О «подлинном» народе в глазах «подлинных» правителей
Современный популизм нельзя сводить ни к национализму, противостоящему власти интеллектуалов и экспертов и направляемому амбициозными новыми политиками, ни к антилиберальному демократизму, обвиняющему либералов в технических инженерных решениях, подрывающих демократическое участие. На самом деле популизм — это не бунт, не внезапный всплеск политических эмоций и не косвенный побочный результат борьбы элит, как казалось еще совсем недавно. Популизм — вполне продуманная технология.
1. Популизм Трампа — политика идентичности в новой упаковке. Как и все современные националисты, Трамп утверждает, что нужно пересмотреть процессы, происходившие в мире по итогам Холодной войны. Как и любые националисты, Трамп делает ставку на частные договоренности с руководителями отдельных стран, поверх институтов международного взаимодействия. Как и националисты, Трамп настаивает на том, что представляет подлинно успешную демократию, тогда как интеллектуалы и институты только вносят смуту и препятствуют принципу продвижения от победы к победе. Трамп по своему складу ничем не отличается от евроскептиков и европейских сепаратистов, которые при этом вполне могут поддерживать ЕС как зонтичную систему. Трамп же со своей стороны поддерживает существующее мироустройство. Но если векторы евроскептиков и сепаратистов расходятся, то Трамп играет в одиночку и всегда уверен в своей окончательной победе.
2. Антилиберализм популистов также строится на политике идентичности: например, они упрекают либералов в том, что те не понимают культурного смысла экономики, зависимости экономических процессов от национальных традиций. На место либерального успеха популисты ставят избранничество: с точки зрения сторонников Трампа, каждый может стать настоящим американцем, но при условии, что он или она покажет себя как члена американского общества — изначально разделяющим все американские ценности, способным к демократическому участию. По сути, перед нами модель низовой демократии, как часто и бывает, легитимированная идеей избранничества всякого, кто может участвовать в демократическом процессе.
3. Но критика популистами либералов также подразумевает вынос за скобки консерватизма, что уже окончательно разрушает и американскую политическую систему, и сложившиеся в мире либерально-демократические принципы. Для популистов консерватизм — это слабое движение, состоящее из политических групп и клубов, неспособное стать массовым движением и не имеющее того же преимущества либеральности, что космополитизм. Поэтому любое усиление националистических тенденций в популизме сразу приводит к вытеснению консерватизма из политической дискуссии. Получается неконтролируемая однополюсная система, зависящая только от политических эмоций.
4. Популизм нельзя сводить только к проявлениям ксенофобии и совокупности городских страхов и слухов. На самом деле, популизм — это попытка пересмотреть общественный договор, поставив в нем на место правовой защиты меньшинств идентичность меньшинств, с которыми «большинство» обязано договориться напрямую. В этом смысле популизм — не просто политический, а еще и интеллектуальный проект. Лидеры популизма так же участвуют в нем, как и широкие массы населения, — и этим новейший популизм отличается от прежних массовых движений, в которых «лидер» выражал чаяния «масс». Теперь лидер объясняет массам, а массы — лидеру, чего именно те хотят: популизм продолжает дух ток-шоу и «рассказывания историй»… — всего того, что давно превратилось в решающий инструмент политической борьбы.
5. Современные политики идентичности приобретают значение инструмента навязывания ложных социальных позиций: как может конкурировать с «черным» сообществом тот, кто никогда не ощущал себя «белым», даже если родился и жил большую часть жизни в Нью-Йорке? Политика идентичности вносит в социальную жизнь элемент искусственности, а популисты играют на противоречиях между «искусственным» и «подлинным».
6. Популизм подорвал позиции правых и левых, но это не значит, что политическая борьба и политическая история Запада закончилась, хотя этот подрыв и можно назвать, с риторическим преувеличением, «самоубийством Запада». Популизм обратился к уже забытым схемам «исконного Запада», выдавая за него пережитки вполне конкретных социальных ситуаций, былую дикость нравов или, напротив, прежние удачи демократического строительства. И правым, и левым предстоит разобраться в своих «удачах», показав, каким именно правым или левым идеям они обязаны и, следовательно, как можно в наши дни пересобрать политическое, возродив настоящую политическую конкуренцию.
(последует)