Подробности этого дела более или менее всем известны. Донесение об нем князя Меньшикова было напечатано во всех газетах и производило всеобщий восторг в тогдашнее тревожное время. Действительно результаты дела были блестящи и в реляции генерала Липранди нисколько не преувеличены, как это большею частью делается всегда и везде, где только война ведется; но, как очевидец, я должен сказать, что и эта реляция не совсем непогрешима относительно правды подробностей, Я говорю об отступлении нашей кавалерии, конечным результатом которого было совершенное поражение Английской кавалерии.
Начать с того, что это отступление вовсе не входило ни в предварительные планы генерала Липранди, ни в планы командовавшего нашей кавалерией генерала Халецкого, а было просто одною из тех военных случайностей, который нельзя предусмотреть заранее, нельзя своевременно предотвратить никаким гением и которые, однакож, часто дают неожиданный и неотразимый оборот сражению, блестящей или гибельный, смотря по обстоятельствам, слагающимся, опять таки большею частью случайно, во время самого сражения.
На самом деле отступление нашей кавалерии и поражение кавалерии неприятельской вот как происходило.
Часа в три пополудни, когда неприятельская позиция на высотах была уже сбита, укрепления заняты нашими войсками и все полагали, что сражение кончено, вдали, против центра нашей позиции, показались небольшие массы неприятельской кавалерии. В этом пункте, по широкой лощине, служащей как бы продолжением Чоргунскому ущелью и разделяющей на две части высоты левого берега реки Черной, расположена была наша кавалерия, — два полка, гусар и два полка казаков, с двумя, кажется, конными батареями. Левее находилось 8-мь орудий 7-й легкой пешей батареи с двумя батальонами Одесского полка. Неприятель, встреченный нашей артиллерией, стал быстрее подвигаться и, несмотря на картечный и батальный огонь, смело понесся в карьер на нашу кавалерию. Все это случилось так неожиданно и так быстро, что никто еще не успел даже достаточно уяснить себе, что именно такое совершается в нашем центре, как наша кавалерия была уже смята. Гусары первые не выдержали натиска, за ними казаки, и все четыре полка, бросив артиллерию, которую прикрывали, начали беспорядочно отступать. Суматоха произошла страшная. В пять раз сильнейшая наша кавалерия, смешавшись еще более при отступлении, торопливо и в беспорядке направлялась к Чоргуну. За нею по пятам, проскакав линию наших войск, безумно неслась уцелевшая от картечного и батального огня Английская кавалерия. У перевязочного пункта все эти беспорядочные массы остановились, потому что отступать далее нельзя было. Украинский полк и наша батарея, прикрывавшие Чоргунское ущелье, энергически не допускали дальнейшего отступления. Тут все перемешалось, и суматоха еще более усилилась. На маленьком пространстве, у самого входа в Чоргунское ущелье, где расположен был перевязочный пункт, теснились четыре полка гусар и казаков и между ними, как редкие пятна, виднелись красные мундиры Англичан, вероятно тоже не менее нас изумленных тем, что так неожиданно случилось.
Но дело конечно не могло так оставаться. Генерал Липранди, находясь в это время неподалеку от перевязочного пункта и видя, что Одесские батальоны устояли, успокоился за последствия этой безумной атаки. Не рассчитывая более на растерявшихся гусар и казаков, он немедленно приказал находившимся тут же в резерве 6-ти эскадронам сводного уланского полка Еропкина атаковать англичан во Фланге и отрезать им отступление.
Англичанам, казалось, ничего более не оставалось делать, как положить оружие, и все этого ожидали; однакож вышло совсем не так. Атака улан почему-то не удалась. Рассказывали в то время, что будто бы один из батальонов Одесского полка, приняв улан за неприятеля, открыл но ним огонь, в следствие чего уланы с полдороги повернули назад. Между тем англичане, заметив эту неудавшуюся атаку и не опасаясь серьезного преследования со стороны расстроенных гусар и казаков, решились на то, что исполнить, по видимому, было совершенно невозможно; — они решились прорваться через линию наших войск, по той же самой дороге, по которой наступали и следовательно еще раз пройти, так сказать, сквозь строй картечного и батального огня.
Трудный, почти невозможный, подвиг предстояло исполнить этой сумасшедшей кавалерии. Потеряв не менее четвертой части еще во время наступления, она наскоро, кое-как, устроила свои поредевшие эскадроны и быстро понеслась по прежней дороге, усеянной теперь убитыми и ранеными и оставляя с каждым шагом новые жертвы. С какой-то отвагой отчаяния, неслись на пролом эти безумные храбрецы, и я один из живых, не раненых тяжело, не положил оружия.
А гусары и казаки еще долго не могли опомниться. Они были убеждены, что их преследовала по крайней мере вся неприятельская кавалерия, и сердито не хотели верить, что были смяты ничтожною, сравнительно, горстью смельчаков.
Когда вся эта суматоха кончилась, казаки первые опомнились, и верные своему характеру, принялись немедленно за сподручное им дело. Они переловили всех Английских лошадей и тотчас же открыли торговлю ими. Дорогие, кровные лошади продавались тогда за три, много за четыре полуимпериала, а можно было купить за два и даже за один. Впрочем, почти все эти прекрасный лошади не перенесли суровостей зимы и пропали; но те, которые пережили зиму, продавались потом за дорогую цену, рублей за 300, 400 и даже дороже.
Поздно вечером приказано было нашей батарее занять позицию на высотах в первой линии. Усталые от восьмисотверстного форсированного марша и утомленные впечатлениями только что минувшего дня, мы и на этот раз не ожидали спокойной ночи. Действительно, впереди был неприятель и непроглядная темь, заряженные картечью орудия и заседланные лошади как-то неприятно напоминали о недавней безумной атаке Англичан, а доносившийся из-под Севастополя гул выстрелов внушительно твердил об осторожности…