Первое официальное заявление Соединенных Штатов, в котором упоминается о присутствии кубинских войск в Анголе, относится к концу ноября 1975 года. Было названо их количество – 15 тысяч человек.
Несколько недель спустя, во время краткого визита в Каракас, Генри Киссинджер сказал в частном порядке президенту Венесуэлы Карлосу Андресу Пересу:
«Подумать только, насколько хуже стали работать наши разведывательные службы! Мы узнали, что кубинцы собираются в Анголу, только тогда, когда они уже были там».
На сей раз он уточнил, что Куба отправила только 12 тысяч. Причина данного разночтения осталась неизвестной, однако обе цифры были неправильны.
К тому моменту в Анголе находились войска, военные инструкторы и гражданские специалисты Кубы, и их было больше, чем предположил Генри Киссинджер.
На якоре в бухте Луанды стояло столько кубинских кораблей, что президент Агостиньо Нето, подсчитав их из окна, почувствовал свойственные своему характеру угрызения совести.
«Это несправедливо, – сказал он своему другу из правительства. – Если так будет продолжаться, то Куба разорится».
Вполне вероятно, что даже сами кубинцы не могли предвидеть масштабы братской помощи народу Анголы, но с самого начала они знали одно: им следует действовать быстро и решительно, а проиграть нельзя ни за что. Руководители кубинской революции поддерживают тесные контакты с Народным движением за освобождение Анголы (МПЛА) с августа 1965 года, когда Че Гевара принимал участие в партизанской войне в Конго. В 1966 году Агостиньо Нето посетил Кубу вместе с Эндо, впоследствии погибшим на войне главнокомандующим МПЛА, и оба встретились с Фиделем Кастро; затем в соответствии с общей логикой освободительной борьбы в Анголе контакты поддерживались в зависимости от обстоятельств.
В мае 1975 года, когда португальцы готовились покинуть свои африканские колонии, кубинский команданте Флавио Браво встретился в Браззавиле с Агостиньо Нето, и тот попросил у него помощи для перевозки оружия. Кроме того, он спросил у Флавио Браво о возможности более широкой помощи Анголе. Как следствие этих переговоров – через три месяца команданте Рауль Диас Аргуэльес прибыл в Луанду во главе кубинской делегации, и во время этих переговоров Агостиньо Нето уточнил размеры помощи. Речь шла о посылке в Анголу группы военных инструкторов для организации четырёх центров военной подготовки.
Реакция наступает
Достаточно было хотя бы немного знать ситуацию в Анголе, чтобы понять, что в просьбе Агостиньо Нето отразилась типичная для него скромность. Хотя МПЛА, основанное в 1956 году, было самым старым освободительным движением Анголы, а кроме того, единственным движением, имевшим широкую народную базу и предлагавшим народу социальную, экономическую и политическую программу, соответствующую условиям страны, его положение в смысле военном было менее выгодным. У него было достаточно советского оружия, но не хватало специалистов, умевших с ним обращаться.
25 марта 1975 года регулярные войска Заира, хорошо обученные и вооружённые, вторглись в Анголу. При их поддержке было объявлено о существовании в городе Кармоне «правительства», возглавляемого Холденом Роберто, главой ФНЛА и шурином Мобуту, чьи связи с ЦРУ были всем хорошо известны. На западе действовал поддерживаемый Замбией Национальный союз за полную независимость Анголы (УНИТА), которым руководил Савимби, беспринципный авантюрист, поддерживавший постоянную связь с португальскими военными и иностранными компаниями. Кроме того, регулярные войска ЮАР, пройдя через оккупированную ЮАР территорию Намибии, 5 августа пересекли границу с Анголой под предлогом, что они защищают плотины, входящие в состав гидроэнергетического комплекса Руакана-Калуэка.
Все эти силы, обладающие громадными экономическими и военными ресурсами, были готовы замкнуть кольцо блокады вокруг Луанды 11 ноября, после того как португальские войска покинут эту огромную, богатую и прекрасную страну, где португальцы безбедно жили в течение 500 лет.
Когда кубинские руководители узнали, что Агостиньо Нето ждет от них помощи, они решили немедленно послать в Анголу 480 специалистов, которые должны были организовать центры военной подготовки и создать 16 пехотных батальонов и 25 миномётных и зенитных батарей; кроме того, решено было послать в Анголу бригаду врачей, 115 грузовиков и средства связи.
Этот первый контингент кубинских войск был отправлен в Анголу на импровизированных транспортных судах.
«Героический Вьетнам», пассажирский корабль, был куплен диктатором Фульхенсио Батистой у голландской компании в 1956 году, и переоборудован в учебный. Два других, «Корал Айленд» и «Ла-Плата», были наскоро приспособлеными транспортными судами. Способ загрузки этих судов очень хорошо иллюстрирует предусмотрительность кубинцев и мужество, с которым они готовились оказать помощь Анголе. Казалось бы, неразумно везти горючее с Кубы в Анголу. Ведь Ангола сама производит нефть, а кубинцы должны импортировать её из Советского Союза через полмира. Все же кубинцы предпочитали действовать наверняка, и первая группа кубинцев привезла с собой бензин.
«Героический Вьетнам» вёз 200 тонн в 55-галлонных ёмкостях. Он шёл с открытыми трюмами, чтобы избежать накопления паров.
«Ла-Плата» перевозила бензин на палубе. Последняя ночь погрузки совпала с народными гуляниями на Кубе. Фейерверки и другие чудеса пиротехники разрывались по всей Гаване, в том числе и на набережной, где одна случайная искра могла обратить в прах все три плавучих арсенала. Сам Фидель Кастро пришёл проводить эти корабли. Потом он это делал всегда, когда кубинские войска отправлялись в Анголу. Ознакомившись с условиями, в которых будут перевозиться войска, он произнес фразу, очень типичную для него, хотя она и может показаться не очень важной.
«В любом случае,– сказал он,– им будет удобнее, чем тем, кто прибыл на «Гранме»».
Было неизвестно, разрешат ли португальские военные высадку кубинских инструкторов. 26 июля, когда на Кубу уже пришла просьба о помощи от МПЛА, Фидель Кастро попросил португальского полковника Отелу Сарайва ди Карвалью, находившегося в Гаване, получить согласие от правительства Португалии на отправку помощи. Карвалью обещал помочь, но ответ задерживался. «Героический Вьетнам» прибыл в Порту-Амбоим 4 октября в 6:30 утра, «Корал Айленд» подошёл седьмого, а «Ла-Плата» пришла одиннадцатого в Пуэнт-Нуар. Они прибыли без чьего бы то ни было разрешения, но и без чьих бы то ни было возражений.
Как и было предусмотрено, кубинских инструкторов приняли представители МПЛА. Немедленно были организованы центры военной подготовки. Один был организован в Делатанду, который португальцы называли Салазар, в 300 км к востоку от Луанды, другой – в порту Бенгела на атлантическом побережье. Ешё один – в Саурино, бывшем Энрики-ди-Карвалью, в отдалённой и пустынной провинции Лунда на востоке страны, где у португальцев была военная база, которую они разрушили перед эвакуацией, а четвёртый – в анклаве Кабинда. К тому времени войска Холдена Роберто подошли так близко к Луанде, что кубинский инструктор артиллерии, который давал первые уроки своим ученикам, прямо со своей площадки видел, как приближаются бронемашины наемников. 23 октября регулярные войска ЮАР – одна механизированная бригада – перешли границу между Намибией и Анголой и три дня спустя, не встречая сопротивления, заняли города Са-да-Бандейра и Мосамедиш.
Южноафриканцы явно рассчитывали на воскресную прогулку. Прямо в танках у них были установлены кассетные магнитофоны. На севере Анголы командующий одной из колонн наемников руководил военными действиями из спортивного автомобиля, причем рядом с ним сидела блондинка с внешностью кинозвезды. Они продвигались по территории Анголы в праздничном, приподнятом настроении, не посылая вперед разведку. Никто так и не понял, откуда был послан снаряд, который разнес на мелкие части спортивный автомобиль. В чемодане блондинки нашли потом только вечернее платье, бикини и приглашение на праздник победы, который Холден Роберто будто бы уже готовил в Луанде.
До конца той недели южноафриканцы продвинулись по ангольской территории на 600 километров и наступали на Луанду со скоростью 170 километров в день. 3 ноября они напали на немногочисленный гарнизон в Бенгеле. Кубинские инструкторы вынуждены были покинуть центры военной подготовки и вместе со своими учениками вступить в бой против захватчиков. Они давали им уроки военной подготовки в перерывах между атаками. Даже врачи, вспомнив свою службу в рядах народной милиции, превратились на какое-то время в солдат и были направлены в окопы. Руководители МПЛА, привыкшие к партизанской борьбе, а не к войне на широком фронте, поняли в те дни, что силы их врагов, вступивших в тайный сговор с империализмом и имевших в своем распоряжении его богатейшие ресурсы, могут быть уничтожены только при условии, если МПЛА немедленно обратится ко всему миру с призывом о международной солидарности.
Кубинский интернационализм
Дух интернационализма – это исторически сложившееся замечательное качество кубинцев. Революция уточнила и расширила понятие интернационализма в соответствии с марксистской идеологией. Но тем не менее сущность идеи интернационализма была очень хорошо определена еще раньше в трудах Хосе Марти и всей его жизнью. Это призвание кубинцев, вовлекшее их в конфликты, стало очевидно в Латинской Америке, Африке и Азии.
Ещё до провозглашения социалистического характера кубинской революции Куба оказала существенную помощь бойцам алжирского ФНО во время войны с французским колониализмом. В ответ правительство генерала де Голля закрыло воздушное пространство Франции для самолётов «Кубана де авиасьон». Позже, в то время как Куба была опустошена ураганом «Флора», батальон кубинских бойцов-интернационалистов отправился в Алжир, чтобы принять участие в защите этой страны от марокканцев.
Можно сказать, что не было в то время африканского освободительного движения, которому Куба не оказала бы помощь – материальную, оружием или подготовкой военных и гражданских специалистов и техников. Мозамбик с 1963 года, Гвинея-Бисау с 1965-го, Камерун, Сьерра-Леоне в разное время обращались к кубинцам за помощью и, в той или иной степени, получали её. Президент Гвинейской Республики Секу Туре отразил высадку наёмников с помощью кубинского отряда. Команданте Педро Родригес Перальта, ныне член ЦК Компартии Кубы, был взят в плен португальцами в Гвинее-Бисау и несколько лет провёл в заключении.
Когда Агостиньо Нето обратился с воззванием к гражданам Анголы, обучавшимся в Португалии, чтобы они ехали учиться в социалистические страны, многим из них оказала гостеприимство Куба. Сейчас ангольцы, выпускники кубинских вузов, участвуют в строительстве социализма в Анголе. Многие из них занимают высокие посты, как Минга, экономист и министр финансов Анголы, Энрике Душ Сантуш, инженер-геолог, военный и член ЦК МПЛА, женатый на кубинке, Мантуш, агроном, в настоящее время возглавляет военную академию, и Н’Дало, который в студенческие годы был лучшим футболистом Кубы, a ныне он – заместитель командующего первой бригадой вооружённых сил Анголы.
Однако ничто так не иллюстрирует глубину и интенсивность присутствия Кубы в Африке, как тот факт, что сам Че Гевара, на вершине своей жизни и известности, принял участие в партизанской войне в Конго. Он отправился туда 25 апреля 1965 года, в тот самый день, которым помечено его прощальное письмо Фиделю Кастро. В нём он отказывался от звания команданте и всего остального, что формально связывало его с правительством Кубы. Отправился в одиночку, регулярным авиарейсом, под вымышленным именем, с фальшивым паспортом и лицом, слегка изменёным парой умелых прикосновений. Его «дипломат» был полон книг и ингаляторов против ненасытной астмы; он убивал время в номерах гостиниц бесконечными шахматными пасьянсами.
Через три месяца, в Конго, к нему присоединились 200 кубинских бойцов, которые отбыли с Кубы на корабле с грузом оружия. Че предстояло обучать партизан из Национального совета революции Конго, которые сражались против Моиза Чомбе, марионетки бывших бельгийских колонизаторов и транснациональных горнодобывающих корпораций.
К тому времени Лумумба был уже убит. Национальный совет революции Конго возглавлял Гастон Сумалио, однако военными операциями руководил Лоран Кабила. Его база находилась в Кигоме, на другом берегу озера Танганьика.
Без сомнения, это помогло сохранить в секрете настоящую личность Че Гевары. Сам он, для большей безопасности, не был известен как главный руководитель миссии, поэтому его псевдоним был Тату, или «два» в переводе с суахили.
Че Гевара находился в Конго с апреля по декабрь 1965 года. Он не только обучал партизан, но и руководил ими в бою, сражаясь с ними бок о бок. Его личные связи с Фиделем Кастро, по поводу которых было так много спекуляций, не ослабли. Их контакты, осуществлявшиеся с помощью очень эффективных средств связи, были постоянны и сердечны.
После свержения Моиза Чомбе конголезцы попросили вывода кубинцев, чтобы создать условия для заключения перемирия. Че Гевара вернулся так же, как приехал – без шума. Он вылетел из аэропорта Дар-эс-Салама, столиции Танзании, обычным рейсом. В дороге он читал и перечитывал шахматный задачник, закрывая им своё лицо в течение шести часов полёта. Сидевший рядом с ним помощник-кубинец старался отвлечь внимание соседа, политработника армии Занзибара, который оказался давним поклонником Че Гевары и неустанно говорил о нём в течение всего полёта, пытаясь разузнать последние новости, раз за разом повторяя, что очень хотел бы снова его увидеть.
Это скоротечное и анонимное присутствие Че Гевары в Африке дало всходы, которые никому не удастся уничтожать. Некоторые из его соратников перебрались в Браззавиль и там готовили партизанские отряды для ПАИГК, которыми руководил Амилкар Кабрал, и, в особенности, для МПЛА. Один из подготовленных ими отрядов вошёл в Анголу через Киншасу и присоединился к борьбе против португальцев под именем «Колонна Камило Сьенфуегос». Другой просочился в Кабинду, а позже пересёк реку Конго и действовал в районе Дембу, где родился Агостиньо Нето и где борьба против португальцев не прекращалась в течении пяти столетий. Таким образом, акция солидарности Кубы в Анголе не была чем-то неожиданным или случайным, но являлась следствием всей предыдущей политики кубинской Революции в Африке.
Однако при принятии этого непростого решения присутствовал новый, драматический момент. На сей раз речь не шла просто об оказании посильной помощи, а о регулярной войне большого масштаба, за 10 тысяч километров от своей территории, чреватой несчётными людскими и материальными потерями и непредсказуемыми политическими последствиями.
Американская дилемма
Возможность того, что Соединенные Штаты вмешаются в конфликт не с помощью наемников и ЮАР, как прежде, а открыто, была, несомненно, одной из вызывающих наибольшее беспокойство вариантов. Однако быстрый анализ позволял просчитать, что там, по меньшей мере, трижды подумают, прежде чем решиться на такой шаг. США лишь недавно выбрались из вьетнамского болота и Уотергейтского скандала. Их президента никто не выбирал, ЦРУ подвергалось постоянным нападкам в Конгрессе и было дискредитировано в глазах общественного мнения. Кроме того, им было необходимо действовать с осторожностью, чтобы не выглядеть союзником расистской ЮАР не только перед большинством африканских стран, но и перед собственным чёрным населением, в самый разгар избирательной кампании и в год празднования двухсотлетия США. С другой стороны, кубинцы были уверены в том, что могут рассчитывать на солидарность и материальную помощь Советского Союза и других социалистических стран, но также отдавали отчёт в том, что их действия могут повлиять на политику мирного сосуществования и разрядки международной обстановки. Надо было принимать решение с необратимыми последствиями, а задача была слишком большой и сложной, чтобы решить её за 24 часа.
Однако руководство Коммунистической партии Кубы имело в своем распоряжении не больше 24 часов для принятия решения, и оно приняло это решение без колебаний, 5 ноября, на долгом и спокойном заседании. В опровержение всего того, о чём столько говорилось впоследствии, это было независимое, суверенное решение Кубы. Соответствующее уведомление Советскому Союзу было сделано после, а не до принятия решения.
Акция солидарности с Анголой называлась операция «Карлота», в честь негритянки Карлоты, которая 5 ноября 1843 года с мачете в руках возглавила восстание рабов в Матансасе и погибла.
Начало операции «Карлота» положила отправка усиленного батальона войск специального назначения в количестве 650 человек. 
Они перебрасывались в течение 13 дней из военного отделения аэропорта им. Хосе Марти в Гаване прямо в аэропорт Луанды, всё ещё контролируемый португальскими войсками.
Перед этим батальоном была поставлена задача: сдержать наступление войск противника, не допустить захвата ими ангольской столицы до того, как португальские войска оставят ее, а затем сдерживать противника до прибытия подкрепления морским путем. Однако личный состав, переправлявшийся двумя первыми рейсами, был убежден, что прибудет слишком поздно, и надеялся спасти хотя бы провинцию Кабинда.
Первая группа вылетела 7 ноября специальным рейсом «Кубана де авиасьон» на одном из ставших уже легендарными турбовинтовых самолетов «Бристоль-Британия», от которых во всем мире давно отказались. Его пассажиры – они хорошо помнят, что их было 82 человека, как и на «Гранме», – одетые по-летнему, без всяких знаков различия, с чемоданчиками и обычными паспортами, в которых были записаны их настоящие имена, выглядели здоровяками, загоревшими под карибским солнцем. Бойцы батальона войск специального назначения, который подчиняется не Революционным Вооружённым силам, а Министерству внутренних дел – умелые солдаты с высоким уровнем политической и идеологической подготовки. Некоторые из них имеют учёные степени. Они много читают и постоянно повышают свой интеллектуальный уровень, поэтому изобразить штатских отпускников для них не было чем-то из ряда вон выходящим.
Но в своих чемоданчиках они несли автоматы, а в грузовом отделении самолёта вместо багажа находилось внушительное количество лёгкой артиллерии, стрелковое оружие, три 75-миллиметровых орудия и три 82-миллиметровых миномета.
Единственной модификацией этого самолёта, обслуживаемого двумя обычными стюардессами, был люк в полу, сделанный на случай, если понадобится эвакуировать оружие из пассажирского салона в случае чрезвычайной ситуации.
Полет Гавана – Луанда предполагал посадку на Барбадосе для дозаправки, проходившей в тропический шторм, и в Гвинее-Бисау. Главной целью последней остановки было дождатья ночи, чтобы затем тайно продолжить полёт до Браззавиля. Кубинцы использовали эти 5 часов для сна, и это был самый ужасный сон за весь рейс, так как в подвалах аэропорта было столько комаров, что на простынях осталась кровь.
Мобуту, чья спесь вошла в поговорки, говорил, что Браззавиль освещается заревом Киншасы, современной и блистающей столицы Заира. В этом он был прав. Оба города расположены друг против друга, разделённые рекой Конго, а их аэропорты находятся так близко, что первые кубинские лётчики должны были очень хорошо изучить их расположение, чтобы не приземлиться на вражеской полосе. Посадка произошла беспрепятственно, с погашенными огнями, чтобы не быть замеченными с другого берега; кубинцы оставались в Браззавиле ровно столько, сколько было нужно, чтобы узнать по радио положение в Анголе. Сето, ангольский командир, у которого были хорошие отношения с португальским специальным уполномоченным, получил от него разрешение на высадку кубинцев в Луанде. Они приземлились в 10 часов вечера 8 ноября, под проливным дождем без помощи центра управления. Пятнадцать минут спустя приземлился второй самолет. В это время от берегов Кубы на трёх кораблях отходили артиллерийский полк, батальон моторизованных войск и реактивная артиллерия. Их высадка в Анголе была намечена на 27 ноября. А колонны Холдена Роберто находились уже настолько близко от Луанды, что местная жительница погибла во время обстрела казармы Гран-Фарни, где расположились кубинцы, за несколько часов до их прибытия. Кубинцы не имели времени даже для отдыха. Переодевшись в военную форму, они присоединялись к войскам МПЛА и шли в бой.
По соображениям безопасности кубинская печать не публиковала сообщений об участии своих войск в ангольских событиях. Но, как обычно случается на Кубе даже с такими тонкими военными делами, вся операция была тайной, которую ревностно охраняли 8 миллионов человек. Первый съезд Коммунистической партии, ожидавшийся через несколько недель и бывший в течение всего года чем-то вроде всенародной навязчивой идеи, теперь выглядел по-новому.
Добровольцы
Добровольческие отряды формировали, вызывая на личную беседу резервистов первого разряда, который включает всех мужчин от 17 до 25 лет, служивших в РВС. Их вызывали телеграммой в соответствующий военный комитет, не упоминая причину вызова; однако она была столь очевидной, что множество людей, считавших себя способными к военной службе, бросились в свои военные комитеты, не дожидаясь телеграмм. Потребовалось много работы, чтобы предотвратить превращение этого наплыва добровольцев в национальный хаос.
Насколько позволяла сложность ситуации, при отборе добровольцев учитывались не только военная подготовка, физические и моральные качества, но и трудовые показатели и уровень политической подготовки. Тем не менее, было много случаев, когда добровольцы «обходили» фильтры отбора. Известны случаи, когда квалифицированному инженеру удалось сойти за водителя грузовика, высокопоставленному служащему – за механика, а женщина почти смогла притвориться рядовым солдатом. Известен случай, когда юноша, отправившийся без разрешения своего отца, встретился с ним в Анголе – тот тоже уехал тайком от семьи. Один двадцатилетний сержант безуспешно пытался добиться отправки, и был вынужден с уязвлённой мужской гордостью смотреть, как в Анголу уезжали его мать-журналист и невеста-медик. Несколько осуждённых за обычные преступления заключённых обратились из тюрьмы с заявлениями, но их даже не рассматривали.
Первая женщина смогла отправиться в Анголу только в начале декабря. Перед этим ей несколько раз отказывали под предлогом того, что «это слишком тяжело для женщины». Она была готова ехать «зайцем» и уже припрятала свою одежду в трюме одного из судов с помощью товарища-фотографа, но ей все же разрешили отправиться туда легально самолётом. Это 23-летняя учительница Эстер Лилия Диас Родригес. Она вступила в ряды РВС в 1969 году и отлично стреляет из стрелкового оружия. Одновременно в Анголу отправились тайком друг от друга ее братья, Сесар, Рубен и Эринельдо. Не сговариваясь, они заявили матери, что уезжают в Камагуэй для участия в военных манёврах, приуроченных к съезду партии. Все они вернулись живые и здоровые. Их мать была очень горда тем, что её дети были в Анголе, но не простила им обмана про манёвры в Камагуэе.
Из разговоров с вернувшимися из Анголы кубинцами можно сделать вывод, что они отправлялись туда по самым разнообразным причинам. По крайней мере один человек затесался в ряды добровольцев просто для того, чтобы дезертировать. Впоследствии он угнал португальский самолёт и попросил убежища в Лиссабоне. Никто не шёл по принуждению – перед отправкой все должны были подписать бумагу о своём добровольном участии. Некоторые из тех, на кого пал выбор, отказались; они стали жертвами всевозможных публичных насмешек и презрения на личном уровне. Но подавляющее большинство кубинцев, несомненно, отправились в Анголу, движимые стремлением выполнить этот акт политической солидарности с той же убеждённостью и смелостью, с какой 15 лет назад они отразили высадку интервентов на Плайя-Хирон. Таким образом, операция «Карлота» была не просто экспедицией бойцов-профессионалов, а народной войной.
Чудеса логистики
Проходившая в течение девяти месяцев мобилизация человеческих и материальных ресурсов превратилась в почти невероятную эпопею. Дряхлые «Британии», на которые поставили тормозные системы от советских Ил-18, постоянно совершали, казалось, невозможные рейсы.
При обычном взлетном весе в 185 тысяч фунтов они много раз летали с весом до 194 тысяч, что превышает все допустимые нормы. Летчики, обычное рабочее время которых – 75 часов в месяц, набирали иногда до 200 часов. Как правило, на каждом из трёх самолетов «Британия», участвовавших в выполнении этой задачи, было по два экипажа, подменявших друг друга во время полета. Но один летчик вспоминает, что он не вставал со своего кресла в течение 50 часов в полете туда и обратно. При этом он сам вёл самолет 43 часа.
«Были моменты, когда я чувствовал себя настолько усталым, что, кажется, больше устать уже невозможно»,
– говорил он без претензии на героизм. В той обстановке, если учесть разницу во времени, пилоты и стюардессы теряли счет времени и ориентировались лишь по самочувствию: ели, когда хотелось есть, спали, когда хотелось спать.
Маршрут Гавана – Луанда проходит над пустынными районами. Данные о воздушных течениях в этих местах на высоте крейсерских полетов «Британии» – 18–20 тысяч футов – в наше время господства реактивных самолётов практически отсутствуют. Летчики не знали состояния маршрута и летали, с целью экономии топлива, на недопустимых высотах, не имея ни малейшего представления об условиях в конечных пунктах полета. Наиболее опасным участком была часть маршрута между Браззавилем и Луандой, поскольку там не было запасного аэродрома. Кроме того, личный состав летал с заряженным оружием, а взрывчатка и боеприпасы в целях уменьшения веса перевозились без ящиков.
Соединённые Штаты нашли самое уязвимое место «Британии»: её недостаточную автономность. Когда они добились от правительства Барбадоса запрещения посадок кубинских самолетов для заправки, кубинцы установили трансатлантический рейс из аэропорта города Ольгин, на самом востоке страны, до острова Сал (Острова Зелёного Мыса). Летчики, совершавшие эти рейсы, походили на воздушных гимнастов, работающих без предохранительной сетки, поскольку при полете туда в баках самолетов горючего оставалось на два часа полета, а при возвращении, из-за встречных ветров, и того меньше – на один час.
Но и этот «цирковой» маршрут пришлось отменить, чтобы не ставить под удар беззащитные Острова Зелёного Мыса. Тогда кабины самолетов были оснащены четырьмя запасными баками для горючего, что позволило совершать беспосадочные перелёты по маршруту Ольгин – Браззавиль. Но теперь каждым рейсом переправлялось на 30 человек меньше. От посадки в Гайане отказались, во-первых, потому, что взлетно-посадочная полоса в аэропорту гайанской столицы была слишком короткой, а во-вторых, потому, что концерн «Тексако», занимающийся добычей нефти в Гайане, отказался продавать горючее.
Куба попыталась решить эту проблему, направив в Гайану корабль с грузом бензина. Однако он, по неизвестной причине, оказался загрязнённым водой и грунтом. В условиях столь многочисленных и серьёзных неудобств, правительство Гайаны проявило твёрдость и продолжало проявлять солидарность с кубинцами, хотя американский посол лично пригрозил подвергнуть бомбардировкам и разрушить аэропорт Джорджтауна.
Техосмотры самолетов проводились в наполовину сокращенные сроки. Один пилот даже вспоминал, что ему несколько раз приходилось летать без радара. Но никто не помнит случая, чтобы приборы управления подвели. В таких непостижимых условиях был совершён 101 рейс до самого конца войны.
Не менее драматичными были морские перевозки. На использовавшихся для этого пассажирских судах, каждое водоизмещением в 4 тысячи тонн, под спальни был оборудован каждый клочок свободного места. В кабаре, барах и коридорах были устроены импровизированные отхожие места. В некоторых случаях эти суда брали на борт в три раза больше тех 226 пассажиров, на которых они были рассчитаны.
Грузовые суда, рассчитанные на 800 человек, перевозили больше тысячи пассажиров с бронемашинами, оружием и взрывчаткой. В грузовых трюмах и кают-компаниях были развёрнуты полевые кухни.
С целью экономии воды использовалась одноразовая посуда, а роль стаканов играли баночки из-под йогурта. Балластные отсеки использовались для личной гигиены, а на палубе устроили 50 уборных, опорожнявшихся за борт. Усталые машины самых старых кораблей начали отказывать после шести месяцев безупречной работы.
Это стало единственным источником раздражения для первых из возвращавшихся домой кубинцев, чьё долгожданное возвращение задержалось на несколько дней, потому что забились фильтры «Героического Вьетнама». Другим кораблям конвоя пришлось его ждать, и тогда некоторые из пассажиров вспомнили слова Че Гевары о том, что скорость продвижения партизанского отряда определяется его самым медленным бойцом.
Эти трудности вызывали тогда ещё больше беспокойства, поскольку кубинские корабли подвергались многочисленным провокациям со стороны американских эсминцев, которые целыми днями держали их в окружении, и военных самолётов, фотографировавших и донимавших бреющими полётами.
Несмотря на суровые условия, в которых проходили эти рейсы, продолжавшиеся примерно по 20 дней, на судах не возникло ни одной серьезной проблемы с точки зрения медицины.
За 42 морских рейса, совершённых в течение шести месяцев войны, медикам пришлось сделать только одну операцию по поводу аппендицита и одну на грыже. Только один раз им пришлось бороться со вспышкой диспепсии, вызванной мясными консервами.
Зато приходилось бороться с более сложными «эпидемиями», когда некоторые члены экипажей судов любой ценой стремились остаться в Анголе, чтобы принять участие в войне. Один из них, офицер запаса, каким-то образом раздобыл униформу и, сойдя на берег, смешался с войсками. Ему удалось остаться. Он показал себя отличным разведчиком.
Советская материальная помощь, которая прибывала по различным каналам, требовала постоянного притока персонала, способного применять и обучать применению сложного оборудования и новых вооружений, ещё неизвестных ангольцам. Начальник кубинского генерального штаба лично прибыл в Анголу в конце ноября. Тогда было возможно все, кроме одного – проиграть войну.
Наследие португальского колониализма
Однако исторической правды ради надо сказать, что война была на грани проигрыша. В первую неделю декабря положение было настолько серьезным, что обсуждалась возможность закрепления в Кабинде и сохранения плацдарма около Луанды для обеспечения эвакуации.
Положение усугублялось тем, что эта мрачная перспектива вырисовывалась в самый неподходящий момент как для кубинцев, так и для ангольцев. Кубинцы готовились к Первому съезду партии, ожидавшемуся с 17 до 22 декабря, и её руководители понимали, что военное поражение в Анголе было бы смертельным политическим ударом. Со своей стороны, ангольцы готовились к конференции Организации африканского единства (ОАЕ) и им хотелось принять в ней участие с более выгодных в военном отношении позиций, чтобы склонить на свою сторону большинство африканских стран.
Причиной декабрьских бед была прежде всего исключительная огневая мощь противника, который к тому времени получил от Соединенных Штатов военную помощь на 50 миллионов долларов. Кроме того, Ангола обратилась к кубинцам с просьбой о помощи очень поздно. Положение еще больше осложнялось вынужденными задержками в ее оказании. И наконец, сыграли свою роль бедность, нищенские условия и отсталость Анголы, вызванные несколькими веками колониализма.
Эта последняя причина затруднила совместные действия кубинских бойцов и вооруженного народа Анголы в гораздо большей степени, чем две предыдущие. Кубинцев встретил в Анголе тот же климат, та же растительность, те же ливни, те же апокалиптические вечера, насыщенные запахами трав и крокодилов, что и на родине. Кое-кто из кубинцев был настолько похож на ангольцев, что скоро возникла шуточная версия о том, что отличить их можно, только потрогав кончик носа, потому что у африканцев мягкий хрящ, так как матери носили их в детстве, прижав лицом к спине.
Португальские колонизаторы, возможно, самые алчные и жестокие в истории, выстроили красивые современные города, рассчитывая жить в них вечно.
Там были стеклянные здания с кондиционерами и красочные магазины с огромными неоновыми надписями. Но это были города для белых, такие, какие строили янки вокруг старой Гаваны и вид которых так изумил кубинских крестьян, когда они впервые в своей жизни спустились со Сьерра-Маэстры с винтовками в руках.
За фасадом цивилизации скрывалась огромная, богатая ресурсами страна нищеты с одним из самых низких в мире уровней жизни населения: более 90 процентов неграмотных жителей и общее культурное развитие на грани каменного века. Даже в периферийных городах по-португальски разговаривать умели лишь мужчины, у которых иногда было до семи жён, живших под одной крышей. Различного рода пережитки были препятствием не только в быту, но и на войне.
Ещё в Конго Че Гевара видел, как бойцы надевали на себе ожерелья для защиты от снарядов и браслеты от картечи, и как они жгли себе лица головёшками, чтобы защитить себя от военных неудач. Че так заинтересовали эти абсурдные обычаи, что он взялся за глубокое изучение африканской самобытности и учился говорить на суахили, чтобы попробовать изменить этих людей изнутри. Он знал, что есть глубокая и пагубная сила, которая сидит в сердцах людей и с которой невозможно справиться пулями – колонизация сознания.
Санитарные условия, разумеется, были жуткими. В Сан-Педру-Дешкола, например, кубинцы едва ли не силой унесли с собой ребенка, чтобы оказать помощь от ожога кипятком. Семья ребенка отпевала его, еще живого, считая спасение невозможным.
Кубинские врачи столкнулись с доселе неизвестными им болезнями. При португальцах в Анголе на 6 миллионов жителей было 90 врачей, причем большинство из них практиковали в столице. Когда колонизаторы ушли, осталось всего 30 врачей.
В день своего прибытия в Порту-Амбоин кубинский врач-педиатр стал свидетелем смерти пятерых детей, которым он не мог помочь из-за отсутствия средств. Это была невыносимая ситуация для 35-летнего врача, получившего образование в стране, где показатель детской смертности – один из лучших в мире.
Культурный фронт
За годы длительной борьбы за свержение португальского господства МПЛА сделало много для ликвидации отсталости, в этом одна из причин его окончательной победы. На освобожденных от португальцев территориях велась работа по повышению политического и культурного уровня населения, искоренялась племенная и расовая рознь, налаживались бесплатное обучение и медицинская помощь. Это были семена нового общества.
Однако этих усилий оказалось явно недостаточно, когда партизанская война переросла в большую войну, втянувшую в себя не только людей, получивших военную и политическую подготовку, но и весь народ Анголы.
Это была жестокая война, на которой надо было защищаться как от наёмников, так и от змей, как от орудий, так и от каннибалов. Был случай, когда в разгар боя кубинский командир провалился в яму-ловушку для слонов. Чёрные африканцы под влиянием многовековых обид, нанесенных португальцами, сначала враждебно относились к белым кубинцам. Зачастую, особенно в Кабинде, кубинские разведчики чувствовали, что их присутствие выдаёт примитивный телеграф тамтамов, чей звук был слышен за 35 километров.
С другой стороны, белые южноафриканские военные стреляли по санитарным машинам из 140-миллиметровых орудий и ставили на поле боя дымовую завесу, чтобы забрать своих убитых белых, оставляя на съедение стервятникам чёрных.
В доме министра УНИТА, который жил с комфортом, подобающим его рангу, бойцы МПЛА нашли хранившиеся в холодильнике внутренности и кувшины с замороженной кровью съеденных пленников.
На Кубу приходили только плохие новости. 11 декабря, в Хенго, где разворачивалось мощное наступление ФАПЛА против южноафриканских агрессоров, кубинский бронеавтомобиль с четырьмя командирами на борту рискнул проехать по тропе, где ранее сапёры обнаружили несколько мин. Хотя 4 автомобиля уже проехали там без ущерба, сапёры предостерегали экипаж от выбора этого маршрута, позволявшего выиграть несколько минут, которые не казались такими уж необходимыми. Как только автомобиль свернул на тропу, взрыв подбросил его в воздух.
Два командира батальона войск специального назначения были тяжело ранены. Команданте Рауль Диас Аргуэльес, возглавлявший интернациональную операцию в Анголе, герой борьбы против Батисты, очень популярный на Кубе, погиб на месте. Его смерть была одним из самых горьких известий для кубинцев, но не последним в полосе невезения. На следующий день произошло несчастье при Катофе, возможно, самая большая неудача за всю войну. Отряд южноафриканских войск смог отремонтировать мост через реку Ньиа с поразительной скоростью, пересёк реку под прикрытием тумана и застал врасплох кубинский тактический арьергард. Анализ этого поражения показал, что виной была ошибка кубинцев. Позже европеец-военный с большим опытом Второй мировой войны решил, что анализ был слишком суров. Он сказал высокопоставленному кубинскому руководителю:
«Вы не знаете, что такое ошибка на войне».
Но для кубинцев это была именно ошибка, с тяжёлыми последствиями, всего за 5 дней до съезда партии.
Фидель Кастро лично был в курсе мельчайших подробностей военных действий. Он присутствовал при отправке каждого судна, а перед этим кратко напутствовал бойцов в театре крепости Ла-Кабанья. Он лично поехал за командирами батальона войск специального назначения, которые отправились первым рейсом, и отвёз их прямо к трапу самолёта, сидя за рулём своего советского «джипа». Возможно, в тот раз, а также провожая всех остальных, Фиделю Кастро приходилось заглушать в себе затаённое чувство зависти к отправлявшимся на войну, в которой он не мог принять непосредственного участия. К тому времени на карте Анголы не было такой точки, которой он не смог бы узнать, и такой складки местности, которой он не знал бы на память. Такой интенсивной и подробной была его сосредоточенность на делах войны, что он мог сослаться на любую цифру Анголы, как будто это была Куба, и говорил про её города, обычаи и людей, как если бы прожил там всю жизнь. В начале войны, когда ситуация требовала срочного вмешательства, Фидель Кастро проводил без перерыва до 14 часов в ставке Генерального штаба, иногда без перерывов на еду и сон, как в походе. Он отмечал места сражений цветными булавками на подробных картах величиной в целую стену, и поддерживал постоянную связь с командованием МПЛА на поле боя, через 6 часовых поясов. Об убежденности Фиделя в победе говорит следующий пример его реакции на те или иные события: подразделение МПЛА с целью сдержать натиск танковой колонны войск ЮАР было вынуждено взорвать мост. Фидель Кастро радировал:
«Не взрывайте больше мостов, как потом будете их преследовать?»
И был прав. Спустя несколько недель кубинским и ангольским саперам придется за 20 дней отремонтировать 13 мостов, чтобы позволить войскам МПЛА настичь убегавших в панике интервентов.
22 декабря, на церемонии закрытия съезда партии, Куба впервые официально признала, что её войска сражаются в Анголе. 
Положение на войне по-прежнему было неясным. Фидель Кастро в заключительной речи сообщил, что вторжение в Кабинду было отбито за 72 часа, что на северном фронте войска Холдена Роберто, которые 10 ноября находились в 25 километрах от Луанды, вынуждены были отступить более, чем на 100 километров, и что бронированные колонны ЮАР, которые прошли 700 километров менее чем за 20 дней, были остановлены в 200 километрах от Луанды. Это была обнадёживающая и подробная информация, но до победы было ещё далеко.
Поворот
Больше повезло ангольцам 12 января на Чрезвычайной ассамблее глав государств и правительств стран – членов Организации африканского единства. За несколько дней до её открытия части под командованием кубинского команданте Виктора Шуга Коласа, здоровенного и добродушного негра, бывшего до революции автомехаником, изгнали Холдена Роберто из его мифической столицы Кармоны, заняли этот город, а несколько часов спустя и военную базу в Негаже. 
Помощь Кубы к тому времени достигла такого размаха, что в начале января 15 кубинских кораблей одновременно направлялись к Луанде. Неудержимое наступление МПЛА на всех фронтах окончательно изменило обстановку в пользу патриотов. Дошло до того, что в середине января на южном фронте было начато наступление, запланированное на апрель. Южноафриканские части имели на вооружении самолеты «канберра», а Заир – «миражи» и «фиаты». У Анголы самолетов не было: прежде чем уйти, португальцы уничтожили все базы. Мало надежд внушали немногочисленные старые ДС-3, с горем пополам приведенные в годность кубинскими летчиками. И тем не менее эти машины, перегруженные ранеными, не раз садились ночью на грунтовые аэродромы, освещавшиеся призрачным мерцанием факелов. 
Возвращались они из таких рейсов на свои базы с «сувенирами» джунглей – намотавшимися на колеса шасси лианами, стеблями травы и цветов. В распоряжение Анголы впоследствии поступила эскадрилья МиГ-17 с кубинскими экипажами, но она считалась резервом главного командования и предназначалась для защиты Луанды.
В конце марта были разгромлены английские и американские наёмники, которых ЦРУ в последний момент завербовало через посредников в отчаянной попытке спасти положение; Северный фронт был ликвидирован. Все войска, включая генеральный штаб, были переброшены на юг.
Была освобождена Бенгельская железная дорога; части УНИТА отступали в таком беспорядке, что снаряд, выпущенный из орудия МПЛА, разрушил в Гагу-Гутиньу дом, в котором за час до этого находился Жонас Савимби.
С середины марта войска ЮАР начали быстрое отступление. Должно быть, они получили соответствующий приказ от своего командования, опасавшегося, что МПЛА продолжит преследование через покорённую Намибию и перенесёт войну на территорию собственно ЮАР.
Такая акция, несомненно, нашла бы поддержку всей Чёрной Африки и большинства стран ООН – противников расовой дискриминации. Кубинские бойцы не колебались, когда их части были брошены на южное направление. Но когда отступавшие подразделения ЮАР пересекли границу и укрылись в Намибии, войскам МПЛА был дан единственный приказ: занять брошенные плотины и обеспечить безопасность рабочих всех национальностей. 1 апреля в 9:15 утра передовые части МПЛА под командованием кубинского команданте Леопольдо Синтраса Фриаса достигли плотины Руакана, вплотную подходящей к протянутым вдоль границы проволочным заграждениям. Час с четвертью спустя губернатор Намибии, южноафриканский генерал Эвефп, сопровождаемый двумя офицерами, попросил разрешения пересечь границу для переговоров с МПЛА. Команданте Синтрас Фриас встретил их в деревянном домике, построенном на нейтральной полосе шириной 10 метров, разделяющей две страны. Представители обеих сторон с переводчиками уселись для переговоров за обеденным столом. Генерал Эвефп, лысоватый толстяк лет пятидесяти, из кожи лез вон, чтобы казаться рубахой-парнем. Он без всяких оговорок принял условия МПЛА. Сторонам потребовалось около двух часов, чтобы прийти к согласию, но встреча заняла больше времени, потому что генерал Эвефп распорядился принести для всех роскошный обед, приготовленный в Намибии. За обедом он поднял несколько бокалов пива и рассказал своим противникам о том, как лишился мизинца правой руки в автомобильной аварии.
В конце мая Генри Киссинджер нанёс визит шведскому премьер-министру Улофу Пальме в Стокгольме. По завершении визита он радостно заявил представителям мировой прессы, что кубинские войска покинут Анголу. Он сослался на личное письмо, которое Фидель Кастро направил Улофу Пальме. Радость Киссинджера была понятна: вывод кубинских войск избавлял его от лишней проблемы перед лицом американского общественного мнения, взбудораженного предвыборной кампанией.
На самом деле Фидель Кастро не посылал письма Улофу Пальме; впрочем, информация последнего была верной, хотя и неполной. График вывода кубинских войск из Анголы был согласован Фиделем Кастро и Агостиньо Нето во время встречи 14 марта в Конакри, когда победа была уже очевидна. Было решено, что вывод будет постепенным, но в Анголе останется столько кубинцев и на такой срок, сколько потребуется для организации сильной и современной армии, способной в будущем обеспечить внутреннюю безопасность и независимость страны без чьей бы то ни было помощи.
Поэтому к моменту, как Генри Киссинджер в Стокгольме выступил со своим лживым заявлением о письме Фиделя, на Кубу из Анголы вернулись уже более 3 тысяч бойцов, а другие были в пути. В целях безопасности их возвращение держалось в секрете. Однако Эстер Лилия Диас Родригес, первая женщина, отправившаяся в Анголу, и одна из первых, вернувшаяся самолётом, ещё раз убедилась в том, как кубинцы умудряются всё знать. До того как сообщить семье о своём возвращении, Эстер прошла тщательное обследование в Военно-морском госпитале Гаваны. По истечении 48 часов она получила разрешение на выход. Взяв такси на перекрёстке, она молча доехала до дома. Однако шофёр отказался брать с неё деньги за проезд – он знал, что она вернулась из Анголы.
«Как ты догадался?» –
спросила поражённая Эстер. Шофёр ответил:
«Вчера я видел тебя на террасе Военно-морского госпиталя, а там находятся только те, кто возвращается из Анголы».
Примерно в те же дни я снова приехал в Гавану и уже в аэропорту почувствовал, что за год, который я не был на Кубе, в жизни кубинцев произошло нечто очень серьезное. Необъяснимая и в то же время заметная перемена произошла не только в настроении людей, но и в окружающих вас вещах, в море, в птицах и животных, в самой жизни кубинцев. В одежде мужчин появились цельнокроеные костюмы из легкой ткани с коротким рукавом. В уличной речи зазвучали португальские выражения. Старые африканские ритмы народной музыки звучали по-новому. В очередях в магазины и переполненных автобусах стали более шумными споры между решительными сторонниками действий в Анголе и теми, кто только сейчас начал понимать их необходимость. Самое же интересное впечатление: возвратившиеся из Анголы, похоже, считали, что они способствовали изменению хода мировой истории. Но вели себя с простотой и достоинством людей, всего лишь выполнивших свой долг.
Но, может быть, они сами не отдавали себе отчёта в том, что с другой точки зрения, возможно, менее бескорыстной, но по-человечески более понятной, даже не слишком увлекающиеся кубинцы чувствовали себя вознаграждёнными жизнью после многих лет незаслуженных поражений. В 1970 году, после провала «сафры 10 миллионов», Фидель Кастро призвал народ превратить поражение в победу. Однако на практике кубинцы делали это уже слишком долго, с твёрдой политической сознательностью и закалённой испытаниями волей.
После победы на Плайя-Хирон, в течение более чем 15 лет, им пришлось, сжав зубы, пережить убийство Че Гевары в Боливии и Сальвадора Альенде во время чилийской катастрофы, вытерпеть и уничтожение партизанских движений в Латинской Америке, и нескончаемую ночь блокады, и скрытую и безжалостную ржавчину стольких внутренних ошибок, которые однажды поставили их на грань катастрофы. Все эти события, происходившие одновременно с необратимыми, но медленными и трудными победами Революции, должны были вызвать у кубинцев накопившееся ощущение незаслуженного наказания. Ангола наконец даровала им чувство удовлетворения от большой победы, в которой они так нуждались.
Габриэль Гарсиа Маркес, Operación Carlota