Как нам всем хорошо известно, у знаменитого младшего счетовода Порфирия Фета был какой-то однофамилец — поэт Афанасий Фет. В отличие от знаменитого Порфирия, Афанасий очень много писал. И стихов, и трудов по практическому сельскохозяйственному изготовлению хлебной водки, и писем понаписал вагоны, да ещё, неугомонный, воспоминания оставил. До того ревновал к славе великого Порфирия Фета, что все свои творения Афанасий публиковал и даже получал за это деньги. Конечно, полностью затмить Порфирия Афанасию не удалось и стихи его из-за этого были «проникнуты тонкой грустной лирикой журавлиного клина».
А я человек такой — попались мне в руки воспоминания этого самого Афанасия Фета, я и стал их внимательно, как у меня водится, читать с карандашом, иронично выгибая соболиные брови свои в различных мемуарных местах. Скажу прямо — окажись у меня в лапах сам поэт Афанасий, уже через час мы сидели бы с ним за одним столом, я бы курил, глядя в окно, а он подписывал бы чистосердечное.
Прочь мечты. Приходиться работать не с живыми людями, а в бумагами. Только что прочитанное у Фета застаило меня кричать и пить воду одновременно в течении получаса.
Перехожу к сути. Дружил Афанасий Фет со всеми подряд — такой уж был характер у человека. Поэтому никто не удивлялся его дружбе с графом Львом Николаевичем Толстым. Который тогда ещё не был маститый морализатор и кудесник, а был 29-летний молодой талантливый автор с кудрями до плеч. И вот сидит грустный Афанасий в гостях у талантливого молодого Толстого, который только что вернулся из физультурного кружка, в котором поднимал гири и прыгал через «козла»: свежий такой ещё, холостой граф, брат Николай Николаевич при нём. Пьют коньяки, беседуют про скорую отмену крепостного права, касаются отношений полов между собой, короче, безумтствуют и сверкают гранями. И заходит на квартиру к Толстым некто Осташков, известный охотник на медведей, живая легенда. С порога начал: «поедемте на охоту, господа, зима уже, а мы всё на нормальной охоте не были, поедемте, а, убьём медведей всческих, а то мне они уже буквально снятся по ночам, будоражат и манят, окаянные! Медведицы стали сниться, до того дело дошло... Поедемте и всех поубиваем!» Конечно, все гости решительно кинулись в дверь, начать немедленно охотиться. Унылого Фета с собой почему-то не взяли. Оставили на квартире. Понятно, не Порфирий же, чего этого Фета с собой на охоту брать?!
Однако Лев Николавич,выбегая, как пишет сам Фет: « выпросил у меня мою немецкую двустволку, предназначенную для дроби». Я так думаю, сказал: «Давай сюда своё ружьё, Фет! А то застрелисся от безделья тут без нас, а мне дробовик очень нужен в охоте на медведя!» А потом, принимая дробовик, добавил, в сторону глядя «Эх, Афоня, всем ты хорош, но не Порфирий, нет!».
Вооружённый двустволкой с дробью ( дробовое ружьё в охоте на вытравленного из берлоги медведя вещь необходимая: ну там, не знаю, сигнал какой подать или посвистеть в дула, чтобы не скучать, а то зачем она вообще?) Лев Николаевич взял с собой ещё какое-то ружьё, но о нём вспоминалось потом всеми как-то туго и неохотно. Read More