Социально-политические движения в эпоху Интернета (окончание)

«Интернет – фундамент  этого движения»

— Какова роль интернета в этих социально-политических движениях? Всегда ли его влияние положительное, или всё зависит от того, какие силы используют интернет как инструмент для разного рода преобразований?

Интернет – фундамент этого движения. Я хочу особо подчеркнуть, что движения идут в самых разных направлениях. Есть правые, левые, поэтому возникновение мощного движения еще не обязательно связано с прогрессивными ценностями. Можно говорить о демократических ценностях, а это разные вещи. Скажем, если где-то население имеет нацистские убеждения, демократическое движение станет нацистским. Мы просто должны быть уверены, что люди не превратятся в нацистов. Тем не менее  демократия допускает ситуацию, когда люди свободно высказывают свое мнение, и принимает их идеологию и идеи.

Сам интернет – важное условие этих движений. Их нельзя представить без интернета, поскольку они зародились там, основаны на свободной дискуссии без постороннего вмешательства, через интернет они проникают в общество. Все эти движения существуют, как я говорю, в третьем пространстве, которое является  киберпространством и городской площадкой одновременно. Оно – постоянное связующее звено между ними. Если движения происходят только в интернете, то они вполне могут быть очень интересными, очень активными, но не иметь выхода в общество как институт. Если они имеют место только на определенной общественной территории, то их легко подавить, разогнать и остановить. Факт, что они есть в интернете, зародились в интернете и организованы тоже в интернете,  означает, что они происходят и локально и глобально. Они все связаны между собой. И это значит, что они постоянны.

Поэтому можно сказать, что наша жизнь, наше общество – это не просто общество физическое, а гибрид виртуального и физического в их взаимодействии.

— Насколько мне известно из истории протестных движений, в начале ХХ века произошла  в некотором роде первая волна, которая сконцентрировалась вокруг бумажной прессы, ведь интернета ещё не было. Затем в 1960—1970-е годы протестные движения активизировались благодаря самиздату и субкультурам. А как это происходит сейчас? Чем отличаются движения в интернете от направляемых через традиционные СМИ?

Прежде всего, интернет труднее контролировать. В целом мейнстримные медиа, организованные медиа  контролируются или правящими кругами,  или корпорациями. Интернет не контролируется. За интернетом могут вести наблюдение, но это совсем другое, они могут знать, кто что сказал, что не нравится властям, но остановить это невозможно.

Это очень важный момент, потому что создаётся то, что я называю «коммуникативной автономией». Люди могут общаться друг с другом, спорить, организовываться, выдвигать лозунги – вот что самое главное. Ведь интернет в современном обществе равносилен электричеству в индустриальном обществе, всё работает через социальные сети, через компьютерные сети. Прервать процесс невозможно. Но это одно.

Другое – факт, что люди могут поддерживать связь с кем хотят. Индивидуумы находятся в сетевом взаимодействии с индивидуумами, поэтому я называю наше общество «сетевым индивидуализмом». Люди автономны. У них есть идеи, они создают проекты, высказывают своё мнение и им не надо действовать через какие-либо организации. Они просто связываются в сетях с теми, с кем хотят. И это тоже фундаментально важно. Это автономия по отношению к корпорациям и правительствам, автономия по отношению к организациям и руководству. Следовательно, эти движения – движения свободных людей, которые, если не хотят иметь лидеров, то их просто отвергают, и точка!

И, наконец, разница заключается в том, что этот тип коммуникации в то же время  является локальным и глобальным. Мы всегда связаны глобально, что очень важно, потому что тогда вы можете иметь глобальную солидарность сетей. Еще ни одно социально-политическое движение в истории не было в одно и то же время локальным и глобальным, говоря в терминах теории коммуникации.

Оппозиция между Сетью и Индивидуальностью

— В своих  книгах вы пишете, что наше общество все больше структурируется вокруг оппозиции Сеть — Личность. Неужели вы действительно считаете, что такая оппозиция существует? Сейчас, беседуя с вами, я убеждаюсь, что вы больше говорите о сотрудничестве между отдельными индивидуумами и сетями, так в чём же состоит оппозиция?

Здесь два момента. Один – то, что моя теория развивается на фоне меняющейся действительности. Когда теория не соответствует фактам, я отбрасываю теорию, беру факты и переписываю теорию. Потому она несколько изменилась.

Но суть в том, что когда я говорил о Сети, я имел в виду не только интернет. Сеть связывает мировые силы глобального масштаба. То есть все глобальные силы объединяются через эту Сеть, а их не интересуют человеческие жизни, самобытность, культура и прочие вещи. Можно привести пример книги журналиста Томаса Фридмана, который говорит, что мы живем в «Плоском мире». Это надо понимать так, что нет больше ярких культур, особенных людей – всё это одно игровое поле, которое состоит из рыночных и сетевых связей.

С одной стороны, многие думают, что в обществе глобальных сетей исчезает особая идентичность. В действительности же происходит наоборот. Всё больше и больше людей полагаются в своей жизни на свою идентичность и очень часто на национальную идентичность общества, в котором живут, – религиозные, национальные и этнические особенности. Неправда, что большинство людей считают себя гражданами мира. Большинство людей придают особое значение своей национальной принадлежности.  Только элиты чувствуют, что они граждане мира.

Я  пытался объяснить в моей теории, почему в мире, который превращается в глобальную сеть, люди ещё больше, чем раньше, привязываются к своей идентичности. Это происходит потому, что институты общества не могут контролировать реальные силы общества – силу коммуникации, силу финансовых потоков. Все силы имеют глобальный характер. Институты бывают национальными или местного уровня. Людям не подвластно то, что происходит. Поэтому они находят прибежище и строят свою жизнь на принципах идентичности.

То, что я мог бы добавить к своей теории сейчас, – это то, что и сетевые структуры,  и веб присутствуют в интернете. Вы можете использовать интернет для создания сетевой организации, построенной вокруг определённой идентичности, или вы можете использовать интернет для построения глобальных финансовых рынков, или по-особому организовать СМИ.

Таким образом,  интернет становится общим инструментом и общим пространством для всех и вся. И, следовательно, он больше не представляет оппозицию между тем, что происходит в электронных сетях, которые контролируются определенными силами, и тем, что происходит в жизни людей, которая гораздо больше связана с их бытовым опытом.

Можно сказать, что люди набираются опыта в физическом пространстве и в виртуальном пространстве, тогда как власти всё более сконцентрированы на контроле виртуальных сетей, где циркулируют деньги и власть.

Интернет изменяет медиа

— Маршалл Маклюэн верил, что эволюция человека связана с изменениями форм медиа. А как интернет их изменяет? У вас есть понимание того, как это всё будет выглядеть в ближайшем будущем?

Прежде всего, я никогда не говорю о будущем. Это мой принцип, я говорил о нём много раз. Обычно, когда меня приглашают на конференцию, где обсуждают будущее, я всегда отклоняю такие приглашения. Ваше приглашение я принял потому, что вы обсуждаете настоящее, хотя вы и задали несколько другие рамки.

Я очень уважаю футурологию, но я не думаю, что это серьёзная наука. Потому что на самом-то деле ни один человек не может предсказать будущее в терминах науки об обществе. В технологических  терминах предсказать можно  в больше или меньшей степени. Но в социальных или экономических терминах – кто мог предугадать, что в Европе начнётся процесс дезинтеграции? Кто мог предположить, что в арабском мире начнутся революции? Это очень забавная вещь в исторических процессах – они непредсказуемы. Если бы всё можно было предусмотреть, этого бы просто не произошло, потому что люди изменили бы всё.

Самый серьёзный вопрос, который Вы поднимаете, касается того, как изменяются медиа под влиянием интернета. Самое главное тут то, что бизнес-модели, на основе которых мейнстримные медиа функционируют сегодня, изжили себя. Поэтому, возможно, когда ваше поколение придёт на смену моему, люди больше не будут смотреть телевидение. Я не совсем понимаю фактическую модель телевещания. Я понимаю, что есть модель контролируемого программирования, когда одно сообщение адресуется многим зрителям  под жёстким контролем, с жёсткой программной сеткой. Эта модель ушла в прошлое.

Фактические ТВ-сети продолжают работать, но всё чаще случается так, что молодые смотрят телевизионные программы, которые они записывают и просматривают в интернете тогда, когда захотят. Есть знаменитое изречение: «Прайм тайм – это моё время». И оно разрушает нечто очень важное: рекламную модель, на которой основывается современное ТВ.

Итак, самое главное – это освобождение от посредников, тот факт, что каждый может построить свою информационную систему. Начнём с самого простого – печатной прессы. Молодое поколение не читает бумажных газет, оно читает газеты в интернете. И они не читают какую-то одну газету, они читают много разных. Поэтому фактически они конструируют свою собственную газету, просматривая разнообразные издания онлайн. Люди думают, что читатели будут за это платить, но нет, они не будут. И мы это знаем. Единственная газета (вообще-то их две), которые создали успешные бизнес-модели онлайн – это «Уолл стрит джорнэл» и «Файнэншл таймс».

-Теперь «Нью-Йорк таймс» тоже пытается освоить модель платной подписки...

Да, но она не работает, её не покупают. Я бы вместо неё читал только «Бостон глоб» или «Вашингтон пост». Вам по-прежнему будут доступны онлайн все эти газеты, которые, как Вы знаете, непрерывно собирают, анализируют и распространяют информацию, например, «Хаффингтон пост». «Хаффингтон пост» сегодня гораздо более влиятельное издание в обществе в целом, чем «Нью-Йорк таймс». Конечно, не с точки зрения политического истеблишмента, а исходя из того, что говорят люди, они, скорее, опубликовались бы в «Хаффингтон пост», чем в «Нью-Йорк таймс».

— Почему?

Свобода. Люди чувствуют, что кто бы ни публиковался, его не будет контролировать редактор. И ещё – это ненавидят журналисты, но ценят обычные люди – каждый может печатать, что он хочет.

Суть в том, что бизнес-модель традиционных медиа основана на рекламе, контроле программирования и фиксированных медиа. В тот момент, когда вы открываете что-то в интернете – онлайн-ТВ, онлайн-журналистику –  всё, что угодно, рекламная модель перестаёт работать. А реклама уходит в Сеть. Правда, медленно: пока она занимает только 20% общего рекламного рынка в США. Например, в Европе нет ни одной печатной газеты за исключением «Файненшл таймс», которая была бы прибыльной. И идут разговоры о том, что правительство должно давать субсидии печатной прессе, чтобы она вообще не исчезла. Фактически  все бумажные газеты и журналы входят в большие медийные группы, которые представляют собой интегрированную систему, где онлайн, видео, торговля, ТВ и издательская деятельность работают вместе  и один сегмент субсидирует другой.

Итак, самое главное – то, что бизнес-модель, лежащая в основе традиционных СМИ, изжила себя. В медиа все с этим согласны. Тогда возникает следующий вопрос, каким образом можно создать другую бизнес-модель, используя интернет. Вопрос остаётся открытым. Никто пока не дал ответа.

Во-вторых, мы стали свидетелями роста популярности гражданской журналистики в мире. Это касается не только демонстраций в Иране, когда люди, рискуя жизнью, пытались загрузить что-то на Youtube. Это гораздо больше: когда любой гражданин в любое время может стать репортёром, имея при себе только мобильный телефон. И, кроме того, забавно, когда говорят о надзоре в век интернета: всесильные элиты всегда контролируют население. И сегодня даже чаще, чем когда-либо, это происходит с помощью электронного наблюдения. Разница состоит в том, что люди тоже могут контролировать правящую элиту. Если сделать что-то не так или что-то неподобающее, вас поймают. Можно привести много примеров, когда карьера политических лидеров заканчивалась таким образом. Это вынуждает представителей элиты всё больше держаться в тени и дистанцироваться от народа, ведь они всегда рискуют быть разоблачёнными из-за какой-нибудь фотографии. Таковы виражи истории.

Что касается гражданской журналистики, то многие считают её ненадёжной. Довольно часто это именно так. Но было бы важно выяснить, что объединяет  профессиональных и гражданских журналистов. Многие медиа не признают гражданскую журналистику и считают её угрозой для себя. Другие, а их больше,  гораздо умнее и умело используют преимущества гражданских журналистов...

— Как это делает «Гардиан»...

 - Как «Гардиан» или Би-Би-Си. Би-Би-Си имеет в своём распоряжении огромное количество гражданских журналистов, а сотни сотрудников осуществляют проверку фактического материала (fact-checking), поступающего от гражданских журналистов. И это так приятно, так легко, когда всё общество задействовано в работе, но есть и профессиональная прослойка, проверяющая факты.

Сервисы и Аналитика

— Можем ли мы говорить о том, что глобальное общество более не нуждается в СМИ в их традиционной форме? Но если речь идёт о финансовой информации, то такие ведения трудно найти в интернете в свободном доступе.

Речь не об информации – речь об аналитике. В этом заключается разница. Чтобы разобраться в большом объёме сложных финансовых показателей, вам нужны эксперты. Поэтому-то люди платят за «Уолл стрит джорнэл» и «Файнэншл таймс»: они не рассматривают их как медиа, это профессиональные инструменты и сервисы. Никто не читает «Уолл стрит джорнэл» ради информации или развлечения – это скучнейшая вещь в мире! Если только вы получаете удовольствие от финансовых катастроф. Для читателей это именно профессиональные инструменты.

Единственные разделы в интернет-изданиях общего интереса, за которые люди готовы платить, – это анализ, специальные вкладки и архивы, к которым можно получить доступ только за плату, и это нормально. Иметь под рукой архив за два года по определённой теме гораздо удобнее, и это экономит время по сравнению с тем, если бы вы отправились искать это в интернете. Так что сервисы – не информация.

— Аналитика и сервисы, но не актуальные новости?

Очень специфическая аналитика. Но не политическая и не социальная.

— Почему?

Потому что люди думают, что им не нужна политическая аналитика, они всё знают сами. Только определённый уровень, некоторые типы аналитики, раскрытие сути вопроса – это возможно. Это то, что я называю «прикладной социологией»: в этой точке грань между журналистикой и социологией очень тонкая. Если журналист глубоко объясняет, почему произошёл финансовый кризис, свидетелями которого стали все, и почему правительство вовремя не среагировало, то это уже очень сложный анализ – собственно, это то, чем я занимаюсь в социологии.

До известной степени журналисты становятся более специализированными аналитиками и могут поставить информацию в контекст. Гражданские журналисты поставляют информацию, проверка фактов – задача редакции, а специализированный анализ, контекст – это всё ещё вотчина профессиональных журналистов. Так что фактически это модернизирует роль профессиональных журналистов, а не заставляет её исчезнуть.

— Роль стала сложнее, чем когда-либо...

Зато ещё интереснее и требует лучшей подготовки. Это уже не просто человек,  который ищет информацию на улице. Информация приходит к вам сама. Она повсюду и везде в интернете.

— Это ещё и вопрос журналистского образования, потому что никто точно не знает, как учить молодых людей, которые мечтают стать журналистами лет через пять, потому что ситуация сильно поменяется за эти годы. А обучить этого человека нужно прямо сейчас, но как?

Здесь наблюдается огромный разрыв между факультетами журналистики и новой журналистикой. Я бы сказал, что большинство факультетов в эти дни отчаянно пытаются ухватить новую реальность. И некоторым это удаётся.

Совместно с двумя коллегами (один из них – обладатель премии Пулитцера) я сейчас заканчиваю статью о новых формах журналистики. Мы её назвали «сетевой журналистикой». Она отсылает нас к процессу, где есть профессиональные журналисты, гражданские журналисты и много других экспертов, с которыми консультируются редакции. Если вы действительно хотите разобраться в причинах финансового кризиса в Европе и его влиянии на политику, вам нужны  финансисты, но также и эксперты в сфере политического анализа.  И, кроме того, те, кто помогут вам понять психологию человека. Так что это целая команда, сеть разных людей, которые создают информацию. Информация сама по себе приходит из интернета всё время. И это ещё один важный момент: непрерывный ньюсрум. Больше нет утреннего выпуска или вечернего. И этому непрерывному процессу нужны умы, которые сумеют интегрировать информацию. Это и есть «сетевая журналистика».

Наша жизнь — гибрид виртуального и физического пространства