Последние несколько лет стали свидетелями волны молодёжного протеста в развивающихся странах, которая дошла даже до стран первого мира. Основным её мишенями стали демократии, или режимы, которые, по крайней мере, на словах, декларируют себя демократическими. Неясно, имеет ли место «перекрёстное опыление» этих движений между собой, но сходство набора признаков, характеризующих участников протестов и поводов для их недовольства, наводит на определённые мысли. До настоящего времени демократии Азии выпали из этой волны, но стоит отметить, что профиль протестов мог бы легко быть применён и там.
Молодёжные бунты в Бразилии, Чили, Европейском Союзе, арабском Ближнем Востоке, Турции и даже движение «Occupy» на Западе – все отражают то, что в политологии носит общее название «кризиса легитимности» современной демократии. Согласно этому представлению, участие в демократической политике мало способствует изменению существующего процесса государственного управления, окопавшиеся элиты не уступают свои привилегии, кумовство носит повальный характер и т.д. В частности, молодые избиратели становятся циничными из-за формального характера избирательного процесса – либо игнорируя его из презрения, либо выражая своё недовольство «внепарламентским путём», т.е. на улице. Конечно, арабские псевдодемократии Ближнего Востока представляют собой некоторое исключение. Протесты в них предполагали гораздо более фундаментальные или революционные поводы для недовольства. Но в той мере, в какой процессом были поражены «республики», а не монархии данного региона, это говорит также о надеждах, которые демократические формы правления взращивают в умах молодых граждан, а затем разбивают их коррупцией и непотизмом.
Наблюдая за этими бунтами – в частности, слушая чётко излагающих свои мысли молодых людей в Анкаре, Рио или Каире – задаёшься вопросом, может ли эта волна распространиться на аналогично прогнившие демократии Азии. В азиатских государствах тоже есть хорошо образованная молодёжь, посредством современных технологий подвергшаяся воздействию реальности более совершенного, более чистоплотного государственного управления где-то ещё. И многие проблемы, к которым эти протесты обращаются, с избытком представлены и в Азии: высокомерные, потерявшие связь с действительностью правительства; «выбороупорные» фальшивые технократии, функционирующие как неподотчётные никому олигархии; поверхностные, политические партии для своих, не обеспечивающие граждан сколько-нибудь выразительным «приводным ремнём» их пожеланий; массовая коррупция в правительстве и бизнесе; расточительные и бесполезные госрасходы ради завоевания мирового «престижа» при недофинансировании ежедневных государственных услуг вроде здравоохранения и образования; закрытые структуры обеспечения политических возможностей, которые регулярно вознаграждают инсайдеров и крупные корпорации с личными связями в государстве; богатые, изолированные элиты, находящиеся со своим 1-процентным стилем жизни в диком несоответствии с остальным населением… Это не только Бразилия, Турция, Египет или ЕС-Брюссель. Это ещё и Азия – компромата для сбора тут предостаточно. Пойдёт ли эта волна дальше?
В последние недели между мной и экспертом по процессам перехода к демократии Джеем Ульфельдером имело место продолжительное общение по данному вопросу в «Твиттере». Джей ведёт замечательный сайт, посвящённый причинам и последствиям социальных беспорядков, модернизации и демократизации, а также участвует в новаторском проекте «Благоразумие», который пытается найти ответы как раз на такого рода вопросы. Джей спросил, к каким странам указанные закономерности применимы в Азии. Среди демократий я первым делом подумал об Индии, Филиппинах и Южной Корее (принимая во внимание очевидные трудности, с которыми сталкиваются уличные протесты в недемократических странах). Разве эти страны управляются лучше, чем Бразилия? Сомневаюсь.
Индия печально известна своей коррупцией, и при этом одновременно славится высоким качеством своего образования. Это противоречивое сочетание, помимо прочего, гарантирует впадение разочарованной молодёжи или в апатию, или в уличный гнев. В Индии крепкая демократия, но её политические партии слабо оформлены организационно, часто бывают привязаны к своей этнической или локальной принадлежности и подвержены контролю элит – даже семейному контролю, в случае Конгресса. Для передачи меняющихся политических предпочтений, а не племенных идентичностей, проводники из них никакие. А госуправление в Индии – т.е. фактическое предоставление услуг – проявило себя не с лучшей стороны, как стало ясно из привлекшей к себе внимание мира неудовлетворительной реакции сил правопорядка и государства на сексуальное насилие. И в самом деле, можно утверждать, что антикоррупционная кампания Анны Хазаре была местным аналогом движения Occupy на Западе и предвестницей недавних событий в Бразилии и Турции.
Филиппины тоже имеют характерные особенности сродни тем, что движут протестами в Бразилии и Индии. Как и они, это преимущественно развивающаяся страна с особенно скудными ресурсами. Следовательно, социальные издержки коррупции здесь выше, чем в богатых странах, что порождает более острое восприятие ущерба. Из трёх допущенных мной возможностей азиатского протеста, коррупционные показатели Филиппин по версии Transparency International самые худшие – 105 место из 176 стран (Индия на 94-м, Южная Корея – 45-я). Почти как во всех упомянутых здесь случаях, у неё тоже слабая, основанная на личных связях партийная система. Характеризуясь наличием давнишних семейных династий, она вполне обоснованно подпадает под описание олигархической. Соответственно, голосование, как часто бывает в таких случаях, почти ничего не меняет, поскольку «глубинное государство» (derin devlet – термин, обозначающий группу влиятельных антидемократических структур в политической системе Турции, состоящую из высокопоставленных представителей спецслужб, турецкой армии, судебной системы, правоохранительных органов и организованной преступности; прим. mixednews.ru) сохраняется независимо от того, кто выиграл. И как в Бразилии или Турции, государственное управление неэффективно – вообще-то настолько, что Филиппины числятся в рейтинге несостоявшихся (и близких к ним) государств журнала Foreign Policy. В сочетании с англоязычной грамотностью и богатой историей движений «народовластия» страна тоже является хорошим кандидатом на гражданские волнения.
И, наконец, все эти бразильские проблемы особым образом существуют в Южной Корее – а в некоторых областях не без оснований и того более. Я уже несколько лет задаюсь вопросом, почему нет более сильного популистского гнева и протеста против непотичной, сеулоцентричной олигархии чеболей, которая так извращает корейскую демократию. О коррупции корейских конгломератов и их сомнительном доступе к творцам политики ходят легенды. Крупные корпоративные скандалы в сегодняшней Корее – обычное дело, как и возбуждение уголовных дел в отношении каждого корейского экс-президента. Несмотря на нахождение страны в «Большой двадцатке», корейские политические партии остаются элитарными клубами, меняющими свои названия в зависимости от требований сиюминутной выгоды, со слабым влиянием на народное воображение. В ходе прошлогодних выборов, когда свою кандидатуру снял независимый реформист Ан Чхоль Су, корейская молодёжь рыдала на экранах телевизоров, и её явка резко упала, так как президент Пак Кын Хе и её соперник проходили как взаимозаменяемые кандидаты.
Я пока ещё не встречал в классе ни одного студента, который был бы высокого мнения о Пак. Действительно, она олицетворяет почти всё, что есть закрытого и корпоративистского в этой старой, удушливо консервативной Корее, которую так недолюбливают мои студенты: многие считают её чопорной и холодной; она отказалась от своего обещания реформировать чеболи, как только с выборов снялся Ан; она – дочь самого жесткого южнокорейского диктатора; она – представитель крупного капитала, имеющего все нужные связи в Сеуле; ассоциации с её именем активизировали трайбалистское поведение среди пожилых избирателей и т.д. Корейское «глубинное государство» наступает.
Разумеется, крайне трудно предсказать начало массовых уличных протестов, но если я правильно распознал основные структурные условия нынешней волны, а также если протесты в одном месте роняют их семена и в другом («каскады»), то олигархические, коррумпированные демократии Азии будут следующими. В случае с Бразилией, Турцией и арабской весной искрой для долго копившегося сухого хвороста гражданского отчуждения стало необычайно незначительное событие (поднятие платы за проезд на автобусе, снос парка и унижение уличного торговца соответственно). Не приходится сомневаться, что хворост наличествует во многих демократиях Азии, в числе которых можно рассматривать и Индонезию с Малайзией. Но что может послужить искрой?
перевод для MixedNews - josser