Отношение местного населения к партизанам

Попытки точного определения отношения местного населения района Ельни и Дорогобужа к партизанам и немцам затрудняет недостаток относящихся к этой проблеме сведений. Никаких советских источников по этой теме обнаружено не было. Немцы находились на границах этого района, и им было мало что известно о происходящем в нем в тот период, когда он находился под контролем партизан. Большинство допрошенных немцами были дезертирами, стремившимися говорить то, что хотел услышать допрашивавший их. Предвзятое мнение немцев о «расовых характеристиках» русских подчас делало их донесения весьма туманными, а иногда просто непонятными. Видимо, сначала лучше представить имеющиеся обрывки сведений, а затем выдвинуть гипотезу, позволяющую соединить их в единое целое.

Тот факт, что такое большое количество попавших в окружение красноармейцев могло скрываться в деревнях в течение зимы, свидетельствует о готовности части населения помогать этим людям, но отнюдь не как представителям советского режима, а просто как попавшим в беду. Провал немцев в достижении победы в 1941 году и успехи Красной армии зимой 1941/42 года существенно повлияли на настроения населения, у которого прежнюю уверенность в победе Германии сменили ожидания возвращения в этот регион советской власти. Сведения о составе и моральном состоянии партизанского движения в этом районе показывают, что призывники из местного населения составляли лишь небольшую часть и их моральный дух был крайне низок. Это может свидетельствовать о негативном или по меньшей мере сдержанном отношении местного населения к партизанам и советскому режиму.

Неспособность немцев эффективно бороться с партизанской угрозой в начале 1942 года, по мнению начальника тыла группы армий «Центр», существенно повлияла на изменение настроений населения. В его донесении говорится: «Уверенность населения в мощи немецкой армии уменьшается по мере того, как у него создается впечатление, что мы не можем совладать с партизанами. Поэтому оно больше склонно оказывать поддержку партизанам и даже присоединяться к ним». Однако в другом донесении говорится: «Весьма важным для нас фактором при борьбе с партизанами является то, что большинство населения, в особенности в сельских районах, отнюдь не доброжелательно относится к партизанам». Более позднее по времени донесение начальника тыла группы армий «Центр» рисует следующую картину:

«ОТНОШЕНИЕ МЕСТНОГО НАСЕЛЕНИЯ

Сейчас, как и раньше, можно утверждать, что в целом население не относится [к нам]враждебно. Успехи зимнего наступления, о которых объявил Сталин, материализовать не удалось, и после этого к местному населению вернулась уверенность в мощи германских вооруженных сил. Выпуск аграрного приказа и празднование Пасхи положительно повлияли на моральное состояние населения. Сейчас, как и раньше, значительная часть населения оказывает нам помощь в борьбе с партизанами. Вместе с тем положение крестьянина остается крайне тяжелым. [Германские]вооруженные силы забирают у него последнюю лошадь и часто последнюю корову, а партизаны забирают все. Зачем крестьянину нужна аграрная реформа, если он не имеет лошади для обработки земли?

Население в районах, контролируемых партизанами, разумеется, не осмеливается проявлять симпатий к немцам. Оно полностью запугано партизанами».

В сводках немецкой разведки о событиях в оккупированных партизанами районах Смоленской области содержится следующее краткое сообщение о настроениях населения: «Наступающие немецкие войска население, как правило, считало освободителями, тогда как отношение к партизанам было крайне негативным. Строгие меры по призыву и казни дезертиров выглядели особенно суровыми. В ряде населенных пунктов население помогало выявлять скрывающихся партизан».

Хотя оно и является более поздним по времени, весьма примечательно донесение начальника тыла немецкой 3-й танковой армии о настроениях населения в августе 1942 года. К этому времени район Ельни и Дорогобужа (в донесении упоминается его северная часть) был полностью очищен от партизан.

«О прогрессе, достигнутом в наведении порядка в данной местности, свидетельствует отношение населения. Слухи об успехах советской стороны на начальном этапе сражения за Ржев вызвали беспокойство, в особенности среди тех слоев населения, которые сотрудничали с немецкими войсками, занимая административные и другие должности… Когда стало известно об успехах немецких войск на Кавказе и возникла уверенность в том, что немецкая оборона выдержит все атаки, слухи улеглись. Аналогичная ситуация складывается и в районах, где постоянно появляются партизаны. Население там запугано и не проявляет активности. За исключением отдельных случаев, когда определенная часть населения не только выражает сочувствие партизанам и дает им убежище, но также и поддерживает советскую власть и помогает военным усилиям [партизан], следует признать, что у большинства населения крепнет уверенность в мощи германских вооруженных сил и оно готово оказывать поддержку в наведении порядка на оккупированной территории. Растет количество предупреждений о появлении партизан и антигерманских элементов. Данный факт особенно важен, поскольку сложное положение с продовольствием крайне негативно сказывается на моральном состоянии населения. Существует опасность подъема партизанского движения, если не будут обеспечены необходимые населению поставки продовольствия».

Представленный материал свидетельствует о двух отчасти взаимоисключающих особенностях настроений населения. С одной стороны, это недовольство советским режимом, проявлявшееся различными способами. С другой стороны, постоянное стремление приспособиться к требованиям одной из сторон, которая в данный момент была более сильной, или создавалось впечатление, что она одерживает победу. Широкие слои населения приветствовали появление немцев. Когда зимой немцев постигли неудачи, они выяснили, что «население было на нашей стороне, пока мы одерживали победы». Когда проведенная ими в мае и июне 1942 года операция положила конец господству партизан в районе Ельни и Дорогобужа, немцы обнаружили, что население снова их поддерживает.

Это противоречие можно разрешить, если провести разграничение между тайными симпатиями и открытыми действиями населения. Преобладающее в этом регионе сельское население в целом было недовольно советским режимом. Вместе с тем люди старались приспособиться к требованиям момента – аналогично тому, как менялись «убеждения» коммунистов при каждом изменении линии партии. Для объяснения таких тенденций вовсе незачем прибегать к метафизическим рассуждениям о «славянской» душе или «расовых особенностях» русских, использовавшихся немцами для оправдания проводимой ими политики. Объясняется это намного проще. Эти люди – в большинстве крестьяне, добывающие свой хлеб тяжелым трудом, – были больше озабочены проблемой выживания при любом режиме, который в данный момент оказывался у власти. Однако не следует забывать, что такое объяснение применимо лишь к первому году войны на Востоке. Как только население уяснило истинные цели Германии, разочарование усилилось, а трудности, связанные с приспособлением к сложившейся ситуации, уменьшились. Во-первых, становится ясно, что ни та ни другая сторона не предложила людям того, чего они хотели; во-вторых, сходство обеих противоборствующих режимов означало, что изменение приверженности не вызовет в сознании людей конфликта с их скрытыми симпатиями.

Джон Армстронг, «Партизанская война. Стратегия и тактика. 1941–1943», Центрполиграф, 2007

Либер, Фаллос, Приап

Бог Либер у римлян первоначально был покровителем роста и плодородия, а также семени животных и растений; впоследствии он был отождествлен с заимствованным у греков Дионисом. В разных частях Италии в честь Либера – очевидно, в действительности италийского бога плодородия – устраивались фаллические праздники. Во время этих праздников по полям и по городу на повозке возили большой фаллос, вероятно вырезанный из дерева; в конце церемонии он увенчивался матроной. У Августина в труде «О граде Божием» содержится очень интересная ссылка на этот обычай (vii, 21): « [Варрон]говорит, что на перекрестках Италии некоторые частности культа Либера совершаются с такой отвратительной свободой, что в честь его почитается срамной мужской член, – почитается не с сохранением сколько-нибудь стыдливой тайны, а с открытым и восторженным непотребством. Так, этот гнусный член, положенный в тележки, в дни праздника Либера с великим почетом вывозится сначала в деревнях на перекрестки, а затем ввозится и в город. В городке же Лавинии Либеру посвящен был целый месяц, в продолжение которого у всех на языке были похабнейшие слова, пока этот член не провозили через площадь и не прятали в своем месте. На этот почтенный член почтеннейшая из матрон должна была открыто возложить корону! Так, изволите ли видеть, надо было склонять к милости бога Либера ради урожая; так нужно было удалять язву с полей; нужно было принудить благородную женщину сделать публично такое, чего не позволила бы себе сделать в театре и блудница, если бы зрительницами были благородные женщины». Так говорит Августин. Но как мы можем видеть, тот факт, что церемонию исполняла почтенная женщина, доказывает, что это была не оргия, а древний обычай, религиозный смысл которого состоял в том, чтобы отогнать разрушительные «магические влияния».

Фаллос (или, как римляне называли его, fascinum) использовался почти во всех противомагических церемониях. В «Римской мифологии» Преллера справедливо говорится о «распространенном по всей Италии применении fascinum как амулета и защиты от магии; в этом выражалась вера в охранительное действие вечной божественной порождающей силы». По этой причине фаллос в различных видах вешали на шею детям, прибивали над дверями лавок, даже прикрепляли к колеснице воина-триумфатора. Плиний («Естественная история», xxviii, 4 [7]) говорит в этой связи: «Фаллос охраняет не только младенцев, но и полководцев». Этому богу (а фаллос называли именно богом, deus) «прислуживают девственные весталки в Риме; кроме того, повешенный под колесницей военачальника-триумфатора, он отводит от нее зависть». Фаллос иногда водружали над городскими воротами, чтобы защититься от несчастий. Иногда под фаллосом делали надпись His habitat felicitas («здесь обитает счастье»). Конечно, это не означало, что в этом месте гарантировано всякое сексуальное счастье, а только то, что фаллос своей магией отгонял несчастье. Подобные фаллические амулеты есть почти в каждом европейском музее древностей; но обычно их не демонстрируют публике, поскольку современный человек смотрит на подобные предметы почти что глазами Августина, что, как мы теперь понимаем, несправедливо по отношению к глубокому первоначальному смыслу этого символа.

Другое существо подобного рода – бог садов Приап. Он, в сущности, представляет собой не что иное, как гигантский фаллос, тем или иным образом соединенный с человеческим лицом. Достаточно часто фаллос прикреплялся в соответствующем месте к Гермесу, то есть к пьедесталу, на который была водружена голова бога. Современные зрители наивно представляют это верхом неприличия, думая, что скульптор старался подчеркнуть свой интерес к голове и эрегированному члену. Читатели же, следящие за ходом нашей мысли, уже знают, что эти фаллические статуи имели совершенно иной смысл.

Ученые обычно считают, что Приап позаимствован римлянами от греков или даже из Малой Азии. Я осмелюсь предположить, что обычай использования фаллоса как охранительного символа является исконно италийским; в сущности, он встречается у всех первобытных народов. Однако можно допустить, что фаллос был отождествлен с малоазиатским фаллическим богом Приапом после того, как римляне вступили в контакт с азиатскими народами, то есть после войны с Ганнибалом. Так или иначе, римляне поздних времен знали Приапа как бога садов, который отгонял птиц и воров наподобие пугала. Именно так Гораций описывает его в «Сатирах» (i, 8):

Некогда был я чурбан, смоковницы пень бесполезный;
Долго думал мужик, скамью ли тесать или Приапа.
«Сделаю бога!» – сказал. Вот и бог я! С тех пор я пугаю
Птиц и воров. Отгоняю воров я правой рукою
И непристойным колом, покрашенным красною краской.

(Почти все статуи Приапа имели мужской детородный орган огромных размеров – фаллический символ вечной плодородящей силы природы.)
Фаллос выступает также как оружие или орудие наказания за разврат посредством грубых половых актов. Существует известный сборник латинских стихотворений «Приапея» – это непристойные вирши неизвестных авторов, весьма остроумно объясняющих эту функцию Приапа. Те, кто читал эти стихи, вспомнят подчеркнуто садистскую тональность деяний и описаний, которые мы имеем в виду.

Приап был не только богом садов. В качестве стража плодородия он считался также покровителем людской плодовитости. Поэтому люди, страдавшие бесплодием, добивались его помощи; и точно так же его содействие было желательно при любых сексуальных расстройствах.

Фаллический бог – частый объект изображения в древнем искусстве, либо в описанном выше виде фаллического Гермеса, примитивного или эстетически изысканного, либо в разнообразных фаллических амулетах. Ювенал (ii, 95) упоминает «стеклянных Приапов», то есть сосуды фаллической формы. Иногда их делали из других материалов – золота или серебра. Согласно Петронию («Сатирикон», 60), были и Приапы из теста, наподобие современных имбирных человечков и шоколадных пасхальных яиц.

Упомянутые приапические стихотворения говорят о том, что грубое людское воображение остановилось на божестве, которое изначально не было ни комическим, ни непристойным, и при этом выделило его чисто сексуальный аспект. Подробнее об этом мы поговорим в главе о римском театре.

В поздние эпохи религиозные праздники в честь Приапа были исключительно разнузданными и грубыми. Описание, которое дает Петроний («Сатирикон», 26 и далее), возможно, намеренно преувеличено в том, что касается дефлорации малолетней девочки. Но Августин также пишет: «Неужели в честь Приапа отправляют гнусные безобразия одни только мимы, но никак не жрецы? Или он одним образом выставляется для поклонения в местах священных и совсем другим является в театр, служа объектом всеобщей потехи?.. Скорее следовало бы благодарить гистрионов за то, что они щадят стыдливость людей и не показывают на зрелищах всего того, что скрывается за священными стенами храмов. Что хорошего можно думать об их сокровенной святыне, когда так много гнусного в том, что выставляется на обозрение?.. Каков же, следовательно, тот культ, для отправления которого святость избрала таких людей, каких гнушается и театральная мерзость?»

Источник: Отто Кифер, «Сексуальная жизнь в Древнем Риме», Центрполиграф, 2003

О широком применении труда детей в колхозах

Записка А.Я. Вышинского И.В. Сталину и В.М. Молотову

№ 186

Прокуроры ряда областей и краев сообщают о широком применении в колхозах труда детей в возрасте до 14 лет. При этом продолжительность рабочего дня детей, как правило, равна продолжительности рабочего дня взрослых. В некоторых случаях применяется ночной труд. Многие дети, постоянно работая в колхозах, не учатся в школе. Имели место применения детского труда на тяжелых и опасных работах. Так, по Белгородскому району Курской обл. в 28 колхозах за 1938 г. работало 473 несовершеннолетних, из них 96 малолетних. Несовершеннолетние работали наравне со взрослыми (на лобогрейках, на очистке тракторных прицепов, перевозке зерна, скирдовании). Установлены случаи применения ночного труда несовершеннолетних. Были случаи увечья. Продолжительность рабочего дня несовершеннолетних в большинстве случаев равняется 10—12 часам в сутки. 45 детей не посещали школы.

По Грязинскому району Воронежской обл. к работе были допущены дети до 14 лет в количестве 685 чел.

По Ивановскому району Днепропетровской обл. в 19 колхозах работало 247 детей. Рабочий день их равнялся 10—12 часам; не посещало школу 114 детей в возрасте от 10 до 14 лет.

По Колоярскому району1* Грузинской ССР в 13 колхозах работало 117 подростков. Продолжительность рабочего дня от 7 до 10 часов. Выявлено также, что родители 27 подростков ведут паразитический образ жизни за счет труда своих детей. Сами мало работают и записывают себе трудодни, выработанные их детьми.

Такие же факты выявлены и в других районах.

Практика начисления трудодней подросткам и детям в разных колхозах различна. В одних колхозах трудодни начисляются самим несовершеннолетним в возрасте до 16 лет, в других колхозах трудодни начисляются их родителям.

Сообщая об указанных фактах и исходя из необходимости упорядочить применение детского труда в колхозах, прошу дать указание НКЗему СССР составить инструкцию об урегулировании этого вопроса.

В инструкции я считаю необходимым предусмотреть запрещение применения труда детей на ночных и вредных для их здоровья работах, а также установить условия допущения труда детей (в свободное от учебы время), продолжительность рабочего дня и порядок оплаты труда детей.

А. Вышинский

Источник: Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы Том 5. 1937—1939. Книга 2. 1938 – 1939. Москва РОССПЭН 2006

С НОВЫМ ГОДОМ!

С НОВЫМ ГОДОМ!

Январь_который_мы_потеряли
С Новым годом!

Почему в КНДР нет «терактов»

Читатели из городов России, рискующие жизнь в данной большой стране каждый день, спрашивают, как в КНДР решена проблема так называемых «терактов». Данная задача существовала в КНДР в первые годы после создания государства, затем террор был быстро и окончательно избыт. С той поры уже много десятилетий в КНДР нет ни одного успешного «теракта», в ходе которого бы погибли люди. Так как любой проект вооруженных акций против Трудовой Партии Кореи всегда находит самое значительное финансирование на Юге страны, ключ к профилактике террора – единство население и власти. А также наличие чучхейских органов безопасности, лишенных взяточников, коррупционеров, перерожденцев и вымогателей. Вот что пишет об этом Великий Полководец товарищ Ким Чен Ир:

«Народно-демократическая диктатура – могучее оружие в руках рабочего класса для полного подавления всяких контрреволюционных элементов, выступающих против социализма, для защиты народных масс.

Катаклизмы последнего времени в некоторых странах, раньше строивших социализм, ясно показывают, что если органы общественной безопасности не могут справиться со своей важной ролью в классовой борьбе, то парализуются функции диктатуры социалистического государства и пойдет насмарку социализм. Современные ревизионисты, ратуя за отрицание необходимости классовой борьбы в социалистическом обществе, совершили всякие акции с целью парализовать функции и роль органов общественной безопасности. Они отказались от партийного руководства органами и под предлогом их перестройки всяким коварнейшим образом ослабили их функции и роль, например, путем выдворения из них верных работников. Это дало враждебным элементам безнаказанно орудовать, привело к разгулу преступлений и правонарушений, в конце концов, к развалу социалистического строя, являющегося завоеванием революции.

Исторический опыт показывает: в любых условиях социалистическому государству ни в коем случае нельзя ослаблять органы диктатуры, надо еще более укреплять их, чтобы полностью подавить действия враждебных элементов всех мастей, попирающих самостоятельность и творческую способность народных масс.

Суть чучхейских методов обеспечения общественной безопасности в том, чтобы решать все ее проблемы при опоре на народные массы и путем приведение их в действие. Дело охраны безопасности народных масс – это и есть дело защиты самостоятельного статуса масс, гарантии их творческой роли. Полное проявление творческой способности народных масс создаст возможность своевременно поймать любых преступников, установить здоровый общественный порядок и революционную атмосферу жизни».

Великий Руководитель товарищ Ким Чен Ир далее так инструктирует работников о прививке качества для человеческого материала органов безопасности. Как известно, эта прививка есть главная проблема для стран, где успешные террористические атаки носят постоянный характер, а органы общественной безопасности неспособны им противостоять, будучи коррумпированы сверху и донизу:

«Заразишься ядом несоциалистических явлений – у тебя парализуется классовая сознательность и национальное самосознание, ты превратишься в вырожденца, духовного урода, не знающего ничего, кроме денег, и, в конце концов, скатишься в положение контрреволюционера. Работники органов должны быть чисты в экономическом отношении. Когда они допускают беспечность, расхлябанность и впадают в жажду вещей, то они будут идеологически перерождены, не смогут вести усиленную борьбу с несоциалистическими явлениями, да и сами могут приобщиться к ним. Им ни в коем случае не следует посягать на интересы народа, злоупотребляя своим служебным положением, обходить правонарушения в обмен на взятки».

КИМ ЧЕН ИР «За подготовку настоящих работников общественной безопасности – стойких защитников социализма нашего образца» (послание преподавателям, сотрудникам и курсантам Политического университета при Министерстве общественной безопасности) 20.11.1992 г.

Защищая Вождя и Родину — тем самым ты защищаешь и самого себя. Или почему в КНДР нет терактов

Проебали

Это не разбор действий силовых структур. Их проёбы настолько очевидны даже дилетантам, что нехуй там и разбирать. В тексте мы пройдёмся по очевидным провалам в организации работы русских СМИ в зоне боевых действий.

  1. То, что Волгоград является зоной боевых действий, не тайна уже ни для кого. Почему Волгоград, и кто там воюет – это к науке, которую я в данный момент представляю, никакого отношения не имеет.
  2. Зона боевых действий предполагает совершенно иные правила взаимодействия армии, полиции и антитеррористических подразделений со СМИ.
  3. Со всей очевидностью могу заявить, что для организации работы СМИ в зоне боевых действий было сделано чуть менее, чем нихуя.

Помимо стандартного комплекса оперативно-следственных мероприятий, который, надеюсь, был осуществлён вполне себе квалифицированно, существуют ещё протоколы, регламентирующие работу СМИ в полевых условиях в ходе военных конфликтов.

В ситуации, сложившейся в Волгограде, следовало немедленно взять под контроль информационные коммуникации. Проще говоря, отрубить гражданским доступ в Интернет и ограничить возможности мобильной связи доступом к службам экстренной помощи. При этом включить систему массового оповещения населения через ФМ и проводное радио и непрерывную трансляцию телевизионных выпусков новостей, создаваемых специально для этого региона под контролем единого координационного информационного центра, управляемого штабом по борьбе с терроризмом. Управление новостным потоком в федеральных СМИ взять на ручной контроль.

В подобной ситуации официальный источник информации должен быть один, журналистов следует согнать в импровизированный пресс-центр и обеспечить их единым каналом связи с редакциями, установив приоритеты для информационных агентств, телекомпаний и других СМИ.

При этом необходимо в обязательном порядке обеспечить журналистов через пресс-офицеров всем необходимым набором квалифицированных разъяснений по поводу происходящих в Волгограде боевых действий. Одновременно журналисты должны быть чётко осведомлены о наказании за нарушения эмбарго на информацию, которую штаб сочтёт закрытой для прессы.

Интервью личного состава и комментарии специально не уполномоченных для этого представителей военных, полицейских и антитеррористических подразделений запрещаются.

Это, в общем-то азы боевой информационной работы, которые включают в себя ещё ряд милых мелочей о которых мне вам, профессионалам, и напоминать стыдно. Короче говоря, если в мирное время пресса руководствуется принципом «Люди имеют право знать», то на войне (а в Волгограде, повторюсь, мы имеем дело с актом войны) действует другой принцип: «Люди имеют право и не знать».

Last but not least: Вопиющий информационный проёб русских СМИ был бы невозможен, либо не столь вопиюще очевиден, если бы различные «источники» не продавали журналюгам любую информацию, которую редакция может оплатить кэшем. А руководители профильных силовых подразделений не рвали жопу в своём стремлении немедленно «доложить успех», и поэтому треща на всех углах об идентификации террористов по колпачку от губной помады, отованному хую с чекой от гранаты, и о превентивном вычислении преступных замыслов по пабликам Вконтактике и ЖЖ.

Вы сначала поймайте, а потом мы вам мысленно поаплодируем. А вы, коллеги, пишите – вам зачтётся.

Вторая кожа

Венера в мехах

Леопольд фон Захер­Мазох (от фамилии которого образовано слово «мазохизм») молил свою госпожу «носить меха как можно чаще, особенно когда… поступаешь жестоко». В его скандально известном эротическом романе «Венера в мехах» обожествляемая дама ни разу не описана полностью обнаженной — ее тело всегда обрамляет хотя бы некое подобие фетишизированных украшений: «При виде нее, возлежащей на красных бархатных подушках, при виде ее драгоценного тела, проглядывающего меж волнами собольего меха, я осознал, как велико сладострастие и вожделение, которое вызывает во мне плоть, явленная лишь отчасти». Скопофилия (вуайеризм; подглядывание, цель которого — эротическое наслаждение) здесь напрямую связана с тактильным эротизмом (бархатные подушки, манто из соболей).

«Упругие меха жадно ласкали ее мраморно­холодное тело. Ее левая рука… покоилась спящим лебедем, окруженная мраком соболей, в то время как правая поигрывала хлыстом». Женщина одновременно холодна как смерть и горяча как мех. Согласно Мазоху, дама в меховой шубе подобна «величественной кошке, мощной электрической батарее». Ощущения от соприкосновения обнаженного тела с мехом неповторимы — они в буквальном смысле щекочут нервы разрядами статического электричества и могут быть уподоблены ощущениям, возникающим во время бичевания: «В этом смысле, помимо прочего, меха и хлыст идут рука об руку». Пронзительный аромат шерсти пленял Мазоха, твердившего своей жене, что ему непреодолимо хочется утопить свое лицо в теплом запахе ее мехов, которые ассоциировались у него с мыслью о том, что женщина — «единственная, кому дано править», а может быть, еще и о том, что в женщине живет зверь.
Мех — олицетворение тепла, красоты и престижа. Но, как сказал КрафтЭбингу некий меховой фетишист, названный им господином N.N.:

Просто эстетический эффект — красота дорогих мехов, к которой более или менее восприимчив каждый и которая… кроме того, играет столь важную роль в моде… в данном случае ровным счетом ничего не объясняет. Прекрасного вида меха оказывают на меня то же эстетическое воздействие, что и на нормальных людей. <…> Такие вещи, когда их искусно используют, чтобы сделать женщину еще прекраснее, то есть в определенных обстоятельствах, могут произвести непрямой чувственный эффект.

Однако «непосредственный, мощный чувственный эффект», который он испытывал на себе, будучи фетишистом, — «это нечто совершенно иное, нежели обычное эстетическое удовольствие» — хотя, по его словам, «это не отменяло предъявляемого [им]к своим фетишам требования обладать целым рядом эстетических достоинств, имеющих отношение к их форме, стилю, расцветке и т.д. ». По-настоящему ему нравился только «очень густой, качественный, гладкий и скорее длинный ворс, приподнятый, как у так называемых остистых мехов», и этим требованиям вполне соответствовал соболь. Ему были одинаково не по вкусу меха с коротким ворсом, такие как котик и горностай (даже несмотря на то что стоили они дорого и носить их было престижно), и слишком длинный «волос».

Фрейд был убежден, что мех и бархат символически олицетворяют лобковые волосы — покров, в недрах которого (согласно детским фантазиям мальчика) должен скрываться пенис. Эти ассоциации подкрепляют слова и словосочетания, использующиеся в сленге для обозначения женских гениталий: pussy — «киска», beaver — «бобренок», fur pie — «меховой пирожок». Показательно, что господину N.N. сама мысль о том, что мужчина может одеться в меха, казалась «исключительно неприятной, противной и омерзительной». Кроме того, ему не хотелось видеть «старую или уродливую женщину одетой в прекрасные меха, поскольку это вызывает противоречивые чувства».

Судя по всему, меховой фетишизм скорее относится к числу редких явлений. Магнус Хиршфельд описал случай фетишистского пристрастия к «меху и костылям!». Другой, также датированный XX столетием случай описан в Канаде: некий инженер вел половую жизнь, которая практически полностью сводилась к тому, что он надевал на себя меховую шубу, смотрелся в зеркало и мастурбировал. «Однажды ночью он вломился в меховой магазин, разделся догола и устроил для себя настоящую оргию мехового эротизма». Затем он начал воровать меховые изделия. После того как он отбыл срок и вышел из тюрьмы, у него появилась привычка разгуливать по дому в меховой набедренной повязке.

«Бархатный» фетишизм также необычен, хотя у Крафт­Эбинга упоминаются несколько подходящих под это определение случаев. «В одном борделе некий человек был известен под именем „Бархат”. Он мог нарядить свою симпатию [проститутку]в одежду, сшитую из черного бархата, а мог прийти в возбуждение и удовлетворить свое сексуальное желание, просто оглаживая свое лицо краешком подола ее бархатистого платья и вообще не касаясь других частей ее существа». Корреспонденция журнала London Life содержит изрядное количество посвященных бархату писем, многие — с садомазохистским уклоном. «Бархат представляет собой превосходно дисциплинирующий материал», — писал один из самостийных корреспондентов. «Но не в этом истинное очарование бархата», — утверждал другой. И развивал свою мысль следующим образом:
Бархат — ультраженственная ткань: изысканную красоту его глянцевого ворса, его восхитительный перелив и шелковый блеск, а также чувственную глубину манящих оттенков лучше всего позволяют прочувствовать вечерние туалеты… [представительниц]противоположного пола. Это объясняется большим количеством драпировки… и, следовательно, более волнующей игрой света и тени в складках.
Скорее странно… что этот божественный материал, по-видимому, не привлекает женщин психологически. Они носят его, следуя моде; также есть некий тип женщин, которые, понимая, сколь искусительно он действует на мужчин, используют его как свой основной капитал
Под этим письмом стояла подпись — Черный бархат.

Поскольку бархат имеет густой и нежный ворс, его легко ассоциировать с представлениями о чувственном наслаждении. Иногда мы говорим про выпивку, что она «бархатом проскочит в глотку»; на сленге любителей азартных игр слово «бархат» обозначает денежный выигрыш. А звучащая в культовом фильме «Синий бархат» одноименная песня (довольно популярная в прошлом) пробуждает в зрителе декадентские настроения.

Вторая кожа

Какой видел Россию евразиец и бельгийский шпион Малевский-Малевич

В исследованиях о евразийстве широко распространена точка зрения, согласно которой это движение полностью прекратило свое существование и как политическая организация, и как развивающаяся политическая идея уже в конце 1930-х. На это время пришлись кончина основателя евразийского движения князя Н.С.Трубецкого и прекращение активной деятельности остальных его участников из-за начавшейся Второй мировой. После 1945 года на евразийцев, как и на других активистов эмигрантских политических кружков, обрушились советские репрессии. Лидер евразийцев конца 1930-х П.Н.Савицкий оказался узником советских лагерей, и даже после освобождения и возвращения в Прагу преследование его не прекращалось, ввиду чего продолжение полноценной идейно-политической работы стало практически невозможным. Гонениям подвергся и другой видный участник евразийского движения, Н.Н.Алексеев, получивший советское гражданство, но так и не вернувшийся в СССР.

Вместе с тем, именно после 1945-го происходило разочарование многих участников движения в своих прежних идеалах. Евразийство, изначально настроенное против Запада, «европоцентризма» и «европопоклонничества», а вслед за этим и против парламентской демократии и капитализма, на этом фоне оправдывало диктатуры Муссолини и большевиков. Таким образом, оно оказалось в числе скомпрометированных идей межвоенного периода.

Как известно, евразийство обязано своим появлением на свет главным образом книге князя Н.С.Трубецкого «Европа и человечество», после публикации которой выяснилось, что у ее автораесть немало единомышленников. Евразийская идеология, претендовавшая на статус революционной, предполагала выдвижение в числе первых требований ниспровержение, и лишь позже была постепенно представлена положительная программа евразийцев.

Первое их «Долой!» прозвучало в адрес европеизации России, целенаправленно осуществлявшейся домом Романовых, и против Европы как активного проводника самой идеи универсализации мира. Критика князем Трубецким порабощающей народы насильственной европеизации первоначально стала стержнем всей евразийской программы. Отрицание Запада («романогерманской культуры», Европы – в терминологии Трубецкого) явилось сутью евразийства.

«Мы должны привыкнуть к мысли, что Романо-германский мир со своей культурой – наш злейший враг», – писал в своей статье «Русская проблема» основатель евразийства Трубецкой. Вся идеология евразийства была сфокусирована на конструировании и поддержании множественности границ между Европой и Россией-Евразией, причем если за Европой закреплялись такие свойства, как индивидуализм, механицизм, рационализм, безрелигиозность и агрессивность, то Россия-Евразия была коллективистской, телеологичной, мистической, органичной и православной.

Те из евразийцев, кто избежал нацистских и советских репрессий и, таким образом, «пережил» движение и смог оценить его идеологию с позиций послевоенного мира, оказались намного более лояльными к Западу и его ценностям, чем это было ранее. Хорошо видно это на примере позднего творчества Г.В.Вернадского, пытавшегося примирить в своих исторических концепциях Восток и Запад в истории России. После войны против некогда пропагандируемых идей резко стал выступать и Н.Н.Алексеев. Он обрушился с критикой на платоновские идеалы государства философов, признав в этой идее путеводную нить фашистских режимов Европы (итало-фашистский режим Трубецкой в своей программной статье «О государственном строе и форме правления» признавал несовершенной идеократией, но при этом меньшим злом, чем буржуазная парламентская демократия).

Какой видел Россию евразиец и бельгийский шпион Малевский-Малевич

Миф экспоненциального роста

Одним из величайших мифов, на котором зиждилась экономика конца двадцатого столетия, был миф экспоненциального роста. Предполагалось, что технологии будут меняться еще быстрее, так что экономика тоже будет расти по экспоненте, сделав нас всех богаче наших родителей и несоизмеримо богаче наших прадедов. Однако, похоже, с 2000 года все пошло не так, по крайней мере, в экономике. Проблема частично связана с оттоком капитала в развивающиеся рынки, ставшим возможным благодаря Интернету и современным коммуникациям. Однако за рамками даже этой неудобной реальности лежит по-настоящему тревожная мысль о том, что технический прогресс, и таким образом, возможность улучшения уровня жизни, может вовсе и не вызывать никакого экспоненциального роста.

В видении нескольких энтузиастов вера в экспоненциальный технический прогресс трансформировалась в сингулярность, которая либо уже происходит, либо вот-вот нас настигнет. Предполагается, что она приведет к дальнейшей акселерации прогресса, которая будет такой мощной, что будущее истории человечества будет очень сильно отличаться от прошлого.

Но перед тем, как приветствовать появление сингулярности, следует отметить, что, по мнению сторонников этой теории, она будет вызвана появлением более умных, чем люди, машин, которые впоследствии одержат верх,  создадут еще более умных роботов и оставят человечество «в хвосте». Таким образом, сингулярность будет представлять собой не почти бесконечное улучшение качества жизни человечества, потому что, по-видимому, такие сверхразумные машины  не особенно будут интересоваться уровнем жизни людей – или вообще захотят использовать нас как подопытных или домашних животных. (Если последнее, я, несомненно, окажусь в первых рядах претендентов на ликвидацию – вряд ли я обладаю качествами домашнего животного, регулярно проявляемых нашей кошкой Евдоксией).

Подумав логически, можно выделить три сингулярности, уже имевших место в истории человечества: появление речи, переход от кочевой жизни к оседлому сельскому хозяйству, а впоследствии Промышленная революция. Каждое из этих явлений десятикратно ускоряло развитие человечества, так что изменения, на которые под влиянием одной только эволюции уходили миллионы лет, после появления речи начали происходить за сотни тысяч лет, с изобретением земледелия – за десятки тысяч лет, и всего за два-три столетия – после Промышленной революции. Каждое из этих изменений совершенно меняло жизнь; она также двигалась в более быстром темпе, а после Промышленной революции за одну короткую человеческую жизнь происходят громадные технологические сдвиги.

Стоит подробнее остановиться на сингулярности Промышленной революции. Она продолжалась примерно 200 лет, и ни одна из ее первых инновация не привносила существенных жизненных изменений. Машина Ньюкомена (Newcomen) для откачки воды в шахтах, изобретенная в 1712 году, не привела к серьезным изменениям напрямую, за ней не последовало никакого намного более совершенного двигателя, как у Джеймса Уатта (James Watt), до 1769 года (а двигатели Уотта вошли в широкое применение лишь в 1790-е годы). Однако технологическая революция сопровождалась столь же важной революцией в человеческом мышлении, которая началась примерно с основания Королевского научного общества в 1662 году и продолжилась «Богатством наций» Адама Смита (Adam Smith) (в 1776 году) до начала 19-го века.

Таким образом, даже несмотря на то, что гражданин 1785 года не особенно наслаждался техническими достижениями по сравнению с его предком из 1660 года, в то время как веком раньше алхимики высмеивались на картине знаменитого Джозефа Райта (Joseph Wright), сейчас она служит обложкой для «Алхимиков потерь». Первые громадные технические плоды Промышленной революции появились позднее – текстильное производство приняло масштаб, только начиная с 1790-х годов, а сеть железных дорог появилась только после 1830 года – но умственные изменения, сформировавшие сингулярность, уже произошли к 1785 году или около того.

В этом смысле нам пока не грозит никакая сингулярность. Интернет, кардинально изменивший мировые коммуникации и наш образ жизни, является не более существенным революционным сдвигом, чем электрический свет, телефон или автомобиль. Жизнь в 2010 году на самом деле отличается от жизни в 1995 году. Сегодня мы можем организовать мировое производство или компанию по оказанию услуг намного эффективнее, чем в 1995 году. Большую часть жизни вне сна молодежь проводит в Интернете или в разговорах по мобильному телефону, что до 1995 года она делать не могла.

Миф экспоненциального роста

«Вы жертвою пали»: Феномен присвоения смерти в советской традиции

Умение «канализировать смерть», решая при этом конкретные политические задачи, было открыто, конечно же, не большевиками и имеет весьма богатую историю. Еще в начале VI века до нашей эры афинский политик Солон проводит целый комплекс законодательных установлений, свидетельствующий о ясном понимании той роли, которую в политической жизни города может сыграть внедренная в публичное пространство и соответствующим образом оформленная смерть. «Погребальное» законодательство Солона, по сути, сводится к двум основным позициям: к запрету на похороны в черте города и к резкому ограничению демонстративной стороны погребального ритуала (продолжительности, числа участников, количества затраченных средств, степени участия женщин и т. д.). Техники повышения семейного символического капитала за счет «ресурса смерти» были своеобразным политическим ноу-хау уже в архаике. Семья могла существенно повысить собственные котировки, предъявив другим семьям впечатляющее число родственников, погибших ради общего блага, — или похоронив таковых в общезначимом пространстве и тем самым закрепив свое право на особую роль в нем. Количество можно было компенсировать и/или дополнить качеством, так или иначе присвоив общезначимого покойника, то есть, собственно, «героя» в исходном греческом понимании этого слова. С героем можно было породниться, задним числом возведя к нему свою родословную; героя можно было «назначить», убедив сограждан, что тот или иной неоспоримо принадлежащий семье покойник достоин этого статуса; наконец, уже признанному герою, не имеющему отношения к твоей семье, можно было оказать особые услуги, — как это сделал уже в V веке до нашей эры другой афинский политик, Кимон, с помпой вернувший на родину счастливо «найденные» им во время экспедиции на Скирос кости Тесея, мифического основателя афинской демократии, не связанного родственными узами ни с одной из аттических аристократических семей.

Существовали техники и с менее выраженной рациональной прагматикой, хотя, пожалуй, еще более прямо апеллировавшие к человеческим когнитивным механизмам. Так, праздник Великих Дионисий, учрежденный Писистратом в середине VI века до нашей эры и известный подавляющему большинству современных европейцев только как время проведения театральных зрелищ, был по сути поводом лишний раз обратить внимание сограждан на публично значимую смерть. Собственно, состязания трагиков и театральных трупп поначалу, видимо, представляли собой нечто вроде культурной программы при главном событии — вручении от лица города достигшим совершеннолетия сыновьям афинян, которые пали за родину, паноплий, полных комплектов гоплитского вооружения. Паноплия была знаком высокого гражданского статуса, и с этой точки зрения смысл акции предельно прозрачен: рискуя собой ради общего блага, гражданин может не опасаться, что о его сыновьях некому будет позаботиться. Однако характер вручаемого подарка придает ситуации особое значение: отец погиб за родину, и теперь его сын не будет обделен той же счастливой возможностью. Другой пример использования схожих когнитивных механизмов мы видим в «пересказанной» Фукидидом погребальной речи Перикла, призывавшего граждан, собравшихся на траурный митинг в честь афинян, отдавших жизнь за отечество, относиться к собственному городу как эраст, активный гомосексуальный любовник, относится к эромену, любовнику младшему и пассивному, — то есть быть готовыми бескорыстно одаривать предмет любви всем, вплоть до собственной жизни. Если в случае вручения паноплий между «героями», то есть уже состоявшимися покойниками, и «будущими героями» существует семейная связь, то здесь они уже не связаны ничем, кроме общего публичного пространства и придуманной Периклом метафоры, весьма изящной и крайне циничной.

Ни Писистрат, ни Перикл, конечно же, не были в курсе современных достижений когнитивной и социальной психологии — в противном случае их можно было бы поздравить с прекрасным умением использовать в политических целях так называемую теорию управления страхом, сформулированную С. Соломоном, Дж. Гринбергом и Т. Пишчински в самом начале 1990-х годов. Согласно этой теории одно из несомненных эволюционных преимуществ нашего вида, способность к долговременному прогнозированию, обладает весьма неприятной для нас оборотной стороной: сознанием неизбежности собственной смерти, которое может быть причиной глубокой фрустрации. Культура, транслирующая стереотипные установки и ценности, предоставляет нам своеобразный защитный механизм, который реализуется через потребность в социальном консенсусе, в возможности регулярно получать подтверждение валидности этих установок и ценностей. Если большинство людей разделяет твои взгляды, то значит они «правильные» и обеспечивают тебя своеобразным «буфером тревожности». При этом сам факт наличия индивидов с иными взглядами порождает тревожное сомнение в валидности твоих установок, снижая их эффективность в качестве механизма «управления страхом». При воспоминании о неизбежности смерти человек реагирует более позитивно на тех, кто согласен с его собственными взглядами, и на идеи, их подтверждающие. И, напротив, негативно реагирует на несогласных и на идеи, противоречащие его взглядам. Таким образом, Писистрат и Перикл, заставляя сограждан столкнуться в значимой для них ситуации с фактом смерти, побуждают их к конформности, к некритичному приятию диктуемых установок, к социальной консолидации — и резко повышают тем самым степень их вовлеченности в публичное пространство, а также степень проницаемости и управляемости последнего.

Большевики, чьим самым масштабным политическим проектом, несомненно, была попытка построить воистину всеобъемлющее публичное пространство, включающее в себя и все аспекты человеческой жизни без исключения, и каждого, опять же без исключения, конкретного человека, конечно, не могли пройти мимо столь действенной технологии. Впрочем, ее источником в данном конкретном случае была не только и не столько «европейская» политическая традиция, хотя бы из-за узости собственно политического пространства в дореволюционной России и, соответственно, малой его приспособленности к решению новых задач, — ничуть не менее действенные, но зато адаптированные к гораздо более широкой аудитории модели присвоения смерти предлагала христианская традиция с ее культом Главной Смерти, сопровождаемым несопоставимыми по масштабу, но в равной степени к ней отсылающими «меньшими» смертями. Еще более широкие перспективы открывало перекодирование традиционных микрогрупповых стратегий репрезентации смерти — скажем, в «жалостной» песне, существующей в десятках жанровых вариантов, адаптированных к самым разным аудиториям и ситуациям. Во время группового исполнения песни с трагическим сюжетом происходит спорадическое совмещение долговременной (культурной, мифологической) и кратковременной (коммуникативной) социальной памяти: частное событие, переживаемое как случившееся здесь и сейчас, одновременно обретает статус мифологически значимого — и лично значимого для каждого из участников группы, который имплицитно соотносит его с неизбежным событием собственной смерти. В результате он, с одной стороны и в полном соответствии с теорией управления страхом, переживает прилив эмпатии по отношению к этой группе, к составляющим ее людям и к разделяемым ею — здесь и сейчас — ценностям; с другой стороны, эта эмпатия, резко повышающая значимость группы и собственной принадлежности к ней, помогает человеку адаптироваться к перспективе собственного физического исчезновения — поскольку существование группы представляется более длительным и гарантирует своеобразную «неполноту исчезновения». Еще одна задача, которая решалась через присвоение смерти, — это остро необходимая большевикам самолегитимация. Не случайно одной из первых акций новой власти стало захоронение на Красной площади соратников, погибших во время действительно кровопролитных (в отличие от едва ли не опереточного питерского варианта) октябрьских боев в Москве. Акция эта явно воспринималась устроителями как крайне значимая и была проведена несмотря на то, что вполне могла спровоцировать в Москве новую волну насилия. По сути большевики следовали здесь той же логике, которой придерживались римляне, предпочитавшие помнить об освятившем основание Вечного города братоубийстве, — или представители некоторых культур бронзового века, которые без всякого смущения хоронили убитого члена собственной семьи у входа во вновь построенное жилище, утверждая тем самым «извечное» право группы на новую родовую территорию. С переносом столицы в Москву в начале 1918 года свежевозникший некрополь у кремлевской стены закономерно превращается в центр новой цивилизации, окончательно утвердившись в высшем сакральном статусе с того момента, как его собственным центром становится Мавзолей Ленина: вместилище нетленного трупа и физическое воплощение идеи присвоения смерти как таковой. Знакомый всем советским людям ритуал — речи вождей над мощами Первопредка — сообщает этой идее почти анекдотическую конкретность. На том стояла и стоять будет советская власть.

Отечественные записки №5, 2013

«Вы жертвою пали»: Феномен присвоения смерти в советской традиции

1 437 438 439 440 441 575