Джон Сёрл: Мы знаем много открытий в философии прошлого века, и я бы не стал ранжировать их. Но я могу сказать о себе. Наиболее важной моей книгой для меня самого была опубликованная в 1983 году работа «Intentionality: An Essay in the Philosophy of Mind». Я понимаю, что в ХХ веке было много книг, и каждый сможет назвать получше, чем эта, но мне она дороже всего.
ФК: Что вы думаете о роли классического американского прагматизма (Пирс, Джеймс, Дьюи) в современной философии?
Д.С.: Я не думаю, что у него вообще есть какая-либо значимая роль. Из всех троих наиболее важен Пирс, но очень трудно понять, что именно он говорит, и большинство людей просто не обращает на него внимания.
ФК: Ричард Рорти как-то сказал, что Деннет — это Деррида аналитической философии. И у вас были крупные дискуссии с обоими. Что вы думаете об этом сравнении?
Д.С.: Я думаю, что Рорти плохо понимает Деннета. Да, Деннет плохой философ, но совсем не шарлатан. Он плохой философ, так как его работы основаны на двух ошибочных теориях: бихевиоризме и верификационизме. Эти теории не дают ему адекватного подхода к сознанию и интенциональности. Если вы утверждаете, что сознание не проявляется иначе, кроме как в объективно наблюдаемом поведении, и что утверждения о сознании могут быть объективно и публично верифицированы лишь в соотнесении с этим поведением, то вы придерживаетесь некогерентной теории сознания.
Деррида — много хуже. Он просто шарлатан. Я могу это доказать, но вряд ли оно того стоит.
ФК: Вы известны как философ здравого смысла. В истории философии было несколько философов, учения которых соотносили с этим понятием: Томас Рид, Джеймс Битти, Джордж Эдвард Мур и другие. Есть ли какая-то связь между вашим способом делать философию и этими классическими авторами?
Д.С.: Если вы пытаетесь изо всех сил сказать только те вещи, которые истинны, очень многое из того, что вы скажете, будет звучать как здравый смысл. Так, например, я утверждаю, что существуют материальные объекты, и они существуют независимо от нашего языка и наших мыслей о них. Это похоже на здравый смысл. Однако множество вещей, в которые верит здравый смысл, очевидно ложны (во всяком случае, мне так кажется). Например, многие верят в то, что каждый из нас состоит из двух принципиально различных частей: сознания и тела. Я полагаю, что это ошибка.
Меня интересует только истина. Многие, но не все, истины относятся к здравому смыслу. Но я верю в них не потому, что они относятся к здравому смыслу. И в этом мое отличие от Мура. Мур полагал так: раз некое суждение признано здравым смыслом, то это аргумент в пользу этого суждения. Я восхищаюсь Муром как личностью, но не как философом. Я не разделяю его подхода. Я думаю, что вы должны иметь независимый аргумент в пользу чего-то, и, если вы пытаетесь указать на истину, множество вещей в конце концов будут звучать как здравый смысл. И действительно, если здравый смысл состоял бы из одних ошибок, мы бы, по-видимому, все вымерли, так как здравый смысл является данным эволюцией средством нашего выживания. А что до остальных имен, которые вы назвали, то я слишком мало о них знаю. На самом деле, до вашего письма я даже никогда не слышал о философе Битти.
ФК: Вопрос относительно Китайской комнаты. Вы же понимаете, что мы не могли удержаться. Говорят, что влияние Китайской комнаты было одной из причин закрытия многих программ по искусственному интеллекту. Правда ли это?
Д.С.: Я ничего не знаю о влиянии этого аргумента. Очевидно, что он верен, и я полагаю, что люди в конце концов поймут это.
ФК: Возможно, но на него есть ряд возражений. Одно из них, например, касается неэквивалентности Китайской комнаты и Китайского робота. В Китайской комнате человек знает всю программу, требуемую для продуцирования ответа, а в случае с Роботом — нет. Робот, в отличие от Комнаты, способен давать ответы на индексикальные вопросы, поскольку у него есть датчики и таблица соответствий между образами или данными, получаемыми им из внешнего мира, и китайскими символами. Но если бы человек в Роботе получил доступ к этой таблице, он, очевидно, начал бы понимать отношения между символами и их значениями.
Д.С.: Нет, вы неверно понимаете мой ответ на возражение от Робота. Суть в том, что я нахожусь внутри «мозга» Робота и в прямом смысле получаю то же, что и любой процессор, а именно символы. Во внешнем мире могут быть причины этих символов, но я ничего об этом не узнаю. Центральный процессор Робота ничего не понимает, каковы бы ни были отношения между образами и их символами, так как компьютер есть в строгом смысле машина, манипулирующая символами.
ФК: Другой вопрос. Что вы имеете в виду под «каузальной силой»? Как вы определяете каузальность? Можем ли мы сказать, что каузальность есть регулярность?
Д.С.: Каузальная сила — это просто способность делать нечто случившимся. Одна из худших ошибок в истории философии — это идея, что каузальность может быть регулярностью. Это неверно. Посмотрите раздел про каузальность в книге, которую я упомянул в наале беседы.
ФК: Можете ли вы представить себе эмпирический факт, который опроверг бы ваш биологический натурализм?
Д.С.: Конечно. Биологический натурализм был бы опровергнут, если бы после смерти мы все очнулись и увидели, что продолжаем жить в раю в виде бессмертных душ и что нам совсем не нужны тела и мозги для того, чтобы иметь внутренний мир. Если бы это было так, это опровергло бы меня. Но, увы, это маловероятно.
ФК: Некоторые философы высказываются крайне негативно об истории философии. Говорят, что она есть собрание ошибок и лучше бы ее скорее забыть. Что вы об этом думаете? Может ли изучение истории философии быть полезным?
Д.С.: Если вы получаете удовольствие, изучая историю философии, так изучайте ее. Я не занимался этим специально. Я знаю о ней лишь немного, и она иногда полезна, а иногда нет. Я не думаю, что она как-то особенно важна, хотя и всегда интересна, так как великие философы прошлого были очень даже ничего.
ФК: Нефилософский вопрос. Какова ваша позиция относительно студенческой революции 1968 года?
Д.С.: Я написал книгу о студенческом движении 60-х, «The Campus War», и там изложены мои взгляды по этой проблеме. В общем, я думаю, что радикальное студенческое движение в западных странах в 60-е годы было настоящим бедствием. В Соединенных Штатах оно продлило войну во Вьетнаме, нанесло вред университетам, повредило образованию, жизни и карьере тысячи студентов. В общем, вся эта история — смешной, глупый и вредный фарс. Были некие хорошие моменты в начале Движения за Свободное Слово в Беркли в 1964 году и позитивные действия в поддержку Движения за Гражданские права, но из-за студенческого радикализма всё это выродилось в нечто ужасное. Мой общий принцип такой: в США крайне правые очень глупы, и поэтому трудно принимать их всерьез, а радикально левых очень мало, и они имеют очень слабое влияние на общую публичную политику, но если посмотреть на их философское мировоззрение, то оно представляет собой безусловное зло.
ФК: О чем вы никогда не думали?
Д.С.: Я никогда не думал о трудностях китайской кулинарии. Насколько я могу судить, китайцы тратят больше усилий на готовку, чем представители любой другой культуры, но я никогда не думал об этом. Я восхищаюсь китайской кулинарией, Китай имеет великую культуру. Но есть три вещи, которые они никогда не смогут признать: демократию, права человека и то, что женщины — люди.