47. В апреле этого года [1582], в самом его начале, случилась страшная болезнь, уморившая многих людей в городах и селах, и их смерть порой наступала быстрее, чем проявлялось заболевание. Одни, застигнутые ею, болели лишь двадцать четыре часа, а то и меньше, другие болели два дня и одну ночь, некоторые — две ночи и день, в зависимости от часа, когда их поражала болезнь. Другая болезнь также поражала некоторых людей, которые не умирали, но лишь повреждались в уме, трогались рассудком, становились помешанными, подобно идиотам, лишенным разума и чувств: и днем, и ночью они не могли оставаться на одном месте и не понимали, что делают и что говорят. От этой болезни умирали немногие, но по молитвам своих родственников, друзей и католической Церкви, просившей за них Бога, а также по заступничеству своих святых быстро обретали прежнее здоровье тела и духа.
Чума в Севей-ле-Провен и в Шез-де-Шалостр-ла-Гранд, близ Ножан-сюр-Сен
48. Как только вышеназванные болезни прекратились, заразная болезнь чумы начала проявляться в разных местах, сказываясь на пораженных ею людях; и началась эта болезнь в сем провенском краю вначале с деревень Шез-де-Шалостр-ла-Гранд близ Ножан-сюр-Сен, где умерла почти половина людей. Примерно через неделю, к восьмому дню апреля, болезнь перекинулась в деревню Cетвей в приходе Сент-Коломб, затронув ее очень сильно и немилосердно к великому несчастью жителей этих мест, оказавшихся покинутыми людьми из окрестных городов и сел. И была выставлена стража у ворот Ножана, Бре и Провена с целью помешать местным появляться в этих городах. Но люди из Провена не смогли обеспечить столь надежную охрану своих ворот, чтобы не пустить болезнь в город, по причине алчности некоторых его жителей, каковые первыми поплатились за это своей жизнью, став при этом причиной смерти и ужаса других, поскольку не пожелали открыть свою тайну и заявить о постигшей их болезни.
49. Первым, кого поразила болезнь и смерть, был булочник из Провена по имени Пьер Фаруэ, проживавший в приходе Сент-Айуль, совсем рядом с большими воротами церкви и воротами приората, который примыкает к галерее менял указанного Cент-Айуля. И он сам, и его жена не захотели объявить о постигшей их беде из страха быть покинутыми другими людьми, опасаясь, что их оставят умирать без ухода. И так продолжалось четыре дня, начиная с того момента, как он был заражен, и до его смерти. В течение этих дней он не прекращал посещать других людей, ходить в церковь, пить из общественных фонтанов днем и ночью из-за сильной жажды и оправдываясь тем, что он якобы страдает от боли, потому что решил переставить в погребе тридцативедерную бочку без всякой посторонней помощи. Говорил, что боль возникла у него в животе и почках именно по этой причине, и, по его словам, ничто не мешает тому, чтобы общаться с ним, пить и есть с ним вместе и посещать его дом. И он продолжал выходить из дома до самого часа своей кончины, однако за два дня до смерти помешался рассудком, не понимая, что говорит, и, хотя он по-прежнему выходил из дома, все думали, что он заболел чем-то наподобие той болезни, от которой, как мы прежде говорили, трогались рассудком, но выздоравливали.
50. Он умер на девятый день мая, одетый и обутый, без какого-либо покрывала, на руках у священника, которого позвал, чтобы исповедоваться.
Этот человек был болен заразной болезнью, скрываемой его женой, и его болезнь объяснялась ею якобы тем, что он один ворочал тридцативедерную бочку в погребе и порвал себе вены, так что, по ее словам, день или два до смерти он мочился лишь кровью. Он был достойным образом похоронен на кладбище Сент-Айуль при большом стечении родственников, соседей, булочников и прочих, которые отнесли его тело и в церковь, и в могилу в сопровождении священников прихода Сент-Айуль и монахов обителей кордельеров и якобинцев. Поскольку детей у него не было, то служба в церкви была организована племянниками, его наследниками. Они же составили опись имущества при помощи королевского нотариуса, королевского сержанта, оценщика и нескольких свидетелей, среди которых были, например, кюре, викарий указанной церкви, священники, приписанные к Сент-Айуль, за исключением клириков указанной церкви по имени Клод Атон и Огюстен Пеле, священников, помогавших в этой церкви. По завершении дел никто не отказался от еды и выпивки в доме, полагая, что нет никакой опасности заразиться в этом жилище умершего.
51. Причиной того, что священники Атон и Пеле не пошли вместе с другими священниками и родственниками умершего в его дом, было подозрение, что они могут там заразиться, поскольку знали указанного Фаруэ как прощелыгу (adventureux), всюду ищущего свою выгоду, и еще потому, что о нем уже ходил слух, что еще до праздника святого Георгия он ходил продавать облатки в приход Шалостр-ла-Гранд и что в деревне Шез указанного прихода Шалостр он побывал в доме, где жители, умершие от заразы, остались должны ему денег. Их пожитками он нагрузил свой сундук и увез его в Провен. Несмотря на это, все прочие люди не переставали посещать его дом, его ферму и его наследников вплоть до того момента, как через десять дней заболела его жена, умершая на пятый день своей болезни, т.е. через две недели после смерти мужа.
Советник Баранжон, пораженный чумой и умерший в своем доме в Провене
52. Тем временем на двадцатый день мая заразная болезнь поразила советника указанного Провена, молодого человека возраста 28 лет, по имени мэтр [...] Баранжон, сын элю Баранжона, по прозвищу Хромой элю. И у него заражение было обнаружено из-за жара и чумных абсцессов, возникших на теле, как заключили медик мэтр Жан Сольсуа и хирург Николя Дури, проживающие в указанном Провене. За то, чтобы ухаживать за указанным Баранжоном, лечить его и врачевать, указанные хирург и медик получили каждый по 20 экю платы еще до того, как соизволили им заняться, хотя он уже несколько дней как заболел, затем во время болезни они посетили его.
53. В том и заключалось скудное милосердие братьев в гугенотской религии, к каковым и ранее, и теперь относился указанный Дури, — соблаговолить помочь своему брату во Христе, но только за хорошие деньги. Пациент, который по желанию своего отца и за счет его средств был с юных лет вскормлен и прошел катехизацию в Женеве, казалось, был возвращен в лоно католической церкви, как и указанный медик Сольсуа, так как они посещали католические храмы, слушали святую мессу, присутствовали на божественной службе и внешне старались показать, что они добрые христиане-католики. А указанный Дури и этого не делал, и, после того как несколько раз покидал католическую Церковь, он в конце концов порвал с ней окончательно: упрямец вернулся к гугенотской ереси, которую открыто и исповедовал. Вот почему я называю их братьями во Христе, всех этих еретиков — лютеран, кальвинистов, гугенотов во Франции, каковые с самого начала именно так себя и называли.
54. И все же они не спасли жизнь этому Баранжону за его деньги, ибо в двадцать второй день того же месяца мая он умер и был похоронен в своем саду несколькими женщинами и слугами, проживавшими у него, теми, кто ухаживал за ним в его болезни и у кого не было сил снести его на приходское кладбище Сен-Пьер, хотя оно и находилось совсем рядом. Смерть и заражение этого человека больше напугали жителей города, чем смерть Фаруэ, тем более что самые богатые в большинстве своем навещали его, когда он уже заболел, но признаки заражения еще не проявлялись. Как только он умер, его жена, чьей матерью была жена Жана Руа-младшего, письмоводителя Провена, была забрана из этого дома своей матерью и указанным Жаном Руа, ее отвели в дом, где жила бедная женщина по прозвищу Кормилица, которая уже на протяжении нескольких лет ухаживала за чумными больными как в Сансе, Бре и Провене, так и в других местах; ее дом находился в Гарла, где некоторое время она ожидала, пока правители города примут какие-нибудь меры, чтобы помочь пораженным болезнью больным.
55. Адвокат по имени Ренар, родом из Сезана, и его жена, приходившаяся сестрой упомянутому Баранжону, проживавшие в доме покойного элю Баранжона, их отца, и все время общавшиеся с больным, отправились за город в принадлежащее им имение, называемое Фаро, что в окрестностях Банно, где они пробыли десять дней и где сестра покойного, жена помянутого Ренара, умерла от этой же болезни. Многие другие богатые люди, навещавшие советника Баранжона, теперь покинули дома в Провене и отправились на свои фермы в деревнях, чтобы дышать там воздухом, который они считали свежим.
56. Удивлялись, где Баранжон подцепил эту заразу, учитывая, что он не покидал ни своего дома, ни города. Одни говорили, что он якобы побывал в Мелёне, на похоронах умершей там вдовы покойного Этьена Бурдье, при жизни бывшего лейтенантом по уголовным делам в Провене. Но это вряд ли возможно. Другие же говорили, что его дом был заражен неким человеком из прихода Шалостр-ла-Гранд, его виноградарем, принесшим Баранжону свою плату, что мне кажется более правдоподобным.
57. Через три дня после смерти Баранжона умерла жена названного Пьера Фаруэ. Она умерла в своем доме, покинутая всеми, за исключением Пьера Бройона-старшего и его жены, сестры Фаруэ. Умершая была осмотрена лишь издали медиками и хирургами, не захотевшими к ней слишком близко приближаться, и для этого она была вынесена мертвой из дома прямо на улицу. И осмотрев ее совсем голой со всех сторон, спереди и сзади, они заметили фистулы на бедрах и чреслах, что они и назвали признаками заражения, и, не сказав ничего другого собравшейся по меньшей мере сотне людей, приказали, чтобы ее поскорее похоронили, что и было сделано. На следующий день той же болезнью оказались поражены два наследника покойной Фаруэ, а также Эдме Дедуаен по прозвищу Бурлье, ее сосед, — все умерли. Почти все наследники Фаруэ, числом девять человек, были заражены этой болезнью, и трое из них умерли в течение недели.
58. За десять дней зараза распространилась по всему Провену, так что сильно зараженными оказались по меньшей мере шесть домов и даже приорат Сент-Айуль, в котором от этой болезни умер брат Аньян Мартен, кантор указанного приората.
59. Власти города, увидев общую опасность, со всей поспешностью стали запасаться необходимыми вещами для ухода за больными, как уже заболевшими, так и теми, чья болезнь воспоследует. И сделали так, чтобы выплатить Николя Дури, вышеупомянутому хирургу и цирюльнику, 60 экю в месяц, и был составлен контракт на эту сумму между ним и властями города, чтобы он оказывал услуги, а город выплачивал бы деньги. После того как соглашение было заключено и контракт подписан, Дури отказался посещать и лечить больных этой заразной болезнью, пока власти не выделят ему в помощь еще одного мэтра-цирюльника, что они вынуждены были сделать за такие же деньги. И ему отрядили мэтра [...]Табю, проживавшего в Замке, и вынудили его [согласиться]по суду. Но и после этого Дури не захотел идти туда, где находились больные, хотя он и его компаньон получили деньги за два месяца, в конце которых они рассчитывали получить столько же, что на каждого составило бы по 120 экю, причем за эту сумму они собирались служить городу не дольше трех месяцев. Стоит согласиться со словами этого милосердного гугенота, похвалявшегося тем, что он сделает наименьшее из того, что сможет, для больных, которым суждено заболеть этой болезнью.
60. Во время его препирательства с властями города случилось так, что монах из приората Сент-Айуль был поражен тем же недугом. Увидев у себя признаки болезни и прослышав, что Дури нанят для лечения больных, он отправился к его дому в пятницу накануне Пятидесятницы, первого июня, чтобы рассказать, какая беда с ним приключилась, и просить об уходе и лечении в том месте, где тот соизволит находиться. Но услыхав его речи, Дури стал смеяться над ним, сказав ему следующее: «Идите, месье, идите петь вашу мессу и запаситесь соломой и сеном, коли у вас этого пока недостаточно, для питания и ухода за вашими жеребчиками (poullains)». И не получив иного ответа, монах скончался в маленькой сторожке в саду приората Сент-Айуль в следующий понедельник, четвертого июня. Этим был весьма опозорен гугенот Дури, вызвав всеобщее презрение. Но на упреки он отвечал, что хотел бы, чтобы со всеми монахами, священниками и папистами Провена, т.е. с католиками, случилось то же, что и с этим монахом.
Смерть мэтра Николя Дури, лейтенанта цирюльников и хирургов Провена
61. Все же, получив деньги от города за два месяца, отправился он со своим компаньоном в те места, где уже было несколько больных, ожидавших милосердия Божия и помощи от этого добродетельного гугенота. Но он ими не занимался и десяти дней, а заплатили ему той же монетой, и получил он столько жеребчиков, сколько, по его словам, имел монах. За оскорбление, нанесенное монаху указанным Дури, Бог послал возмездие и не разрешил ему жить дольше, дабы он умер смертью, подобно монаху и прочим людям, которым он не захотел протянуть руку помощи. Дури, как только заболел, не мог принять никаких лекарств и снадобий, которые составлял и приготовлял ему медик, его брат во Христе и в религии, и болезнь становилась все хуже и хуже, таким образом умер гугенот, упорствующий в своей ложной религии, на двадцатый или двадцать первый день [июня]того же года. Его тело в разных местах имело восемь шишек и очагов пестиленции, наименее излечимых из всех возможных, как их описал его компаньон Табю. Смерть этого несчастного и к тому же презренного человека вызвала радость всех жителей Провена, поскольку город очистился смертью столь упорствующего открытого гугенота. Ибо Провен имел лишь одного такого гугенота, как он, совсем переставшего ходить с католиками на богослужение в церкви и получать таинства, как все католики. И сочли в Провене, что его смерть в большей степени, чем все прочие, явилась карой Господней, особенно если учесть, что опыт, которым он обладал, был достаточен для того, чтобы уберечься от заразной болезни.
62. После смерти этого Дури чумная зараза в Провене быстро прекратилась, продлившись чуть более двух месяцев. Горожане решили, что они расквитались с ней, и отпустили цирюльника Табю после того, как он отслужил свои три месяца, в течение которых, слава Богу, заболевших и умерших не набралось и дюжины. Город был бы в еще лучшем состоянии, если бы не корыстолюбие некоторых жителей: в силу своей алчности и стремления к наживе, воспользовавшись хорошими ценами, они торговали с жителями деревень Сетвей, Куртон в приходе Сен-Лу, Сессуа, прихода Мон в Монтуа, Монтро-Фот-Йон и других местах, где была распространена эта болезнь.
Два цирюльника, назначенные лечить больных чумой, умерли, ухаживая за больными
63. По этой причине зараза в Провене возобновилась к середине августа и не утихала вплоть до февраля следующего года как в городе, так и в замке. Всего умерло от этой болезни до двухсот десяти человек. Среди них были мэтр Жан Николя и Пьер [...], хирурги и цирюльники. Николя был из города Провена, Пьер [...]— из бурга Нанжи, каковой прибыл в Провен, надеясь подзаработать. Каждому из них город выдал по 50 экю в месяц на двухмесячный срок, что составляло по 100 экю на двоих ежемесячно. Этот Жан Николя показал себя довольно плохо в своей должности и проявлял мало милосердия по отношению к больным: о нем рассказывали, что он не хотел ни лечить, ни ухаживать, если ему не платили денег, причем весьма щедро.
Он был обвинен в вымогательстве, и дело бы обернулось для него скверно, если бы смерть не освободила его от преследования, так как городские власти имели желание наказать его по суду, убедив судей в вымогательстве с его стороны. Он был скорее высокомерен, чем опытен, и столь же жаден, сколь и честолюбив. Да простит его Бог! Его компаньон мэтр Пьер, прибывший из Нанжи, некоторое время пребывал в одиночестве, ожидая, что мэтры-цирюльники изберут кого-нибудь, чтобы отрядить ему в помощь.
64. И был ими избран мэтр Жан Лелонг из указанного Провена, каковой, желая уклониться от этого, отправился в Париж, нашел там человека, привез с собой и представил его городским властям, и те наняли его за ту же плату, что получали покойные. И звался он мэтр Жак [...], молодой холостяк, как говорят, в возрасте 24–25 лет, у которого не было такого опыта работы с больными, как у мэтра Пьера из Нанжи, который вскоре умер, оставив его в одиночестве.
65. Мэтр Жак выказывал расположение и учтивость ко всем людям, как к больным, так и к здоровым, и о нем пошла хорошая молва и добрая слава в Провене. Его очень ценили за его искусство. Он давал советы больным, которые имели возможность оставаться в своих домах, чтобы не отправляться в специально отведенные места, где находились прочие больные, говоря, что воздух там слишком отравлен, что было правдой. И по велению сердца он ежедневно ходил дважды в день, посещал и лечил больных на дому и довольствовался лишь благодарностью тех, о ком всячески заботился. И почти месяц он работал один, без компаньона или мэтра того же статуса и не просил бы никого в помощь, если бы сам не заболел, но, по милости Господней и по молитвам всех провенцев, быстро вылечился и к нему вернулось здоровье. Цирюльник-хирург из Мо, явившийся в Провен, был дан ему в коадъюторы за счет города, который, впрочем, невысоко оценил его труды, так как по милости Божьей болезнь завершилась так же внезапно, как и началась.
Талья на жителей Провена для покрытия расходов по причине чумы
66. Чтобы покрыть расходы, которые требовались по причине заразы, с разрешения короля, полученного прокурором и эшевенами Провена, на жителей города была наложена талья. Эта талья была разверстана на всех — как на освобожденных, так и на не освобожденных от налогов, включая людей церкви, в целом, а не по отдельности, кроме тех, чье имущество располагалось за пределами территории общины [Провена], таких, например, как аббат монастыря Сен-Жак, приоры Сент-Айуля, Сент-Круа и Сурдена, каждого из которых обложили по отдельности, поскольку они имели бенефиции вне общины. На остальных людей церкви разверстка была общей, а не по отдельности, т.е. каноники церквей Провена платили в зависимости от оценки доходов каждого капитула. Капитул Нотр-Дам-дю-Валь был обложен в 40 экю и более, капитул Сен-Кириак — в 50 экю и более, капитул Сен-Николя — от 12 до 15 экю, капелланы Сен-Блеза — от шести до семи экю, община капелланов Нотр-Дам-дю-Валь — в пять экю, община капелланов Сен-Кириака — в пять и две трети экю, кюре и клирики, приписанные к приходам в общем порядке, были обложены в каждом приходе суммой по 100 турских су.
67. И были вышеназванные оценки сделаны сборщиками тальи по каждому приходу Провена, раскладывавшими обычную годовую талью по королевскому поручению. Люди церкви не захотели избирать никого из своей среды, чтобы выполнить разверстку взносов, сделанных ими в общем порядке, что составляло пятую часть от той тысячи экю, до которой доходил размер тальи, наложенный на городскую корпорацию, простолюдинов и обывателей. Аббат Сен-Жака хотел опротестовать размер своей квоты в 50 или 60 ливров, как и Жирар Жамвье, буржуа города, который также был разверстан платить 50 экю. Но в итоге, увидев, что эти деньги идут на благочестивые нужды и благотворительность, выплатили свои квоты.
Число умерших в Сетвейе от заразной чумной болезни
68. Описанная зараза бушевала в Провене до февраля 1583 г., прежде чем полностью уняться, хотя уже с первого дня ноября до февраля следующего года людей умирало немного. Жителям Сетвейя, прихода Сент-Коломб-Ле-Провен, не удалось так хорошо расквитаться с этой болезнью, как жителям Провена, ибо как в Верхнем, так и в Нижнем Сетвейе начиная с апреля вплоть до праздника святого Андрея умерли 160 человек старых и малых и лишь 45 человек в Сетвейе не погибли. Из заразившихся во время эпидемии выжить там удалось по большей части женщинам, а не мужчинам. У них не было ни цирюльников, ни хирургов, чтобы оказать помощь, так что они лечились сами, как могли.
69. Некоторые вверяли себя рукам и милосердию женщины, которая была родом из прихода Гуэ, по имени Марион Полеве и по присвоенному ей прозвищу Кормилица, каковая помогала так, как понимала по собственному разумению, и некоторых вылечила. Она давно имела некоторый опыт в обхождении с этой заразной болезнью, поскольку за несколько лет до того ей поручали ухаживать за больными подобной же хворью в Сансе, Бре и Провене, где она обучилась способам, чтобы противостоять этой болезни. Она бралась врачевать приходивших к ней больных, изготавливала для них мази и накладывала на язвы, которые прокалывала ланцетами, иглами и прочими металлическими инструментами. И эта женщина избегла опасности, никакая болезнь не причинила ей вреда. Она была бедна земным имуществом и якобы имела пятно на своей чести, но это не помешало ей найти счастье в браке и выйти замуж за сукновала Шастеро, за которым она ухаживала во время этой болезни, и потом завести с ним хорошее хозяйство. Она в прошлые годы помогала больным той же болезнью в городе Провене, как это делали еще две местные дамы в этом году. Но из-за плохого с ней обращения и не получив оплаты, она не захотела помогать тем, кто тогда же болел в Провене.
70. Кюре местечка Сетвей-э-Сент-Коломб, который был из пикардийцев и звался мэтр Бризебар, проживавший в этом же приходе, видя, что болезнь продолжается, договорился с мэтром Жеромом Сажо, священником того же прихода, чтобы тот вел службы в церкви и окормлял прихожан, а сам укрылся в Париже, откуда он был родом и где имел пребенду в церкви Сент-Оппортюн; с тех пор он никогда не возвращался туда, где являлся кюре. В компенсацию он принял капеллу, которую ему передал Антуан Нанно, каноник церкви Сен-Кириак. Указанный мэтр Жером Сажо, викарий, узнав, что кюре Бризебар, от которого он получил обязанности кюре, уже передал это свое место, решил покинуть сей приход. Но он не мог этого сделать, поскольку Нанно, новый кюре, не хотел вступать во владение во время заразы и отрицал, что он там служит. Вот почему Сажо продолжал службы в этом приходе, и он, набравшись смелости и надежды на Бога, сам не заболел, исповедовал всех, кто был заражен, — как тех, кто позже умер, так и тех, кто выжил. За это его повсюду расхваливали. Он нес службу кюре до февраля следующего года, после чего отправился в путешествие в Иерусалим с другими провенскими клириками, о чем мы расскажем под следующим годом.
Виноградники остаются неубранными в Сетвейе и в Сессуа, приходе Мон в Монтуа
71. В Сетвейе бедствие, вызванное этой заразной болезнью, было столь велико, что хороший урожай, который дали виноградники, оставался почти несобранным в этом приходе, равно как и в деревне Сессуа, приходе Мон в Монтуа-Ле-Доннмари, где эта болезнь была такой же или еще сильнее, чем в Сетвейе.
«Анатомия власти: государи и подданные в Европе в Средние века и Новое время».
Изд. дом Высшей школы экономики, 2021