Рассмотрим в качестве примера «личные связи» рядового инструктора отдела культуры ЦК в 1968–1978 годах Геннадия Гусева. С ним было проведено наибольшее количество бесед (42), и общее число уже отредактированных страниц расшифровки его интервью составляет более пятисот.
Гусев работал в секторе литературы отдела культуры и будучи убежденным русским националистом был своего рода «сторожевой собакой», курируя «национальных» (то есть неславянских) писателей в РСФСР и часть республиканских писательских союзов на Кавказе и в Центральной Азии. Самым важным его социально-политическим активом в момент прихода в аппарат ЦК КПСС являлась сравнительно длительная (6 лет) работа в аппарате ЦК ВЛКСМ. Многочисленные контакты и «личные связи» с бывшими сотрудниками ЦК ВЛКСМ 1960-х годов, инкорпорированными в различные советские партийные и госструктуры, давали ему не только определенный уровень политической поддержки и страховки от неприятностей. «Комсомольская братия», как он называет своих бывших коллег, была главным инструментом для получения альтернативной информации из интересующих его идеологических сфер – и даже оказания влияния на них.
Гусев также являлся активистом «Русской партии», хотя и не относился к числу ее «вождей». Из них почти никто не работал в аппарате ЦК. Но Гусев тесно со многими из них общался, консультируя по поводу процессов, происходящих в аппарате, планируя дальнейшие действия и получая в ответ важную для своей работы информацию из литературной среды (а также благорасположение некоторых руководителей Союза писателей СССР и РСФСР). По другой, но близкой идеологической линии он тесно сотрудничал с ветеранским движением, особенно издательским его блоком, что до сих пор обеспечивает ему подработки в виде редактуры различных сборников на тему Второй мировой войны.
Гусев также активно участвовал в деятельности неформального «краснодарского» землячества – сообщества московских чиновников – выходцев из этого региона. Там начала складываться его комсомольская карьера. В годы работы в ЦК КПСС и позже к нему нередко обращались его бывшие друзья и коллеги по региональной комсомольской организации рубежа 1950–1960-х годов. А он в свою очередь мог рассчитывать на помощь и покровительство хорошо знающих его бывших партийных руководителей региона того же периода, занимающих высокие позиции в Москве. В результате он уже через несколько лет после ухода из ЦК (успев поработать директором издательства) получает высокий пост помощника члена Политбюро, который перед своим назначением возглавлял Краснодарский край.
Гусев также принадлежал к сообществу выпускников философского факультета МГУ начала–середины 1950-х, сыгравшему важную роль в идеологической сфере работы ЦК КПСС в 1970–1980-е годы. Два участника этого сообщества, его бывшие однокурсники (с разными политическими взглядами – Наиль Биккенин и Ричард Косолапов) обеспечили его уход из ЦК с реальным повышением в должности и общественном статусе, которого без их помощи не могло бы произойти.
И, наконец, через жену – инструктора отдела торговли Ждановского райкома партии Москвы – у него налаженные «личные связи» с одним из руководителей крупного магазина в Москве, который на регулярной основе обеспечивал их хорошими продуктами по государственным ценам.
Когда в 1990-м году Гусев был уволен из Совета министров РСФСР, для него вроде бы наступили иные времена: он получал нищенскую пенсию, как и, например, его бывший начальник, член Политбюро. Однако, использовав «личные связи», Гусев оказался на должности сначала секретаря одного из союзов российских писателей (националистического), а затем первого заместителя главного редактора журнала «Наш современник» – ведущего литературного издания русских националистов. Эта работа была не столько доходна, сколько общественно значима, и в любом случае это было гораздо лучше участи бедного пенсионера. Кстати, его приятель по комсомольскому бюро философского факультета МГУ Наиль Биккенин, примкнувший в ЦК к более успешным в итоге «ревизионистам», закончил свою жизнь на подобном же посту – главного редактора «толстого» общественно-политического журнала «Свободная мысль». На пике своей карьеры он сменил в должности руководителя главного партийного журнала «Коммунист» – их третьего приятеля по факультету – «сталиниста» Ричарда Косолапова, но в связи с крахом СССР журнал «Коммунист» вынужденно преобразовался в «Свободную мысль», ставшую главным российским политическим изданием умеренных левых.
Как возникали «личные связи» между работниками аппарата ЦК КПСС
Очевидно, что человек приходил на работу в аппарат с уже имеющимся социальным бэкграундом, со сложившимися «личными связями». Но как они возникали внутри ЦК? Вполне естественным было бы, если «личные связи» между работниками аппарата ЦК возникали бы в ходе совместной работы, как проявление «командного духа». Однако в аппарате ЦК подобный «дух» не приветствовался. Отношения между коллегами были в среднем довольно «чопорными». Всякие сближающие социальные практики – вроде совместных торжеств или семейных выездов на природу – были фактически под запретом. Употребление алкоголя в здании ЦК (что для других советских учреждений являлось нормой) было не просто категорически запрещено, но и (в большинстве отделов) жестоко каралось (нередко немедленным увольнением). Информанты, опрошенные в рамках проекта, на вопрос о том, приглашали ли они коллег на дни рождения или другие семейные праздники, практически единодушно заявили, что подобное «было принято» только в юбилеи (то есть раз в пять–десять лет). И то юбилей необходимо было справлять дома, не в ресторане, что с учетом размера советских квартир сильно ограничивало количество гостей.
Курили работники аппарата в основном у себя в кабинетах, так что типичной советской «курилки» с длинными неформальными разговорами в ЦК не было. Основным вариантом неформального общения были совместные походы на обед. Обычно сотрудник делал это в достаточно стабильной компании коллег из своего сектора, реже отдела, и надо было обладать исключительными коммуникативными способностями, чтобы таким способом расширить свой круг общения за пределы отдела.
«По работе» «личные связи» возникали чаще всего в результате совместной разработки представителями различных отделов документов ЦК (постановлений Политбюро, отчетных докладов секретарей ЦК и членов Политбюро, материалов к пленумам). Это делалось, как правило, временными «бригадами», составленными из представителей различных отделов. Они проводили много времени вместе, проживая в период подготовки доклада на «дачах» ЦК. Там можно было выпивать и проводить время в непринужденных беседах. Другое дело, что в подобных «бригадах» принимали участие не более 10% сотрудников любого отдела. Это были почти всегда одни и те же люди, обладавшие способностью писать в требуемой заказчиками тональности.
Для обычного сотрудника ЦК в налаживании «личных связей» внутри этой организации были, конечно, важны различные виды официальных и полуофициальных социальных союзов, существовавших в ЦК на свободной и полусвободной основе. В первую очередь, это спортивные команды, занимавшиеся в спорткомплексе ЦК (организованном там же, на Старой площади, в 1970-е годы) или турниры, проводимые на нерегулярной основе (например, ежегодные шахматные или волейбольные состязания между отделами аппарата ЦК), общество рыбаков; уже упоминавшиеся постоянные компании посетителей столовых ЦК в обеденное время и более-менее стабильные компании людей, вместе отдыхавших в выходные в санаториях ЦК; круг активистов партийных и профсоюзных бюро аппарата ЦК и его отделов.
Благодаря этим социальным союзам внутри аппарата ЦК его работник мог развить свои «личные связи» среди коллег, и получать альтернативную информацию, и более эффективно лоббировать свои инициативы. Гусев уже до прихода в ЦК был опытным аппаратчиком, работавшим в Москве несколько лет, к тому же очень общительным. Поэтому он легко «влился в коллектив». Многих работников брали в ЦК из провинции или из московских экспертных институтов; у них в ЦК было не так много знакомых. Более того, место нового сотрудника в иерархии ЦК было строго определено. Призванный на работу в этот орган, он, конечно, знал двух–трех будущих коллег, но в первые недели, как правило, оказывался в одном кабинете с таким же, как и он, инструктором. Последний далеко не всегда хотел (и мог) объяснить ему эффективную стратегию деятельности в новых условиях.
В таком случае новый сотрудник отправлялся в путешествие по кабинетам ЦК в поисках любых знакомых, даже случайных. Он быстро находил тех, кто хоть когда-то работал в партийной организации его региона и имел с ним хотя бы случайный контакт, или тех, с кем он имел общих знакомых. То же самое происходило в отношении «отраслевых» знакомых, с которым он работал в одной профессиональной сфере. Так происходило его «причащение» (на новом уровне) к региональному или отраслевому клану, но эти контакты, как правило, не были достаточными и обычно носили горизонтальный, а не вертикальный характер. То есть инструкторы дружили на основе региональной общности с другими инструкторами (максимум с заведующими секторами), но не с руководителями, обретавшимися уровнем выше. Для людей, более активно ищущих «личных связей» (чего хотели далеко не все, потому что чрезмерная активность в этом направлении внутри аппарата не поощрялась), была возможность сделать это с помощью упомянутых выше социальных союзов. Их наиболее популярной формой были как раз спортивные команды. В них, например, инструктор мог познакомиться с помощником секретаря ЦК или консультантом из другого отдела.
Так вырастала очередная «личная связь», которая будучи включенной в систему «личных связей» конкретного работника аппарата ЦК помогала другим его связям осуществлять более эффективное социальное взаимодействие.
Насколько «личные связи» были нужны?
Вместе с тем, подобные «личные связи» реально были нужны только для относительно систематического получения информации, длительных, спланированных кампаний по лоббированию той или иной инициативы – или же, наоборот, отстаивания своих позиций в определенном вопросе. Например, в ходе борьбы с «ревизионистским» (который теперь чаще называют «либеральным») крылом в идеологической сфере Гусев и его единомышленнники по «Русской партии» иногда задействовали все (или почти все) «личные связи». Но в обычной ситуации, когда к Гусеву или любому другому работнику ЦК обращались по линии его «личной связи», он поступал проще. Он звонил работнику аппарата ЦК, отвечающему за конкретную тематику, по телефону и высказывал от своего имени просьбу или пожелание.
В этом отношении аппарат ЦК был организацией, весьма открытой для «своих». Не только Гусев, но примерно 50% опрошенных рассказывали о том, как при необходимости они просто звонили в нужный им отдел или сектор, выясняли, кто конкретно им нужен, а дальше приходили к нему на встречу или ограничивались разговором по телефону. И, как правило, их проблема – в том числе довольно запутанная (и, возможно, личная) – решалась.
Например, Ольга Ольшанская – рядовой секретарь общего отдела, отвечавшая за сортировку документов, – в начале 1980-х годов сумела упросить заведующего сектором административного отдела помочь в переводе мужа-генерала с позиции начальника военного училища в Калининграде на московскую должность. К тому моменту муж возглавлял училище уже 12 лет, она почти столько же работала в ЦК и сохраняла за семьей московскую квартиру и прописку. Вскоре после просьбы для мужа нашлось место в столице.
Валерий Пименов – заместитель заведующего отделом машиностроения в 1980–1988 годах, видный член неформального ленинградского управленческого клана – имел налаженные связи с земляками из районного центра Ермишь Рязанской области. В нем он рос до 17 лет, там жила его мать, в Ермишь он регулярно ездил уже из Москвы отдыхать и рыбачить. Местная номенклатура, среди которой были его друзья детства, активно использовала это для нужд района. Пименов с удовольствием рассказывает, как помогал им строить дороги, получать оборудование для местной телевизионной вышки и даже поставить памятник погибшим на войне. Он реалистично оценивает свой немалый по меркам аппарата ЦК КПСС административный вес и говорит, что многое делалось по его звонку и просьбе. Однако делалось чаще то, что касалось его сферы контроля и ответственности. Другие его коллеги по его звонку достаточно охотно соглашались только на встречу с просителями из Ермиши, а далее уже решали сами, с учетом, конечно, «веса» Пименова, но исходя из собственных планов и возможностей. Желаемый результат в таком случае достигался не всегда.
Конечно, Ольшанская и Пименов могли обратиться к конкретному чиновнику ЦК со своим вопросом, условно говоря, раз в пять лет, если не раз в жизни. Делай они это чаще, их запросто можно было бы обвинить в использовании аппарата ЦК в личных целях. Что влекло за собой, как минимум, жесткий разговор с заведующим или парторгом отдела, а скорее всего немедленное увольнение.
***
Подводя итог, позволю себе заметить следующее. Работники аппарата ЦК КПСС в большинстве своем были, безусловно, весьма идеологизированными, ангажированными и преданными режиму. Других туда не брали. При этом, конечно, они весьма охотно пользовались теми тайными для большей части населения благами и льготами, которые предоставлял им режим. Они логично рассматривали это как компенсацию за свой труд, как в целом справедливую оценку их деловых качеств и преданности. Не меньше, чем льготы, для них значил и высокий общественный статус, который они получали в качестве работников аппарата, и открывавшиеся после окончания работы в ЦК карьерные перспективы.
Все это они могли мгновенно потерять, если бы их изгнали из аппарата ЦК КПСС с «волчьим билетом» – даже не за коррупцию, а лишь подозрение на нее. Поэтому они крайне осторожно подходили к любым видам потенциально компрометирующих контактов. Сотрудники весьма аккуратно строили свои «личные связи» внутри аппарата и старались активно регулировать старые контакты с целью отказа от наиболее сомнительных.
Так что если рассматривать аппарат ЦК КПСС 1960–1980-х годов как бюрократическую структуру, а основную массу ее работников, как чиновников, то мы не увидим в ней никаких особенных отличий от аналогичных бюрократических структур в северном полушарии. Некоррумпированное, достаточно компетентное, дисциплинированное чиновничество, родившееся в семьях высшего и среднего класса сталинской эпохи, окончившее образцовые советские школы и получившее дипломы лучших учебных заведений страны[11]. Советская административная элита. С «личными связями», которые были эрзацем официального или полуофициального членства в социальных и лоббистских сетях. А в какой стране в это время их, собственно, не было?