Осенью 1919 года, во время занятия Екатеринослава один из жителей города, Гутман видел Махно и описал его так:
Маленький, худой, с женоподобным лицом (он прекрасно гримировался женщиной), с черными локонами волос, падавшими на плечи, Махно производил жуткое впечатление благодаря пронзительным глазам с неподвижным взглядом маньяка и жестокой складке вокруг рта на истощенном бледном лице. Возраст его трудно было определить по виду: не то - 25, не то — 45. Взгляд его редко кто мог выдержать спокойно, а одна сестра милосердия, побывавшая у него на допросе около часа (арестована была за хранение офицерских погон, сувенира мировой войны), заболела таким нервным расстройством, что в течение нескольких недель можно было опасаться за ее рассудок. По ее словам, самое страшное было, когда он в конце допроса начал любезничать.
Другое свидетельство несколько смягчает этот ужасающий портрет. Речь идет о молодом студенте Горного института города, направленном в составе делегации вместе с другими студентами к Махно, чтобы выяснить дело с некоторыми репрессиями махновцев, направленными против местных интеллигентов, один из которых, подозреваемый в шпионаже в пользу деникинцев, был выпорот. Прибыв с некоторым опасением, этот студент и его друзья очень быстро успокоились благодаря Нестору, который принял их очень любезно, встал, улыбнулся, пожал им руки, затем пригласил сесть, предложил сигареты и спросил, чем он может быть им полезен. Студент осмотрел комнату, в которой они находились: просторная, светлая с большим столом, на котором лежали две гранаты, кольт, два полевых телефона, подсоединенных к проводам, выходящим наружу, и чайник. Батька вовсе не произвел на него впечатления «отца», и он спросил себя, почему же Махно получил это имя. Махно был одет в гимнастерку цвета хаки, затянутую портупеями, проходящими через плечи. Один из повстанцев выполнял функции ординарца и записывал решения принятые в ходе беседы. Махно внимательно выслушал жалобы своих собеседников, иногда прерывал их, чтобы получить уточнения, затем поделился с ними своими трудностями в предотвращении расправ со стороны бандитов, выдававших себя за махновцев, хотя он уже несколько таких повесил. Он заявил, что некоторые факты дело рук большевистских провокаторов, «очень заинтересованных в том, чтобы интеллигенция отвернулась от махновцев», в частности, в рассматриваемом случае, так как махновцы никогда никого не пороли; они расстреливают виновных в случае доказанной вины, или отпускают людей, признанных невиновными. Его собеседники заметили, что он страдает от того, что видит, как махновское движение подвергается клевете. Он пообещал лично разобраться в данном деле, дружески поболтал со студентами и спросил, не хотят ли они присоединиться к анархистскому движению, так как их присутствие могло бы многое изменить к лучшему.
В конце 1920 года, французский анархист Маврисиус (Вандам) в свою очередь побывал на Украине и имел случай повстречаться с крестьянином-анархистом, имя которого он узнал только впоследствии: Нестором Махно. Вот при каких обстоятельствах: в одном подозрительном одесском кабаке, в декоре достойном романа, Маврисиус произнес пароль: «У вас есть семечки?», его провели по «какой-то разбойничьей лесенке» в заднюю комнату, где его встретил «крепкий мужик, с топорными чертами лица: тридцати-тридцати пяти лет, но с преждевременными морщинами, упрямый лоб, глубоко посаженные и прозрачные, как вода из источникаглаза, решительные и резкие движения, смягченные ностальгической и вечной мечтой славян». Какой-то эсер им переводил. Махно ему заявил, что украинские крестьяне совершили революцию чтобы избавиться от помещиков, которые их давили и эксплуатировали, и они никогда не допустят возврата старого режима, но они также не хотят попасть под иго коммунистических чиновников: они хотят быть свободными. Все крестьяне принимают и любят власть советов, но советов, избавившихся от всякой зависимости от правительства. (...) Коммунистические чиновники — это паразиты, которые хотят копировать царских помещиков и угнетать крестьянина; он же хочет работать, а не кормить бездельников. Он будет защищать свою свободу против узурпаторов (...). Крестьяне хотят жить, работая, не испытывая ничьего ига и никого не угнетая.
Маврисиус не указывает точной даты этой встречи, но помещает ее после разрыва второго соглашения, то есть, вероятно, в 1921 г., когда Махно вновь оказался в районе Одессы. Это очень ценное свидетельство, так как оно было опубликовано в начале 1922 г., в то время когда махновское движение не было еще хорошо известно во Франции, и особенно потому, что он впервые воспроизводит на западе полный текст второго соглашения между махновцами и большевиками, что придает, несомненно, аутентичность его захватывающему рассказу. Последнее из найденных нами упоминаний о пребывании Махно на Украине представляет его так: «Батько Махно — 35-тилетний худощавый, невысокого роста, с чахоточным румянцем на впалых щеках, с длинными падающими на плечи волосами — по всему облику напоминает псаломщика из захудалого сельского прихода. Поражают только глаза — карие, большие, с чрезвычайно упорным и острым взглядом». Впоследствии ему следует считаться с многочисленными ранами, которые он получил, и с чрезвычайно тяжелыми условиями борьбы против красной армии, то есть, определенным физическим истощением, еще более усилившимся после долгого заключения в Польше. Когда Александр Беркман, наконец, познакомился с ним в Берлине в 1925 г., он был «потрясен его видом»: «от могущественного предводителя повстанцев осталась только тень. Его лицо и тело были покрыты шрамами от ран, из-за раздробленной ноги он окончательно стал инвалидом». Однако его дух, его воляоставались несгибаемыми, и он стремился вернуться в родную страну «продолжить борьбу за свободу и социальную справедливость. Жизнь в изгнании была для него невыносимой, он чувствовал себя оторванным от своих корней и тосковал по своей любимой Украине». Беркман много раз слышал от него, что нужно вернуться «туда, так как мы там нужны».
Питаемая его подвигами легенда вокруг него, усиливалась еще больше за счет многих действительных или воображаемых геройских поступков, которые ему приписывала народная молва. Чаще всего это связывалось с его неожиданными появлениями в переодетом виде или с другой внешностью. Наиболее часто в первое время, учитывая его длинные волосы и безбородое лицо, это была женская внешность. Загримированный и одетый под крестьянку, он пробирался разведать вражеские позиции, затем прежде чем уйти, оставлял спрятанную где-нибудь записку, чтобы дать знать о своем визите. Однажды, он так лично убедился в большевистских расправах в Гуляй-Поле и оставил им записку с кратким предупреждением: «Был. Все видел. За обиду народа отомщу. Батька Махно». Возможно, его товарищи использовали этот прием, чтобы сделать его вездесущим и действовать на мораль врагов? По другой версии, он приходит, переодетый крестьянином продавать овощи на сельский рынок, на следующий день листовки, расклеенные на заборах, сообщали, что, те, кто купил те или другие овощи имели дело с самим Батькой. Рассказывали также, что он напечатал ассигнации, обычные с лица, но с юмористической надписью на обороте: «Гей, куме, не журись! В Махна гроші завелись!» Другой вариант надписи утверждал «наши не хуже ваших!»
Другие факты свидетельствуют о вездесущести Махно. Однажды поезд, ходивший между Александровском и Мелитополем, был атакован группой вооруженных людей, они прошлись по вагонам, вытряхивая чемоданы у пассажиров; когда они подошли к пассажиру, тихо сидевшему до сих пор, тот задал вопрос: «Кто вы такие?». Они ответили «махновцы». В этот момент неизвестный пассажир выхватывает револьвер и обстреливает их; полсотни других «пассажиров» делают то же с остальными членами банды. Неизвестный пассажир называет свое имя — Нестор Махно — и произносит речь перед пассажирами, объясняя им честность целей, преследуемых повстанцами. В другой раз, один крестьянин просит одинокого всадника помочь ему распутать сбрую на упряжке; когда это сделано, он благодарит за помощь и уходит, но в этот момент проезжают два других всадника и приветствуют Батьку Махно в лице этого одинокого всадника; крестьянин сконфужено извиняется за то, что потревожил его и благодарит еще теплее. Все эти факты, реальные или предполагаемые передавались из уст в уста и создали Махно несравнимую популярность среди крестьянства, иногда граничащую с настоящим обожанием. Александр Беркман рассказывает, как однажды в Дибривке он встретил старого мужика, настоящего патриарха, с длинной белой бородой, который снял с головы папаху, когда было произнесено имя Махно. «Это большой и добрый человек, — сказал он. — Да хранит его бог. Он проходил здесь два года назад, но я об этом помню, как будто это было сегодня. Встав на скамейку на площади, он обратился к нам с речью. Мы темные люди, и мы никогда не могли понять речи большевиков, когда они обращались к нам. Махно же говорил нашим языком, просто и прямо: «Братья, — сказал он нам, — мы пришли вам помочь. Мы прогнали помещиков и их наемников, и теперь мы свободны. Разделите землю между собой по справедливости и равенству, затем работайте по-товарищески для общего добра». «Святой человек», — заключил почтенный крестьянин с убеждением, напомнив тогда прорицание Пугачева, великого бунтовщика XVIII века: «Я вас только попугал, но однажды придет железная метла и выметет вас всех, вас тиранов нашей святой русской земли». Эта метла здесь, это Батька Махно».
Этот старый крестьянин потерял, однако, одного из своих сынов, когда село занял Шкуро, но Махно, предупрежденный об этом, прибыл среди ночи с сотней бойцов и с помощью местных крестьян прогнал три тысячи казаков Шкуро. Эта личная отвага - Махно всегда давал пример, идя в атаку первым, — вызвала ожесточенное соревнование между остальными повстанцами, которые не хотели оставаться позади. Он не был практически ни разу ранен за первых три года гражданской войны, что окружило его легендой непобедимости. Он «гулял под пулями и картечью как под дождем» рассказывает Аршинов, который рассматривал это как «психическое отклонение». К этому следует добавить постоянное хладнокровие, даже, и особенно, в самых угрожающих ситуациях, как в Перегоновке или во время покушения, организованного против него ЧеКа: в то время, когда он шел по главной улице в Гуляй-Поле, убийца,прятавшийся за углом, бросил в него две бомбы, которые к счастью не взорвались; невозмутимый, Махно, достал свой пистолет, пристрелил чекиста, поднял бомбы и принес их в штаб движения, сказав, что «большевики ему делают, решительно, странные подарки!»
Замечательный стратег, определение это не слишком сильное — это его качество единодушно признано, — Махно в совершенстве использовал местный рельеф: простирающиеся до бесконечности степи, почти без леса и деревьев, но повсюду глубокие борозды оврагов, невидимые издали. Знание местности оказывается, таким образом, определяющим. Используемые тактические приемы — хитрость, неожиданность, поддержка, разыгранное бегство, чрезвычайная мобильность — компенсировали численное и техническое неравенство повстанцев. Именно он изобрел тачанку, вооруженную пулеметом, и посадил на нее пехоту. Среди его уловок, самая известная - снова переодевание, в солдат регулярной армии; он становился по очереди офицером Варты, Белого казачества, деникинцем, и офицером красной армии. Отметим также военное использование свадебных или похоронных процессий.Беркман приводит факт такого рода, рассказанный одним большевиком: Махно удалось устроить так, чтобы отпраздновать свадьбу в деревне, занятой деникинцами. Выдавая себя за веселых гуляк, повстанцы угощали щедрыми порциями водки солдат гарнизона. В самый разгар пьянки появился Махно во главе отряда. Захваченные врасплох и не понимая, что происходит, тысяча деникинцев капитулировала без боя. Те из них, которые были мобилизованы,отправлены по домам, остальных ждала казнь. Тем не менее, эти блестящие операции не имели бы будущего, если бы Махно не проявлял постоянную бдительность. В самом начале движения, осенью 1918 года, он спал полностью одетый на столе на протяжении трех недель, готовый к любой неожиданности. Он был чрезвычайно тщательным, почти маниакальным, если дело касалось технического состояния оружия, особенно пулеметов, и подготовки партизан к бою.
Александр Скирда, «Нестор Махно Казак свободы».
Перевод с французского под редакцией автора издания 1982 года, предисловия, послесловия и дополнительных примечаний третьего издания 1999 года