...Коммунистические пенсионеры в разваливающихся ботинках шли бок о бок с лощеными дамами в норковых шубах, имперские флаги развевались рядом с черно-красными знаменами антифа, радужные ЛГБТ-активисты бок о бок маршировали с православными хоругвеносцами. Народ забыл все разногласия и ПОШЕЛ. И было ясно, что если народ пошел, то его уже не остановить, один удар, один крик, один выстрел, одна капля крови — и завтра выйдет не сто тысяч, завтра выйдет десять миллионов. Было понятно, что и разваливающиеся пенсионеры, и дамы с дорогим загаром пойдут и на ОМОН, и на танки, и на Кремль, и на что угодно. ДОСТАЛИ.
Власть поступила умнее. Не стала выставлять навстречу двинувшемуся народу танки, БТРы и ОМОН. Навстречу народу выпустили СВОЛОЧЬ. Откормленную, холеную, нагулянную специально для этого рокового часа либеральную сволочь. Всех этих немцовых, рыжковых, явлинских, хуинских, дебилов, дегенератов, пидарасов, слабоумных и предателей, доказавших свою верность своей абсолютной ничтожностью еще в разгульные 90-ые. И русские люди, люди со стиснутыми зубами, люди с горящими глазами, люди с вытянувшимися лицами хищников, уже почуявших запах крови из-за кремлевских стен, люди, неотличимые от стаи пираний, маленьких зубастых рыбок, готовых обглодать государственную тушу до скелета за минуту, подняли уже мутнеющие в предвкушении Великого и Святого Русского Бунта глаза на сцену, уже напряглись, вытянулись как струны, как готовые сорваться тетивы луков, и кого они увидели на сцене?
Все это напоминало дискотеку 80-ых. Когда старых, поплывших, забытых и забвенных певцов и певичек вытаскивают из их дешевого провинциально-иностранного обливиона и, совершенно ошалевших, выталкивают на сцену в доверху забитых, гудящих в предвкушении Лужниках. С той лишь разницей, что немцорыжковы не были даже певичками. И на Болотной их никто не ждал и не предвкушал. Я на Болотной с товарищами голос сорвал, выкрикивая «Пошел нахуй! Пошел нахуй! Пошел нахуй!».
И падаль, и стервятники разжирали и разжирали, растаскивали и растаскивали поднятую им волну возмущения, упиваясь совершаемой ими низостью. Они насиловали целую площадь, все сто тысяч человек. Я стоял недалеко от сцены, я видел, что они все были страшно возбуждены, их дико пер совершаемый ими нечестивый акт, слюни текли по их дергающимся от садистского наслаждения лицам, челюсти дрожали от возбуждения, глазенки закатывались.
Они наслаждались тем, что впервые в жизни, в прямом эфире, по всем каналам, на глазах у всего мира они бесстыдно ебали русский народ, по одному лишь щелчку дрожащих старческих пальцев ставший из хищника жертвой. Потом пошел погребальный снег, похожий на пепел сгоревших от увиденного бесстыдства небес. Всех, кто стоял в первых рядах, тошнило от беспрерывного четырехчасового ора возмущения. Люди хрипели. Люди сипели. Люди обнимались и плакали от бессилия и ненависти. Снег шел гуще. Темнело. Кто-то находил в себе силы зацепиться за иллюзию новых митингов, за иллюзию финального противостояния на президентских выборах — я был одним из них. Кто-то просто сожженными содранными глотками тихо просил воды, как раненые и умирающие на поле Ватерлоо. Гниды со сцены обещали прийти еще.
Источник