We will ensure that the men and women of our military have the tools,
equipment, resources, training, and supplies you need to get the job done.
You’ve seen me say we’ve been depleted.
Our navy is at a point almost as low as World War I.
(Donald Trump, The President of The United States of America)
Рост военной мощи США едва ли когда-нибудь был вызван обоснованными соображениями по поводу оборонной стратегии, не говоря уже о соображениях национального благосостояния. Напротив, чаще всего это следствие растрат, коррупции и имперских амбиций, которые совместно породили современный военно-промышленный комплекс. Этой истории уделено заслуженное внимание в книге Пола Педисича (Paul Pedisich) Конгресс покупает флот: политика, экономика и рост американской военно-морской мощи, 1881—1921 гг, предлагающей углублённое рассмотрение связь конгресса с ВМС США. Я написал более общий обзор книги для заинтересованных (здесь), но в этой заметке я хочу сосредоточиться на некоторых экономических последствиях для военно-морских сил США после этих четырёх десятилетий.
Основное внимание в книге уделено серии сражений в Конгрессе по поводу ассигнований на флот и тому влиянию, которое эти споры оказали на его рост и изменение. Это процесс, как утверждает Педисич, был обусловлен не стратегическими вопросами национальной безопасности, а широким кругом политических интересов. Педисич предоставляет обширные сведения об избирательных блоках и комитетах Конгресса, а также личных и профессиональных связях между политиками, представителями ВМС и военной промышленности. Чаще всего они основывались на обычном мздоимстве: члены Конгресса хотели получить ассигнования для своих избирательных округов, а бюджет ВМС предоставлял отличную возможность для тех штатов, которые пользовались системой предоставления должностей за услуги на выборах (стр. 28-29, а также по всей книге).
Поразительно, что военно-морской флот неизменно рекомендовал своё собственное расширение в конечном счёте был нацелен на то, чтобы стать доминирующей морской силой в мире. Однако, эта цель долгое время оставалась недосягаемой. Обычно это предполагало ассигнования, далеко превосходящие то, что был готов позволить конгресс, а конкурирующие ветви этого законодательного органа жестоко боролись за контроль над решениями о финансировании. Прибрежные штаты лоббировали верфи и другие морские сооружения, континентальные штаты поддерживали другие программы государственных расходов, которые приносили им более непосредственную выгоду.
Однако, политические амбиции представителей военно-морского флота не ограничивались правительственными привилегиями. На протяжении десятилетий, предшествовавших Первой мировой войне, США начали присматриваться ко многим иноземным территориям с целью построения империи. Военно-морские эксперты предполагали, что для этого потребуется сильный флот, но концепцию более мощного военно-морского флота было непросто продать общественности. Это особенно трудно в мирное время, когда отсутствуют очевидные угрозы торговым или политическим интересам США для оправдания построения военно-морского флота мирового масштаба. Чтобы получить желаемый флот, конгресс пошёл на обман: на протяжении многих лет он скрывал свои истинные намерения, финансируя строительство бронированных боевых кораблей дальнего действия, в официальных докладах называя их «береговыми» судами, предназначенными для оборонительных целей, хотя это были суда наступательного действия.
В конце концов этот трюк стал излишним, и военно-морские силы во время Прогрессивной эры [1900-1917]росли быстрее. Это особенно проявилось в периоды кризиса и войны, когда власть правительства значительно усилилась через ряд последовательных ступеней. Роберт Хиггс (Robert Higgs) называет это эффектом храповика. Рост военно-морского флота объясняли общественности соображениями национальной безопасности и необходимостью защиты международной торговли. Но настоящей целью расширения было не отставать от британцев и французов и тем самым утвердить США как мировую имперскую морскую державу.
Педисич показывает в некоторых деталях, что организация, формирование и рост флота были обусловлены действиями политиков в конгрессе, а не какими-то стратегическими соображениями. Но это не значит, что некомпетентный конгресс нарушал рациональное стратегическое планирование ВМС. Проблема в том, что и конгресс, и ВМС США были неспособны распределять ресурсы на наиболее социально значимые цели, потому что у политических и военных организаций те же самые проблемы с экономическими расчётами, что и у социалистического правительства (см. здесь, здесь и здесь).
Несмотря на название книги, Педисич не отводит основную её часть обсуждению экономики. Но многие из рассмотренных им примеров указывают на проблемы с расчётами у конгресса и представителей ВМС. Практически то же самое постоянно происходило с 1881 по 1921 год. Каждый год ВМС США запрашивали финансирование конкретного числа конкретных типов кораблей, и конгресс разрешал другое, меньшее число кораблей других классов.
Из повествования Педисича становится ясно, что обе стороны корректировали свои рекомендации соответственно своим текущим политическим интересам.
Это можно ясно видеть по частым дебатам по поводу финансирования листовой стали. Вместо того чтобы платить за сталь рыночную цену, конгресс настаивал на установлении той цены, которую он готов был платить. В то же время подрядчики-монополисты старались удерживать цены на искусственно высоком уровне. Без опоры на подлинно рыночную цену ни одна из сторон не могла определить цену для стали, которая отражала бы её стоимость для различных применений. В итоге годами продолжались препирательства о том, какой должна быть цена стали, и попытки определить «настоящую цену» её производства. Но конечно, подобные расходы определяются только на основе экономических расчётов, а не политического торга.
В стремлении сделать свою деятельность более эффективной представители ВМС даже ввели «научное управление» на своих верфях. В основном это было изучение технологической эффективности различных работников и методов производства, чтобы выявить самых полезных работников и методы. Это начинание также потерпело провал. Причина в том, что управление и техническая эффективность не могут заменить рыночное предпринимательство. Они просто, говоря словами Мизеса, «играли рынком».
Всякий раз, когда экономисты объясняют принятие решений военными со ссылкой на экономический расчёт, кто-нибудь обязательно возражает, что это слишком строгая критика. Вместо этого хорошие военные стратеги, благодаря несовершенному законодательству, могут принимать разумные решения о ресурсах, необходимых для достижения их целей. Проблема этого возражения в том, что оно игнорирует расчёты, связанные не с логистикой или боевой тактикой, а с производством.
В основе практических решений лежит огромное множество экономических вопросов: где должны быть размещены морские верфи? Сколько кораблей необходимо построить? Каковы должны быть их характеристики? Должны ли они быть изготовлены из стального сплава или из иных материалов? Какие сырьевые материалы необходимо использовать и в каком сочетании? Какую сумму следует считать чрезмерной для построения нового боевого корабля? Не может быть ответа на эти вопросы без понимания истинной стоимости каждого решения. И единственный путь для этого — сделать различные варианты соизмеримыми, устанавливая на них денежную цену.
Вывод, который мы можем сделать, прост: когда предприниматели принимают на себя риск на рынке, они помогают создавать процветающее торговое общество. Но когда политики и бюрократы играют рынком без всяких последствий для себя, они создают раздутую и пагубную сеть экономических привилегий, которая начинается со взяток, а заканчивается бомбами.