Разговоры запросто

Когда состарюсь — издам книжонку

Привычка говорить с людьми во время странствий у меня осталась с прежних времён. С тех, когда, агитируя за Беларусь синеокую™, я носился по стране, как осенний листок, с ненаглядной певуньей в стогу ночевал. И процесс извлечения  информации из незнакомых собеседников для меня проще даже, чем похищение куска хлеба у слепого.

Sine qua non откровенного разговора с простым белорусом: простой белорус воспринимает человека из газеты или с телевидения/радио как агента власти. В смысле – интуитивно добра не ждёт. Впрочем, точно также простой белорус относится и к полевым социологам, изредка донимающим его в рамках различных исследований. Если начать задавать прямые вопросы простому белорусу, то никакого толку не будет. Ты его не вскроешь.

Надо выстраивать беседу сократически. Так, чтобы вопросы простой белорус начал задавать тебе. Раз уж он перед собой видит агента власти, дай ему возможность кинуть в лицо тебе, как «агенту власти», свои предъявы. И тогда дело пойдёт на лад. Проще говоря, если простого белоруса в лоб спросить про зарплату и житьё-бытьё, он уйдёт от ответа. А вот если дать ему возможность посетовать и паенчыць, то уже через три минуты простой белорус сам спросит у тебя, как ему прожить на 300 рублей в месяц.

А ещё перед тем, как задать  вопрос власти (в твоём лице), простой белорус сам объяснит тебе суть проблемы, расскажет про все обиды и утеснения. И даст развёрнутую, в цветах и красках, картину экономического положения в рамках конкретных завода/колхоза/конторы, района и страны.

В ходе моих импровизированных этноэкспедиций по нынешней Беларуси люди частенько ведут со мной разговоры запросто. Рисуют, говоря словами классика, объективную реальность, данную простому белорусу в повседневных ощущениях.

Объективная реальность простого белоруса основана на следующих факторах:

— зарплата;

— цены;

— пенсия;

— коммуналка.

В эти несколько дней собеседники мои были крестьяне, par excellence. Я всего лишь обобщаю и структурирую услышанное, отжимаю воду. Итак...

Зарплата. Крестьяне сошлись во мнениях, что зарплата большинства из них в 300-350 рублей ($150-175) – это не очень хорошо, но деваться некуда. А вот на зарплату 400-500 рублей ($200-250) уже и «жить можно». А где возьмёшь?

Здесь надобно отметить, что за триста рублей ($150) современный белорусский крестьянин работает по 10-14 часов в сутки. Не по причине потогонного распорядка в колхозе, вовсе нет. А потому что надо ещё после рабочего дня потрудиться в своём приусадебном хозяйстве. Хотя бы для того, чтобы нормально питаться и кормить имеющуюся животину (о ней позже). А ещё надо засылать свиные плечи и бульбу/сало в город, внукам-айтишникам и детям, белорусским интеллектуалам в первом поколении. При упоминании зарплаты в 1000 рублей (500 долларов) крестьяне начинают смотреть на тебя как на «ёлупня нейкага», и разговор дальше не клеится.

Цены. Тут всё понятно. Цены в сельмагах крестьянам не нравятся категорически. И, несмотря на вполне себе современный набор товаров на полках, список покупок не меняется с прошлого века. Крестьянская продуктовая корзинка: хлеб, сахар, мука, дешёвые конфеты/печенье, дешёвое спиртное, чай, бакалея, селёдка/килька/рыбные консервы, варёная колбаса, субпродукты, постное масло, крупы, уксус, макароны.

В деревне не едят свежего мяса каждый день. Разве когда забьют свинью. Молочные, кстати, изделия тоже покупают, сыр, масло. Чисто гипотетически в 150 долларов в месяц можно уложиться. Да вот только укладываются не все. Непременная тетрадочка, куда заносят должников, есть в каждой сельской торговой точке. В белорусской деревне это основная форма потребительского кредитования в том, что касаемо продуктов. Из одежды покупается только самое необходимое.

Пенсия. Пенсия 150-170 рублей или $5-6 в день[1]. Приносят регулярно. Но работать надо и на пенсии. Иначе не хватит на сельпо и оплату коммуналки, и прочих «поборов», как называют в деревнях неимоверно расплодившиеся неналоговые платежи в пользу государства.

Сегодня взаимоотношения пенсионеров и державы укладываются в яркую формулировку «яны тамака ждуць-не даждуцца, калi мы усе ўжо памром тутака».

Про скорое очередное повышение пенсионного возраста крестьяне говорят очень скверно. И лучше не давать крестьянам об этом заводить с тобой беседу, потому что большинство мужиков на селе до белорусской пенсии не доживают. Во всяком случае, встретить в нынешней деревне деда годов шестидесяти пяти-семидесяти – большая удача, на уровне находки живого мамонта или шерстистого носорога.

Коммуналка. Коммунальные платежи (страховые платежи селяне также считают «коммуналкой») в деревне, как и в городе, натурально, тема очень больная. Ничто так не озлобляет людей, как неумолимый, словно раковая опухоль, быстрый и необъяснимый рост цен на коммунальные услуги. Злоба эта порождается тем, что никаких объективных причин для роста коммуналки крестьяне не видят. Денег у них коммуналка отнимает всё больше и больше, но взамен сельский житель не получает ничего осязаемого. Из новшеств – в деревнях поснимали ручки с водонапорных колонок. Воду теперь просто так не наберёшь. Есть колодцы, само собой. Но колодцы далеко не у каждого, да и пересыхают они, заиливаются, требуют обслуживания. Крестьянин не понимает: как это он живёт при воде и без воды? А помыться? А постирать? А скотину напоить? Молчит. Не даёт ответа. А злоба лежит пока под спудом.

С факторами я вам, вроде, внятно изложил. Обобщил и систематизировал высказанные мне людьми печали и сетования, понял их заботы.

Теперь про скотину. Это разговор отдельный. Свиней люди ещё так-сяк держат. С коровами дело хуже. Городскому не понять (а я и не пытался), сколько усилий требуется для содержания одной коровы. Летом выпас, если он есть. Зимой надо трижды в сутки задавать скотине корм, убирать, следить за теплом в хлеву. Вода, о которой я уже говорил, сено, комбикорм, ветеринар (коровы болеют, лейкоз, туберкулёз, всё надо профилактировать), и постоянный ручной труд.

В городе молоко продают вам по 1,8-2 рубля. А закупочная цена за килограмм молока, по которой рассчитываются с деревенскими молокосдатчиками – 40 белорусских копеек (двадцать центов). Кстати, в России закупочная цена на молоко выше в полтора раза. Так что для переработчиков белорусские деревенские пенсионерки — это Клондайк. Эльдорадо. А что остаётся семье или бабке, которая держит корову, я вам сейчас посчитаю.

В год хозяйская корова даёт, в среднем, около 4500 килограммов молока. Это ещё очень даже хорошо. От сдачи этого молока наша крестьянская бабушка может получить, опять же, в среднем, до 160 рублей ($80) в месяц (это по потолку, это суперкруто). Отнимите затраты на содержание (см. выше), и что у неё в сухом подойнике?

В итоге пенсионерка, что держит корову, с учётом чистого заработка со скотинки может с напрягом выйти на уровень всё тех же 250 рублей вместе с пенсией. А рабочий день у сельской старушки при корове всё тот же, 12 часов. В общем, поголовье частновладельческого коровьего стада сокращается неумолимо. Одновременно с выбытием из жизни старого сельского населения. Не в корову корм, как говорится. Вот и мелькают то там, то сям вдоль дорог выморочные хаты и хутора. И уже вы в деревне редко где услышите, как гонят утром и вечером стадо.

Если говорить о бытовой стороне деревенской жизни, то поселяне не слишком жалуются. Автолавки приезжают туда, куда им положено. Дороги поддерживаются в проезжем состоянии, ходят и автобусы между деревнями. На зиму помогают дровами, брикетом, не бесплатно. Из леса пока не гоняют, можно собирать грибы и ягоды. Сейчас сезон ландышей, сидят возле дорог с букетиками. Осенью вынесут продукты с огорода, закатки. Крестьяне обожают живые деньги, наличные. Минимальная медицинская помощь доступна, собес наведывается, почта приходит, газеты приносят.

По деревням выписывают местную газету, обычно. На центральные газеты либо стараются не тратиться, либо берут подписку вскладчину, абы отвязались «начальники». Наличие в газете телепрограммы – обязательное условие. Телевидение – окно в мир. «Тарелка» никому в деревне уже не в диковину.

— Что смотрите? – спрашиваю.

— Россию смотрим, Польшу, — отвечают.

— А наше-то смотрите? – уточняю.

— Ай, Саша, тамака балбатня нейкая, — говорят мне поселяне.

(Последует)

[1] Два доллара в день – уровень абсолютной бедности по оценке Всемирного банка.