Иногда новоприбывшим парни постарше задавали всякие вопросы. Примерно из серии «в жопу дашь или мать продашь?», только безобиднее. С целью развлечься немножко и прощупать, что за фрукт нарисовался.
Особо доставляло то, что почти все новички воспринимали это как важную проверку и старались ответить «правильно».
Например, задаётся вопрос: «Если твоя девушка поставит тебя перед выбором, она или пацаны?»
И 15-16-летние юнцы, у большинства из которых девушек никогда не было, на полном серьёзе отвечали: «Конечно, пацаны — это святое».
Или: «Всех повязали менты, кто-то один должен пойти на зону за всех, твои действия?»
Самый частый ответ: «Возьму всё на себя».
Больше всего любил подобные распросы чувак из среднего возраста по прозвищу Бес.
А главный вопрос его звучал так: «Если на тебя побежит толпа с монтажками, что ты будешь делать?»
Почти все отвечали, что останутся стоять на месте, а кто-то, пытаясь показать себя круче, чем есть, сказал, что ринется в бой.
«Вы чё, ёбнутые?! — начинал орать Бес. — Бежать надо, придурки, съёбываться!»
Интрига в том, что сам Бес напрочь был лишён инстинкта самосохранения, о чём свидетельствовал его лысый череп в шрамах. Однажды такая безбашенность едва не стоила ему жизни, — он бросился с ножом на двадцать человек, вооруженных арматурными прутьями. Потом неделю в реанимации лежал, в башку вроде пластину вставили.
На районе тогда над Бесом посмеивались, — мол, радуйся, что нож в жопу не засунули.
Бес в натуре был бесом. Наверняка он был психически нездоров, ничем иным его агрессивность нельзя объяснить. Например, его перестали звать играть в футбол после того, как он в нескольких играх устраивал драки. Пить с ним тоже было чревато, — после пары рюмок он был готов избить любого прохожего.
У Беса было необычное хобби. Он заманивал знакомых девок в лифт, останавливал его, и приказывал брать в рот. На районе все были наслышаны о его отмороженности, поэтому никто не перечил. После этого девушки слыли бошками, со всеми вытекающими.
Удивительно, но после нескольких прецедентов всё равно находились дурочки, верившие, что Саша на самом деле зовёт их понаблюдать за звёздами с балкона многоэтажки.
Ему много раз говорили, чтоб завязывал беспределить, что либо попадёт однажды, либо свои же отошьют за такие проделки.
На что Бес начинал бычить: «Да вы охуели? За башкастую пацана отшить?!»
Честно говоря, я побаивался его, хотя физически он был слабее (мы боролись как-то в шутку).
Просто никто не знал, что он может выкинуть. Поговаривали, что он порезал собственного отца. По другой версии отец, такой же дурак, порезал сына Сашу. По третьей, — в пьяной драке они порезали друг друга и вроде бы кого-то третьего.
Нетрудно догадаться, что Бес всё же доигрался.
Очередная его жертва не побоялась сашиного предложения глянуть на звёзды, потому что верила — ей ничего не грозит. Потому что её дядя был одним из городских авторитетов, который всю эту районную шушеру за людей не считал.
И Бес знал об этом, тем не менее не только провернул привычную операцию, но и как всегда растрепал об этом.
Через два дня его нашли в том же лифте с железным прутом в глотке.
Обычно на похоронах присутствовал весь район, в этот раз от коллектива было всего двое, которые до последнего считали Беса другом.
Впоследствии про Беса никто не вспоминал. То есть вспоминали, но вслух говорить о нём почему-то было не принято.
И, хотя было понятно, что Бес получил своё, я был потрясён его смертью. Наверно, это первая смерть рядом со мной, которая показала мне, что мир — не такой уж и игрушечный, каким кажется порою.
