю голову апологет советской версии военной историографии. Это позволяет автору демонстрировать высокопрофессиональную отстранённость которая и называтся объективностью. На мой взгляд (а я уж всякой псевдоисторической хуйни повидал) книга О.Романько представляет собой наиболее серьёзный и фактологически безупречно подготовленный анализ процессов, происходивших на территории Беларуси под немцами, и, более того, преемственность этих процессов и их влияние на нынешнее состояние белорусской националистической оппозиции и белорусской оппозиции вообще.
Убедительность и достоверность публикуемым в книге фактам придают многочисленные и корректные ссылки на работы белорусских и других исследователей рассматриваемого периода. Вот я, допустим, не знал, что основная работа по формированию коллаборационистского гражданского, полицейского и военного аппарата проходила не на всей территории оккупированной Беларуси, как мы привыкли думать. Вовсе нет.
Те киношные полицаи, старосты и бургомистры, на которых оттачивалась наша ненависть к предателям Родины, существовали в районах, которые подчинялись Минску. Это были Глубокский, Вилейский, Борисовский, Лидский, Новогрудский, Слонимский, Барановичский, Ганцевичский, Слуцкий округа и собственно Минск с прилегающим районом в административных границах рейхскомиссариата Остланд. То есть, никак не больше 1/3 территории нынешней Беларуси. Я говорю об этом в подтверждение своих слов о стремлении автора не ставить знак равенства по принципу «Беларусь=коллаборационизм». Гитлеровцы везде выстраивали сложную систему уровней, каждому из которых соответствовал свой набор административных, хозяйственных и военно-полицейских компетенций. Но она не была единой даже в границах территорий, которые географически и политически до войны представляли собой единое целое.
Следующим достоинством книги является её литературность, что для исторического сочинения большая редкость. Приятно, когда книга написана хорошим русским языком, не перегружена специальными и научными терминами, и очень внятно говорит о чисто военной стороне дела. Перечисления номеров батальонов, полков, дивизий, корпусов и армий длиной в пять-шесть страниц вы здесь не найдёте. Все данные сведены в удобочитаемые таблицы, которые легко усваиваются даже не специалистами по истории.
В научный материал грамотно вплетены такие вполне себе наглядные картинки из жизни, быта и нравов времён оккупации. Всё документально, без ненужного украшательства и/или очернительства. И в то же время в разумных для исторической научной работы такого формата объёмах.
Интересным также представляются факты, которые полностью развенчивают дешёвый новомодный пропагандистский миф о «гражданской войне» между полицаями и партизанами в годы оккупации, а также бредни о том, как белорусские национальные военные формирования, воевашие на стороне Гитлера, спасали Беларусь и цивилизованный мир от большевизма.
В частности, по данным автора, численность беларусОв-добровольцев, которые с 1941 по 1945 гг. воевали на стороне фашистов, составляет около 50 000 человек. Это 3,3% от общей численности добровольцев из числа граждан СССР, 2,5% от общей численности иностранных добровольческих формирований и 0,3% от общей численности германских вооружённых сил во Второй мировой войне.
В целом, чтобы не заспойлерить вам увлекательное, квалифицированное и вдумчивое чтение этой очень хорошей и своевременной книги, я кратко объясню, что сделал автор.
Автор своей работой продемонстрировал всю никчёмность белорусской официальной исторической науки, которая 20 лет не может дать отлуп оголтелой, лживой и антинаучной националистической пропаганде, что льётся на беларусОв из различных подконтрольных оппозиции изданий, а в последние годы и из помойки этих ваших интернетов.
Поэтому есть смысл рекомендовать книгу к прочтению всем, кто вообще читает книги на такую тему. Потерять вы ничего не потеряете, а приобретёте многое, да и вообще, не так часто попадается книга, которую можно «проглотить» за вечер. Я вот проглотил, и не жалею.
И, натурально, эту книгу следует рекомендовать к обязательному изучению для всех студентов исторических факультетов Беларуси, для всех слушателей академии управления при президенте Республики Беларусь А.Г.Лукашенко, и для всех действующих работников идеологической вертикали. С последующей сдачей всебелорусского зачёта.
А также рекомендовать эту книгу для того, чтобы регулярно, ну, скажем, по понедельникам, пиздить ей по голове идеологов и руководителей белорусской исторической науки, дабы они усвоили, что историческая наука, равно как и идеология, есть не бездарное проёбывание бюджетных средств, а, напротив, поиск истины ради того, чтобы к историческому повествованию присовокупить лишь такие рассуждения, до которых здравомыслящий читатель не может дойти своим умом.
Неравенство — это выбор
Хотя страны Азии, Ближнего Востока и Латинской Америки, в целом, догоняют Запад по уровню дохода, бедное население продолжает оставаться бедным даже в таких странах, как Китай, где оно в некоторой степени выиграло от повышения уровня жизни.
С 1988-го по 2008 год, как обнаружил Миланович, доходы 1% самых богатых людей мира выросли на 60%, а у 5% самых бедных уровень доходов не изменился. И хотя медианный доход за последние десятилетия существенно повысился, значительный дисбаланс по-прежнему сохраняется: 8% населения земного шара зарабатывает 50% всех доходов в мире; а на долю самых богатых жителей планеты, которые составляют всего 1%, приходится 15% общего дохода планеты. Значительнее всего увеличились доходы мировой элиты — руководителей финансовых структур и корпораций в богатых странах — и многочисленного «развивающегося среднего класса» в Китае, Индии, Индонезии и Бразилии. Кто же проиграл? По результатам исследования Милановича, это африканцы, отчасти латиноамериканцы и население посткоммунистических стран Восточной Европы и бывшего Советского Союза.
Соединенные Штаты являют собой для планеты наиболее мрачный пример. И поскольку столь во многом Америка «ведет за собой мир», если другие страны решаются следовать ее образцам, это вряд ли приведет к положительным последствиям в будущем.
С другой стороны, усиливающееся неравенство доходов и имущества в Америке частично является тенденцией, которую можно наблюдать во всем западном мире. Исследование, проведенное в 2011 году Организацией экономического развития и сотрудничества, обнаружило, что неравномерность в распределении доходов впервые начала увеличиваться в конце 70-х — начале 80-х в Америке и Британии (а также Израиле). Эта тенденция начала распространяться в конце 80-х. За последнее десятилетие неравенство доходов возросло даже в традиционно эгалитарных государствах вроде Германии, Швеции и Дании. За несколькими исключениями (Франция, Япония и Испания) доходы 10% наиболее богатых людей в самых развитых экономических державах значительно выросли, в то время как 10% населения с наиболее низкими доходами отстали еще больше.
Тем не менее, тенденция не была повсеместной или неизбежной. В тот же временной промежуток такие страны, как Чили, Мексика, Турция и Венгрия, сумели сократить неравенство в доходах (иногда довольно значительное), дав нам основания предположить, что неравенство — продукт политических, а не только макроэкономических факторов. Неправда, что неравенство — неизбежный побочный продукт глобализации, свободного перемещения рабочей силы, капитала, продуктов и услуг и технологических изменений, при которых преимуществом пользуются более квалифицированные и более образованные сотрудники.
Среди наиболее развитых стран Америка имеет самые ужасающие различия в доходах и возможностях, которые ведут к разрушительным макроэкономическим последствиям. ВВП США за последние 40 лет вырос в четыре раза и практически удвоился за последние 25лет. И все же, как ныне хорошо известно, все блага ушли наверх — на самый-самый верх.
В прошлом году на 1% американцев с наибольшими доходами приходилось 22% всего дохода страны, а люди, входившие в самый верхний 0,1% по шкале дохода, зарабатывали 11% всего дохода страны. 95% всего роста доходов с 2009 года произошли за счет 1% богатейших американцев. Недавно опубликованные данные переписи населения доказывают, что медианный доход в Америке оставался неизменным на протяжении почти четверти века. Среднестатистический американец зарабатывает сейчас меньше, чем 45 лет назад (с учетом поправки на инфляцию); американцы, окончившие среднюю школу, но не имеющие диплом об окончании вуза, зарабатывают почти на 40% меньше, чем четыре десятка лет назад.
Неравенство доходов в Америке начало расти 30 лет назад одновременно со снижением налогов для богатых людей и упрощением регулирования в финансовом секторе. И это не случайное совпадение. Неравенство еще более усилилось после того, как были снижены инвестиции в нашу инфраструктуру, в системы образования и здравоохранения, а равно и в системы социального обеспечения. Растущее неравенство углубляется, разъев нашу политическую систему и демократическое правление.
Неравенство — это выбор
Валюты, геополитика, недвижимость, финансы… год 2014-й: «большое отступление Америки»
НОВАЯ МЕЖДУНАРОДНАЯ ВАЛЮТНАЯ СИСТЕМА ЖДЁТ ЕВРО
Ситуация на монетарном фронте меняется очень быстро, и все предпринятые до настоящего времени усилия постараются в 2014 году воплотиться в определённую форму. Следующие пять примеров показательны для текущих событий:
- В конце декабря Кувейт, Катар, Бахрейн и Саудовская Аравия запускают свою собственную валюту. На некоторое время она будет «привязана» к доллару, но торговля указанных стран с США становится всё менее существенной. В таком случае, зачем привязывать её к доллару? Просто чтобы США не стали вставлять палки в колёса, в осознании того, что простое политическое решение позволит в ближайшем будущем обратиться к более здравому решению в виде корзины валют, не связанной с американской валютой. Более того, обратите внимание, что пять африканских стран (Кения, Уганда, Танзания, Руанда и Бурунди) тоже договорились об общей валюте…
- Биткоин привлекает к себе жадных, наводя панику на рынки и Центробанки, пытающиеся его регулировать. Даже если его последние движения были в основном вызваны спекуляциями, его успех вскрывает многое в нынешних событиях: недоверие к необеспеченным валютам (в первую очередь к доллару), потребность в валюте, недоступной для «манипуляций» центральных банков – децентрализованной, не находящейся под господством одной страны или образования, бездокументарной… Это первая попытка – не идеальная, с высокой степенью волатильности (из-за небольшого и неизменного объёма производства денег), причём она сталкивается с сопротивлением различных законодателей и поэтому в ближайшем будущем рискует исчезнуть или подвергнуться маргинализации. Тем не менее, характеристики этой виртуальной валюты должны быть учтены в размышлениях о введении нового международного валютного обмена.
- Золото, как мы неоднократно видели, перемещается с Запада на Восток с лихорадочной скоростью, постепенно укрепляя международную легитимность юаня. Даже если нет никаких сомнений в том, что малопригодный к потребностям нашего времени золотой стандарт не увидит света дня, даже если новая международная валютная система, какой бы она ни была, скорее всего, не будет связана с золотом, владение им по-прежнему даёт важный вотум доверия в нынешнем монетарном хаосе.
- Появляются по-настоящему международные (или многополярные) рейтинговые агентства, имея перед собой цель слома монополии англосаксонских агентств. Это событие отнюдь не заурядное, так как эти агентства влияют на рынки, особенно, когда речь идёт об оценке национальных экономик… Конечно, это не прямой монетарный фактор, но он тоже вносит свой вклад в оспаривание гегемонии доллара.
- По использованию для импорта и кредитных платежей юань только что в два раза превзошёл евро и теперь находится на втором месте в мире… весьма символично. Соглашения о свопах, позволяющие вести торговлю в местных валютах, были заключены почти со всеми регионами мира. В результате доля торговли с Китаем, в которой расчёты ведутся за юани, менее, чем за год выросла с 12 до 20 процентов, а общий объём номинируемой в юанях международной торговли должен в 2014 году увеличится на 50 процентов… Захватывающая гонка поражает воображение ещё больше, если принять во внимание, что китайская валюта всё ещё не является свободно конвертируемой, и представляет собой свидетельство крайней привлекательности экономики страны.
Вклады в юанях (голубым цветом, шкала слева) и номинируемая в юанях международная торговля (оранжевым цветом, шкала справа) в Гонконге
Однако если кто и исключает Соединённые Штаты, опирающиеся на благоприятный для них статус-кво, по-настоящему международная система не может быть создана без еврозоны, на долю валюты которой приходится около 30 процентов мировой торговли и валютных резервов – международной валюты номер два, находящейся далеко впереди своих преследователей. Хотя по отношению к доллару евро по-прежнему играет больше вспомогательную, а не альтернативную роль, в частности, своей неспособностью вытеснить собой доллар из своей собственной внешней торговли, что приводит к парадоксу – огромная европейская торговая динамика напрямую служит задаче поддержания устойчивости доллара. Поэтому переключение на многополярную валютную систему по-прежнему, до поры до времени, зависит от решения Евроленда отказаться от доллара и вскочить на подножку уходящего поезда неизбежных и уже происходящих валютных перемен, ведомого в первую очередь Китаем.
Медленно прогрессирующий банковский союз – это возможность укрепить единую валюту и заставить её играть реальную роль, на которую она претендовала, когда её придумали вершители европейской политики другой эпохи; также таковой является благотворное воздействие выборов 2014 года, которое чуть дальше дистанцирует еврозону от ЕС. Конец 2014, или, максимум, 2015 года является, таким образом, той датой, кода евро наконец-то сыграет свою роль в выводе международной валютной системы из долларовой колеи.