Под сенью таможенных «ограничений и запрещений» могла постепенно крепнуть национальная индустрия, и первые годы нового царствования являются «золотым веком» для нее. Так, в 1804 году общее число фабрик равнялось 2.423 с общим количеством рабочих 95.202, а в 1814 — фабрик было 3.731, а рабочих 169.530.
Сам характер производства стал несколько изменяться в сравнении с XVIII веком. Появляются новые отрасли промышленности, рассчитанные уже не на удовлетворение нужд государства, как производства суконное, горнозаводское, писчебумажное и др., а на удовлетворение спроса на внутреннем рынке.
Из отдельных видов сильно подвинулось вперед бумаготкацкое производство, которое в XVIII веке почти не обращало на себя внимания правительства и было монополизировано крупными фабрикантами-англичанами: Чемберленом и Козенсом. Так, в 1804 году бумаготкацких фабрик было только 199 с 6.546 рабочими, а в 1814 году общее количество равнялось 424 с 39.210 рабочими. За тот же промежуток времени производство ситца увеличилось в три раза (1.462.428 арш. — 4.448.840 арш.), миткаля в 4 раза (2.109.035 — 9.958.945); увеличивается производство платков (504.103 — 1.271.000), одеял (19.397 — 31.624), чулок (10.241 — 13.393).
Впервые появляются бумаго-прядильные фабрики. В 1812 году их было в Москве 12. Можно отметить также хорошее состояние полотняных и парусных фабрик, вырабатывавших парусные и фламандские полотна, скатерти. Общее число их к 1804 году дошло до 285 с 23.711 рабочими. Количество выработанного парусного полотна доходило в 1804 году до 3.186.206 арш., а фламандского — до 1.705.833 арш. Большая часть этих фабрикатов шла за границу, и в силу установившегося спроса производство парусных и фламандских полотен являлось едва ли не самым «прибыльнейшим». Парусное полотно даже вывозилось в Америку. Особенно было сильно развито полотно-ткацкое производство в Московской, Ярославской, Владимирской и Калужской губерниях; в последней 2/3 ежегодного производства предназначалось на вызов.
Увеличивается также железно-чугунная промышленность. Быстрее увеличивается железоделательная промышленность благодаря спросу на железо на заграничном рынке. Заметно также увеличение и суконных фабрик (в 1804–156, в 1814 — 235), что отчасти приходится поставить в связь с освобождением купечества от обязательной казенной поставки сукна и разрешением продавать его в частные руки. Сукно русско-туземного производства в общем было невысокого достоинства, и производство его недостаточно: сплошь и рядом даже мундирное сукно приходилось докупать за границей. Зато фабрики, вырабатывавшие предметы роскоши, зеркала, шелк, уменьшались количественно, встречая сильную конкуренцию в привозимых из Франции товарах. Особенно в шелковом производстве заметно уменьшение числа фабрик (с 328 до 158). То же можно сказать относительно производства парчи, бархата, кружев, чулок, перчаток.
Несмотря на внешний расцвет крупного производства, в техническом отношении фабрики стояли не высоко. И современники, и официальные данные сходились в оценке фактического состояния туземной промышленности. Фабрикаты были плохи даже в наиболее развитой суконной промышленности: «сукна мундирные… весьма худы и в носке непрочны».
Это говорилось относительно XVIII века — то же можно сказать и по поводу начала XIX века относительно целого ряда производств, за исключением полотно-ткацкого. Но едва ли не была наиболее технически отсталой железо-чугунная промышленность, в которой применялся принудительный труд приписанных к заводу крестьян и мастеровых в то время, как в некоторых других производствах уже применялся вольнонаемный труд. И уже это одно обстоятельство являлось прогрессивным явлением в нашей дореформенной фабрике.
Техническая отсталость национальной индустрии зависела и от системы таможенной политики. Освободив крупное производство от иностранной конкуренции, правительство сделало фабрикантов монополистами рынка и, уничтожив конкуренцию, сделало лишними заботы о техническом усовершенствовании. Несомненно, и незначительная емкость нашего внутреннего рынка — также не могла содействовать техническому прогрессу в промышленности, так как не было особой нужды в быстром увеличении размеров производства, страна жила в рамках крепостного хозяйства, и многомиллионная крестьянская масса только начинала становиться потребителем промышленных фабрикатов, обыкновенно удовлетворяя свои потребности и нужды собственными изделиями. В общем, к началу XIX века достигли относительного процветания только те отрасли производства, которые удовлетворяли нуждам государства и отчасти могли удовлетворить потребности не только внутреннего, но и внешнего рынка.
Екатерининское промышленное законодательство постепенно освобождало промышленность от государственной опеки и регламентации: отменены все монополии частного и государственного характера в области торговли и промышленности, указом 1770 года разрешалось всем свободным людям устройство промышленных заведений. Но в угоду поместному дворянству, русским купцам запрещалась покупка крестьян к фабрикам. Сочувствуя кустарной промышленности, Екатерина II уничтожила все легальные стеснения для крестьянских промыслов, так как развитие промышленной деятельности крестьянства вполне соответствовало сословным аппетитам дворянства, желавшего извлечь из крепостного права наибольшую для себя материальную выгоду. Крестьяне занимались плетением рогож, деланием сит, решет, лаптей, колес, дуг, деревянной посуды и других продуктов, связанных с обработкой дерева. Процветало также железное производство, суконное ткачество, в особенности в Тверской губернии. Расцвет кустарного ремесла объясняется тем, что многие рабочие, возвращавшиеся домой, приносили с собой технические приемы работы, усвоенные на фабрике. Отсутствие машин давало полную возможность кустарю-производителю, не боясь фабрики, заниматься производством тех или других фабрикатов. Да и сами фабриканты отчасти содействовали кустарному производству, отдавая работу на дом и тем самым закладывая прочное основание домашней промышленности.