Это случилось в 1993 году во время дебатов в Конгрессе о Североамериканском соглашении о зоне свободной торговли (НАФТА). Я обедал с сотрудником аппарата одного из немногих конгрессменов-республиканцев, выступавших против политики так называемой «свободной торговли». До сих пор я помню то, что сказал мне этот человек: «У богатой элиты этой страны намного больше общего с их коллегами в Лондоне, Париже или Токио, чем с рядовыми американскими гражданами».
Это было только начало периода, когда реальности перевода производства в оффшоры, монетизации экономики и растущего неравенства в доходах начали проникать в общественное сознание, поэтому тогда это утверждение казалось шокирующим и непривычным.
К концу «холодной» войны многие авторы предсказывали упадок традиционного национального государства. Некоторые, наблюдая кончину Советского Союза, предсказывали распад территориального государства на ряд независимых стран по различным этническим, религиозным или экономическим признакам. Так произошло на Балканах, с бывшей Чехословакией, с Суданом. Другие предсказывали ослабление государства из-за появления оружия четвёртого поколения и неспособности национальных армий к этому адаптироваться. Трясина Ирака и Афганистана говорила в пользу этой теории. Выходили многочисленные книги о глобализации и о том, как она будет стирать границы. Но я не слышал о какой-либо хорошо разработанной в то время теории о том, что сверх-богачи и корпорации будут стремиться к отделению от национального государства.
Я не имею в виду сепаратизм в физическом смысле, через отделение территории от государства, хотя это время от времени случается – например, Эрик Принс, итак родившийся с серебряной ложкой во рту, связанный с ещё большим состоянием «Amway», и сделавший ещё одно состояние на посту генерального директора частной охранной фирмы «Blackwater», в 2011-м году перевёл свою фирму (сейчас она переименована в «Xe») в Объединённые Арабские Эмираты. То, что я имею в виду, говоря об отделении, – это уход в анклавы, внутренняя эмиграция, при которой богатые сами устраняются из общественной жизни страны и от какого бы то ни было беспокойства о её благополучии, рассматривая её только как место для извлечения своей добычи.
Наша плутократия сейчас живёт подобно британцам в колониальной Индии: находясь в стране и управляя ей, они, однако, не являются её частью. Если кто-то может позволить себе частную службу безопасности, на общественную безопасность он не обращает внимания; если у него в собственности самолёт «Гольфстрим», разрушающиеся мосты его не так уж беспокоят – а жизнеспособный общественный транспорт даже не появляется на экране его радара. Имея частных врачей по вызову и зафрахтованный самолёт, чтобы добраться до клинике «Майо», зачем беспокоиться о «Medicare»?
Жить в стране, но не быть её частью – вот что делает нынешних американских сверх-богатых безразличными и невежественными. Возможно, этим объясняется, почему расхожие анекдоты про Митта Ромни всегда кажутся слегка натянутыми. Я говорил на эту тему с ведущим радиопередачи, который рассказал историю о Роберте Рубине, бывшем министре финансов, а также исполнительном директоре «GoldmanSachs» и «CitiGroup». Личный шофёр вёз Рубина через Манхеттен на некое мероприятие с участием таких же, как он, Богатых и Знаменитых. По пути они попали в пробку, и, прибыв на место – с опозданием – Рубин пожаловался высокому чину из муниципалитета, чьей обязанностью было за этим следить. «Где была пробка?» — спросил чиновник. Рубин, проживший большую часть своей жизни на Манхеттене, – там, где с востока на запад идут улицы под номерами, а с севера на юг их пересекают авеню, – ответить не смог. Этот супер-богач, который определяет наши политические установления, явно обитает в другом, более рафинированном измерении.
Read More