Вот счёт жертв новейшего геополитического землетрясения, потрясающего Запад: Социалистическая партия Франции приказала долго жить. Традиционные правые — в коме. Тех, кого принято называть левыми радикалами, живы и ещё дёргаются.
И всё же то, что якобы должно было стать потрясающей новостью, не такое уж потрясение. Чем больше вещей поворачивается к изменениям (во что мы можем верить), тем больше они остаются неизменными. Привыкайте к новой нормальности: рециклированная «система» — как в Эммануэле Макроне — против «народа» — как в Национальном фронте Марин Ле Пен, в битве 7 мая за французское президентство.
Хоть такой итог был и предсказуем, он всё же важен. Ле Пен, перекрещённая в «Марин», вышла во второй тур голосования, несмотря на посредственную кампанию.
Она, в сущности, вновь собрала — но не расширила — свою избирательную базу. В «Эйше Таймс» я утверждал, что Макрон всего лишь искусственный продукт, тщательно упакованная голограмма, предназначенная для продажи иллюзии.
Только крайне наивный человек может верить, что Макрон воплощение перемен, когда он — кандидат от ЕС, НАТО, финансовых рынков, клинтоновско-обамовской машины, французского истэблишмента, разнообразных бизнес-олигархов и шести ведущих французских медиа-групп.
Что же касается глупости блэрообразных левых, то сейчас она единственная в своём роде.
Жан-Люк Меланшон, одомашненный крайне левый Непокорённой Франции, сумел сравняться с католическим правым Франсуа Фийоном на финальном этапе. Всё же пресный кандидат социалистов, Бенуа Амон, лишил Меланшона шанса выйти во второй тур.
Что до Марин, то она потеряла почти 4% при окончательном подведении итогов. Имей Фийон ещё одну неделю кампании, то, несмотря на «Пенелопагейт», он смог бы сравняться с Марин.
У Марин есть только один очень слабый шанс 7 мая. Она будет лихорадочно колесить по «глубокой Франции», чтобы превратить второй тур в дебаты о французской идентичности и столкновение националистов, патриотов и сторонников суверенитета с про-еэсовскими глобалистами и горожанами, практикующими «текучую современность».
Итак, чего же они хотят?
«Фронтисты» готовы разорвать на куски неолиберальную программу Эммануэля Клинтон, что очень хорошо сыграет в сельской Франции и может даже принести небольшое количество голосов недовольных сторонников Меланшона.
В отличие от Фийона и Амона, он не призывал своих сторонников проголосовать за Макрона. Недовольных, голосовавших за Фийона, тоже можно склонить на сторону Марин — учитывая, что Фийон внутренне был против того, кого он назвал «Эммануэлем Олландом».
Коротко об обещаниях, по порядку. В двух словах: Марин выступает за социальную модель, которая «поддерживает французский народ», Макрон предлагает неопределённые «глубокие реформы».
План Макрона по экономии 60 миллиардов евро государственных расходов означает увольнение 120 тысяч служащих государственных учреждений; это проверенный рецепт для сценария «увидимся на баррикадах».
Марин говорит только, что она хочет сократить дефицит государственного бюджета — намереваясь сократить государственную медицинскую помощь, взнос Франции в ЕС и уклонение от уплаты налогов.
Ни тот, ни другая не хотят повышения минимальной заработной платы и налога на добавленную стоимость. Оба хотят уменьшить налоговое бремя на компании, и оба хотят бороться с «уберизацией» рабочих мест, в поддержку французских компаний (Марин) и европейских компаний (Макрон).
Абсолютный приоритет Марин — сокращение помощи понаехавшим и восстановление «покупательной силы», особенно для пенсионеров и низкооплачиваемых работников. Она не говорит ничего определённого про безработицу.
«Глубокие реформы» Макрона сосредоточены на пособиях по безработице и пенсиях. Он горячий поборник всеобщей защиты от безработицы, управляемой государством. Охвачены будут все, включая и уволенных. Марин и Макрон сходятся в одном пункте: повышение компенсирования дорогостоящих выплат по болезни.
Европа — в центре битвы Марин и Макрона; тот самый «Фрексит» против «нового европейского проекта».
В Брюсселе все «голосуют» за Макрона, поскольку он предлагает бюджет для еврозоны, назначаемый парламент и назначаемого министра финансов. Короче, Брюссель на стероидах.
«Фрексит» Марин должен быть решён на референдуме — прямое следствие сдвигом «фронтовиков» на теме иммиграции. Марин хочет сократить легальный приём иммигрантов до 10 тысяч человек в год (сейчас это 200 тысяч человек), ввести налог на иностранную рабочую силу и остановить социальную помощь. Настроенный про-иммигрантски Макрон, напротив, нацелен на то, что он называет открытой Францией, «верной своим ценностям».
Во внешней политике всё вертится вокруг России. Марин хочет «стратегического восстановления связей» с Москвой, особенно в борьбе с салафитско-джихадистским террором.
Макрон — отражая взгляды французских правящих кругов, столько же русофобских, как и американские — выступает против этого, хотя и признаёт, что Европа должна придти к согласию с Россией, хотя в то же время и защищает сегодняшние санкции.
Про Денежную Стену
Если предстоящую эпическую битву можно определить одним вопросом, то это абсолютная власть Денежной Стены.
Макрон соглашается с мнением о том, что государственный долг и расходы на общественные услуги — это единственные факторы, ответственные за госдолг Франции, поэтому необходимо иметь «политическую смелость» для проведения реформ.
Социолог Бенжамин Лемон один из тех немногих, кто публично обсуждал, что на самом деле за всем этим кроется — а именно интересы финансистов, стремящихся сохранить стоимость долговых обязательств, которыми они владеют, и их неприятие любых переговоров об условиях.
Поскольку они контролируют нарратив, они могут приравнять «политический риск» — будь то Марин или Меленшон — к угрозе своему собственному привилегированному положению.
На самом деле проблема, поставленная на карту во Франции — и в большинстве стран Запада — вращается вокруг противоречащих друг другу интересов финансовых заправил и рядовых граждан, связанных с государственной службой и социальной справедливостью.
Суть предстоящего столкновения между Эммануэлем Клинтон и Марин Ле Трамп ещё даже не начала выходить на поверхность.