Гипотеза о том, что политическая культура тесно связана с демократией, получила широкое распространение непосредственно после выхода работы «Гражданская культура» (AlmondandVerba, 1963), но в 1970-е годы по разным причинам вышла из моды. Политико-культурный подход поставил важный эмпирический вопрос: способна ли культура того или иного общества повышать его восприимчивость к демократии? Некоторым критикам казалось, что поиск обществ, особо предрасположенных к демократии, основывается на «элитарном» подходе, поскольку любая благоразумная теория должна исходить из равных шансов обществ на демократическое устройство. Проблема, однако, состоит в том, что из попытки создать теорию, вписывающуюся в определенную идеологию, зачастую рождается конструкция, которая не в ладах с реальностью, а раз так, то все предвидения, сделанные на ее основе, также оказываются ошибочными. Иными словами, подобная концепция дезориентирует тех, кто пытается изучать особенности реальной демократии.К 1990-м годам наблюдатели из Латинской Америки, Восточной Европы, Восточной Азии пришли к выводу о том, что культурные факторы играют важную роль в проблемах, связанных с демократизацией. Простого принятия демократической конституции недостаточно.
До недавнего времени культурные факторы не привлекались к эмпирическому исследованию демократии, и отчасти это происходило из-за нехватки статистических данных. Если же, как это делают автор настоящей главы (Inglehart, 1990, 1997) и Патнэм (Putnam, 1993), упомянутые факторы принимать в расчет, то их значение сразу же выходит на первый план.
Экономическое развитие влечет за собой два типа изменений, благоприятствующих демократии:
• Оно трансформирует социальную структуру общества, внедряя урбанизацию, массовое образование, профессиональную специализацию, расширяющиеся организационные сети, большее равенство доходов и прочие факторы, содействующие вовлечению масс в политику. Углубление профессиональной специализации и распространение образования ведут к формированию свободно мыслящей рабочей силы, готовой торговаться за власть с элитами.
• Кроме того, экономическое развитие способствует культурным переменам, которые помогают стабилизировать демократию. Оно развивает межличностное доверие, терпимость, ведет к утверждению постматериалистических ценностей, в ряду которых видное место отводится самовыражению и участию в принятии решений. Благосостояние, которое оно влечет за собой, укрепляет легитимность режима, а это помогает демократическим институтам устоять в трудные времена. Легитимность нужна любому режиму, но для демократий она ценна вдвойне. Репрессивные и авторитарные режимы способны удерживать власть, даже когда им не хватает массовой поддержки, но демократии необходимо опираться на народ, а иначе она прекратит свое существование.
Позитивные достижения политической системы генерируют массовую поддержку демократических лидеров. На ближайшую перспективу степень этой поддержки является производной от следующей фразы: «Что вы сделали для меня в последнее время?» Но если итоги деятельности режима кажутся позитивными на протяжении длительного времени, возникает феномен «диффузной» его поддержки (Easton, 1963). В этих случаях складывается обобщенное мнение о том, что политическая система хороша сама по себе, независимо от ее сиюминутных успехов или неудач. Такой тип поддержки устойчив даже в сложные периоды.
Данные WVS позволяют проверить этот тезис применительно ко всему миру. Как видно из Диаграммы, положение
Диаграмма «Ценности самовыражения» и демократические институты
Примечание: Вертикальная ось суммирует исчисленные «Freedom House» рейтинги гражданских свобод и политических прав в период с 1981 по 1998 годы. Поскольку в этих рейтингах наивысшие баллы получают наименее демократичные страны, мы изменили полярность, превратив 236 в показатель максимальной демократичности (Китай, согласно прежней схеме имевший 235 баллов, теперь получил лишь 1). Горизонтальная ось отмечает положение каждой страны в измерении «ценности выживания»/«ценности самовыражения». На ней фиксируется уровень распространения постматериалистических ценностей, доверия, терпимости, политического активизма и личного благосостояния в каждом из рассматриваемых обществ: г = /88 N = 63 р =.0000
Источник: Данные опросов «Freedom House», публикуемые в альманахе Freedom in the World: данные опросов WVS за 1990–1995 годы.
Положение страны относительно индекса «выживание»/«самовыражение» прочно коррелирует с достигнутым ею уровнем демократии, фиксируемым по методике «Freedom House» с 1972 по 1998 годы. Причем это — отношения особого рода. Совершенно очевидно, что речь здесь идет не о методологической случайности или самой простой корреляции, поскольку обе переменные замеряются по-разному и извлекаются из двух совершенно различных источников. Практически все общества, занимающие передовые позиции в рейтинге «выживание»/«самовыражение», являются устойчивыми демократиями; и, напротив, почти все отстающие страны управляются авторитарными режимами. В данной главе мы не собираемся распутывать весь клубок этой сложной причинной связи. Ограничимся лишь замечанием, что прочная взаимосвязь, фиксируемая Диаграммой, сохраняется и в том случае, когда мы ориентируемся на среднедушевую долю ВНП.
Интерпретируя эту закономерность, мы склоняемся к мнению, что именно демократические институты стимулируют «ценности самовыражения», столь тесно с ними взаимосвязанные. Иными словами, демократия делает людей здоровыми, счастливыми, терпимыми, доверяющими друг другу. Она приобщает к постматериалистическим ценностям — по крайней мере, молодое поколение. Разумеется, предложенная интерпретация весьма соблазнительна. Она содержит сильные аргументы в пользу демократии и фактически намекает на то, что у нас есть простой рецепт для большинства социальных проблем: учредите демократические институты и живите счастливо.
К сожалению, опыт народов бывшего СССР не поддерживает такую интерпретацию. Со времен предпринятого ими в 1991 году прорыва к демократии они не стали здоровее, счастливее, терпимее, не стали больше доверять друг другу или разделять постматериалистические ценности. Даже наоборот: в большинстве своем они двигались в противоположном направлении. Конституционная нестабильность Латинской Америки — другой пример того же рода.
Альтернативная интерпретация предполагает, что экономический прогресс постепенно ведет к социальным и культурным изменениям, которые укрепляют демократические институты. Такой подход помогает понять, почему демократия лишь недавно получила широкое распространение и почему, даже сейчас, ее следует искать в первую очередь в экономически развитых странах — в тех, которые предпочитают «ценности самовыражения» «ценностям выживания».
У последней трактовки есть как сильные, так и слабые стороны. Плохо то, что демократия — не та вещь, которая достигается простым заимствованием правильных законов. В одних социальных и культурных условиях она расцветает более пышно, чем в других; в частности, культурная среда таких стран, как Россия, Беларусь, Украина, Армения и Молдова, не слишком благоприятствует демократии.
Вселяет надежду то обстоятельство, что в последние столетия стремление к экономическому прогрессу стало устойчивой тенденцией. Более того, экономическое развитие создает такие социальные и культурные условия, при которых демократия чувствует себя увереннее. И если в отношении бывших советских республик складывается не слишком обнадеживающая картина, то Диаграмма 4 свидетельствует о том, что многие другие страны приблизились к демократическому идеалу гораздо ближе, нежели предполагалось ранее. В частности, для демократии созрела, по-видимому, Мексика, поскольку ее положение на оси постмодернистских ценностей вполне сравнимо с положением таких стран, как Аргентина, Испания или Италия. В «переходной зоне» можно обнаружить и некоторые другие государства; среди них Турция, Филиппины, Словения, Южная Корея, Польша, Перу, Южная Африка и Хорватия.
Хотя Китай по данному измерению значительно отстает, эта страна переживает интенсивный экономический рост, который, как мы убедились, влечет за собой сдвиг в направлении «ценностей самовыражения». Правящая в КНР коммунистическая элита явно заинтересована в поддержании однопартийной системы и, сохраняя контроль над армией, способна настаивать на своем. Но одновременно китайцы проявляют симпатии к демократии, которые не слишком соответствуют низким позициям этой страны в рейтингах «Freedom House».
В долгосрочной перспективе модернизация помогает распространению демократических институтов. Авторитарные правители некоторых азиатских стран настаивают на том, что специфические «азиатские ценности», разделяемые этими обществами, делают их непригодными для демократии (Lee, 1994). Свидетельства, представляемые WVS, — не говоря уже об эволюции Японии, Южной Кореи и Тайваня к демократическому устройству, — не подтверждают подобной точки зрения. Это означает, что конфуцианские общества могут быть более готовыми к демократии, чем принято думать.