Безусловно, Россия – огромная и очень сложная страна, но, по-моему, на самом деле ее сложность несколько преувеличена. В разгар зимы, когда значительная часть территории Российской Федерации погружена в бесконечную тьму и холод, вполне можно представить ситуацию, когда за несколько недель не произойдет ни одного заметного события. К счастью для меня (и к счастью или несчастью для вас, в зависимости от вашего отношения к моим статьям) не проходит и дня, чтобы кто-нибудь не написал чего-то глубоко ошибочного о старой доброй матушке-России. Среди последних подобных примеров – принципиально неверная трактовка термина «сталинизм» в статье колумниста «New York Times» Росса Даузета.
Ошибочная оценка Даузетом понятия «сталинист» встретилась мне в конце его довольно интересной статьи, посвященной краху «либерального мироустройства». В длинном перечне потенциальных катастроф, включая избрание Джереми Корби премьер-министром, развал Европейского союза, создание группировкой ДАИШ «новой исламской империи», Даузет упоминает «сталинистскую ностальгию» Владимира Путина.
Ранее Даузет уже высказывался о «путинской России» как об одной из негативных сил, которые «как минимум, временно» одерживают победу над глобальным «либеральным проектом». Он также выражал сожаление по поводу «силовой политики» России на Ближнем Востоке и в странах «ближнего зарубежья». Из контекста становится совершенно очевидно, что под «сталинистской ностальгией» Даузет имеет в виду российскую внешнюю политику в целом, и захват Крыма, а также «гибридную войну» в Восточной Украине, в частности.
В то же время следует констатировать, что абсолютно ничего из того, что Путин в настоящее время делает на постсоветском пространстве, нельзя назвать «сталинизмом» в каком бы то ни было осмысленном значении этого понятия. Его проект «Новороссия» основан вовсе не на сталинистской концепции национализма или «дружбы народов», а на извлеченной из векового нафталина идее времен великой Российской империи 18 столетия. Термин «Новороссия» никогда не использовался в коммунистическую эпоху, и это во многом объясняет, почему значительная часть жителей Донбасса отнеслись к нему с таким недоумением, и почему, в конечном итоге, от идеи пришлось отказаться.
В сущности, на пике сталинской эпохи любой, кто решился бы использовать такую устаревшую реакционную терминологию, едва ли остался в живых (Сталин расстреливал людей за гораздо меньшие прегрешения, чем попытка реабилитации царизма). В отличие от многих других аспектов политики, по которым она при необходимости уточнялась и изменялась, в отношении проблем национализма у Сталина была система весьма четких и незыблемых установок. В сталинской национальной политике было множество противоречий, но с полной уверенностью можно утверждать, что в нее никак не вписывается прославление российской колонизации юго-восточной Украины.
Между тем, понятие «русский мир», еще одна концепция, используемая Кремлем для оправдания своего вмешательства и влияния на события в странах «ближнего зарубежья», не имеет вообще никакого исторического прецедента: в сущности, эту идею попросту выдумала нынешняя российская власть. Зацикленная на защите русского языка, православной религии и, разумеется, этнических русских, она гораздо более «провинциальна» в своих амбициях по сравнению со сталинизмом, который на самом деле всерьез претендовал на статус идеологии всемирного революционного движения.
Сталинизм, возможно, был кровавым и омерзительным, но он претендовал на обращение ко всем людям на планете, индийским крестьянам, бразильским рабочим, и даже офисному «пролетариату» в Нью-Йорке, все эти люди могли быть (а иногда и были!) сталинистами по своим убеждениям. В отличие от него «Русский мир», что совершенно очевидно, не содержит подобного обращения к кому бы то ни было, кроме людей, выросших в Советском Союзе или рядом с ним. Разрозненная горстка чудаков, возможно, столь сильно проникнутся пушкинской лирикой, что объявят о своей преданности Москве, но это всего лишь «идеология», и в основе своей романтизированная форма этнического национализма. Романтизация этнического национализма вполне может принимать опасные формы (спросите об этом Европу), но ее различия со сталинизмом даже трудно преувеличить. Грубо говоря, сталинские лагеря были завалены трупами таких «буржуазных» националистов.
Даузет прав в том, что от Путина не приходится ждать добра. Ни «Новороссия», ни «Руский мир» не являются позитивными и заслуживающими одобрения идеями. В сущности, обе концепции довольно грубо используются Кремлем для банального оправдания его действий в тот или иной момент времени. В своих истерических разоблачениях «фашистов» или «пятой колонны», пропагандисты этой идеологии явно действуют методами, которые весьма напоминают их советских предшественников.
Однако, если кто-то намерен бороться против той или иной политики, ему следует ясно представлять себе ее идеологическую основу. Навешивание ярлыка «сталинизм» на агрессивные действия России в «ближнем зарубежье», говорит о почти полном непонимании их исторических предпосылок, причин, целей, стратегии и тактики.
Не хотелось бы на этом зацикливаться, однако здесь имеется и моральная составляющая. Сталин уничтожил миллионы невинных людей и жестокость системы, которую он создал, выходит за рамки воображения. Хотя мы и не используем аллюзий с Холокостом, поскольку интуитивно понимаем, что таким образом девальвируем память о произошедшей катастрофе, мы должны быть крайне осторожны и осмотрительны, не допуская смешивания тех или иных аспектов российской политики, вызывающих наше возмущение, со сталинизмом. Кроме того, к сожалению, в сегодняшнем мире имеются реальные примеры режимов, которые на самом деле заслуживают ярлыка «сталинизм», среди которых в первую очередь следует назвать Северную Корею.
Как бы то ни было, «сталинизм» представлял собой вполне определенную, «узнаваемую» политическую философию. Для него был характерен метод правления, основанный на насильственной «мобилизации» народных масс и широком применении кровавого насилия при осуществлении нерыночных мер стремительной индустриализации. Нынешние российские власти далеко не безгрешны, но их пороки все же принципиально отличаются от тех, что были присущи сталинскому правлению в Советском Союзе.
Перевод для Mixednews Игорь Абрамов