РЕФОРМА ВОСПИТАНИЯ ДЕТЕЙ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ РЕФОРМА
Главной мыслью моих психоисторических работ за последние два десятилетия было то, что реформа воспитания детей всегда предшествует политической реформе.
Россия дает особенно драматичные примеры, доказывающие этот тезис. Политические кошмары царской и сталинской России были точным воспроизведением кошмаров традиционного русского детства. Широко распространенные детоубийство, жестокие побои и другие формы физического насилия над детьми становились моделью психологического насилия со стороны Кремля, КГБ и ГУЛАГа. А черты, которые Натан Лейте называет традиционными для русского характера — страх независимости, перепады настроения, потребность во внешнем контроле являются результатом длительного периода пеленания, эмоциональной заброшенности и холодности со стороны родителей, что было широко распространено до недавнего времени. Как спеленутые дети плачут, когда их освобождают от бандажа, настолько непривычно такое состояние — так же точно и взрослые, которые физически и эмоционально были спеленуты как дети, требуют возврата тоталитарных оков прежней политической системы.
КОШМАРЫ ТРАДИЦИОННОГО РУССКОГО ДЕТСТВА
Традиции воспитания детей в России во многих отношениях сближают ее скорее с Индией и другими восточными странами, чем с Западом. Например, в девятнадцатом веке в России еще были широко распространены детоубийство и детские свадьбы. Мало того, что большинство девочек выходило замуж и имело сексуальный опыт до половой зрелости — отцы часто вступали в половые сношения с новобрачными сыновей. Как сообщал в девятнадцатом веке один путешественник:
«В деревнях отцы очень рано женят сыновей на расцветающих девушках, а затем посылают юношу в Москву или Санкт-Петербург искать работу... Через несколько лет сын возвращается домой и обнаруживает, что является номинальным отцом нескольких детей, отпрысков собственного родителя, который считал своим долгом замещать мужа молодой жены. И так по всей России...» Длительное тугое пеленание (состоящее в перевязывании ребенка в несколько слоев на протяжении всего первого года жизни) в России сошло на нет всего несколько десятилетий назад. В Западной Европе этот обычай прекратил существование уже в восемнадцатом — девятнадцатом веках. Русских детей туго связывали и превращали в пропитанные экскрементами колбаски, чтобы они «не выцарапали себе глаза». А чтобы дети не плакали, им постоянно затыкали рты грязными тряпками, часто так далеко пропихивая их в горло, что ребенок задыхался.
Даже среди образованных людей считалось нормальным бить детей кнутом ради «искоренения зла и возделывания добродетели». Как советовала традиционная настольная семейная книга «Домострой»: «Наносите ему побольше ран, и в будущем не пожалеете... ломайте ему ребра, пока еще не вырос, а иначе он окрепнет и перестанет вас слушаться». Даже дочерей зачастую лупили безжалостно: «Беспрекословное повиновение и жесткая дисциплина — таков был девиз нашего отца»,- писала одна женщина-революционер. Кнут настолько часто применяли к детям и женам, что его зачастую дарили мужу в свадебной церемонии.
Родители, проявлявшие к своим детям эмпатию, считались грешными. Когда одна расстроенная мать взяла своего больного ребенка от груди няньки и стала баюкать сама, тут же последовало предупреждение родственницы: «Такая чрезмерная любовь — преступление против Бога. и Он обязательно за это накажет». Те родители, которые не били детей и даже довольно хорошо с ними обращались, считались чудаковатыми. В начале девятнадцатого века Григория Белинского, который не бил детей, описывали как «единственного отца в городе, понимавшего, что при воспитании детей нет необходимости обращаться с ними, как со скотом».
Родители обычно холодно и без эмпатии относились к потребностям детей. На первые годы жизни дворянских детей, как правило, отправляли к кормилицам в крестьянские семьи, а по возвращении домой отдавали на попечение слуг. «Дети прикладывались к руке родителей по утрам, благодарили их за обед и ужин, спрашивали разрешения пойти спать по вечерам», — вспоминала одна женщина. Даже когда детей не били, им все равно навязывали жесткую дисциплину. «Мы боялись [отца] больше огня», — вспоминала другая. «Одного взгляда, холодного и пронзительного, хватало, чтобы мы затрепетали». «В отношениях между родителями и детьми царил дух рабства...» — кратко подвел итог традиционному российскому воспитанию Костомаров.