Бродя въ тоскѣ по комнатѣ, я припоминаю, что меня, между прочимъ, обвиняли въ пропагандѣ идеи оспопрививанiя — и вдругъ обуреваюсь желанiемъ высказать гласно мои убѣжденiя по этому предмету.
— Напишу статью, думалъ я: — Менандръ тиснетъ, а при нынѣшней свободѣ книгопечатанiя, чего добраго, она даже и пройдетъ. Тогда сейчасъ оттискъ въ карманъ — и въ судъ. Вы меня обвиняете въ пропагандѣ оспопрививанiя — вотъ мои убѣжденiя по этому предмету! они напечатаны! я не скрываю ихъ!
Задумано — сдѣлано. Посыльный летитъ къ Менандру съ письмомъ: «Любезный другъ! ты знаешь, какъ горячо я всегда принималъ къ сердцу интересы оспопрививанiя, а потому не желаешь ли, чтобъ я написалъ для тебя объ этомъ предметѣ статью?» Черезъ часъ отвѣтъ: «Ты знаешь, мой другъ, что наша газета затѣмъ собственно и издается, чтобы распространять въ обществѣ здравыя понятiя объ оспопрививанiи! Пиши! сдѣлай милость пиши! Статья твоя будетъ украшенiемъ столбцовъ» и т. д.
Стало быть, за перо! Но тутъ, на первыхъ же порахъ — затрудненiе. Нѣкоторые полагаютъ, что оспопрививанiе было извѣстно задолго до Рождества Христова; другiе утверждаютъ, что незадолго; третьи, наконецъ, полагаютъ, что открытiе эта сдѣлано лишь послѣ Рождества Христова. Кто правъ, — до сихъ поръ неизвѣстно. Опять мчится посыльный къ Менандру: слѣдуетъ ли упоминать объ этомъ въ статьѣ? Черезъ часъ отвѣтъ: слѣдуетъ говорить обо всемъ. И о томъ, что было до Рождества Христова; и о томъ, что было по Рождествѣ Христовѣ, и о томъ, что неизвѣстно. Потому что статья будетъ выглядѣть солиднѣе. «Да загляни, сдѣлай милость, въ Китай: мнѣ сказывалъ Нескладинъ, что тамошняя цивилизацiя — это прелесть, что такое!» Ну, что-жь! въ Китай такъ въ Китай! Сейчасъ посыльнаго къ Мелье — и черезъ полчаса на столѣ лежитъ уже книжица, въ которой самымъ обстоятельнымъ образомъ доказывается, что въ Китаѣ и оспопрививанiе и порохъ были извѣстны гораздо ранѣе, нежели въ Европѣ, но только они прививали оспу совсѣмъ не туда, куда слѣдуетъ. Припоминаю по этому случаю пословицу: заставь дурака Богу молиться — онъ лобъ расшибетъ, — сажусь и съ божью помощью, пишу.
Но для меня, написать статью объ оспопрививанiи — все равно, что плюнуть въ порожнее мѣсто. Къ тремъ часамъ моя работа была ужь готова и отослана къ Менандру съ запросомъ такого содержанiя: «Не написать ли для тебя статью: кто была Тибуллова Делiя? Кажется, теперь самое время для подобныхъ статей!» Черезъ часъ отвѣтъ: «Сдѣлай милость! Твое сотрудничество драгоцѣнно, потому что ты одинъ знаешь, когда, что и какъ сказать. Всѣ пѣнкосниматели въ эту минуту въ сборѣ въ моей квартирѣ, и всѣ въ восторгѣ отъ твоей статьи. Завтра рано утромъ, „Старѣйшая Русская Пѣнкоснимательница" будетъ у тебя на столѣ съ привитою оспою». Опять въ руки перо — и къ вечеру статья готова. Рано утромъ на другой день она уже у Менандра съ новымъ запросомъ: «Не написать ли еще статью: «Можетъ ли быть совмѣщенъ въ одномъ лицѣ промыселъ огородничества съ промысломъ разведенiя козловъ?» Кажется, теперь самое время!» Къ полудню, отвѣтъ: «Сдѣлай милость! присылай скорѣе!»
Такимъ образомъ, въ теченiе семи дней, кромѣ поименованныхъ выше статей, я сочинилъ еще четыре, а именно: «Геморрой — русская ли болѣзнь?», «Нравы иобычаи летучихъ мышей»,«Единокровные и единоутробные предъ лицомъ римскаго законодательства», «Нѣсколько словъ о значенiи и происхождении выраженiя: гомерическiй смѣхъ». На восьмой день, я занялся собиранiемъ матерiаловъ для двухъ другихъ обширныхъ статей, а именно: «Церемонiалъ при погребенiи великаго князя Трувора» и «Какъ слѣдуетъ понимать легенду о сожженiи великою княгинею Ольгою древлянскаго города Коростеня?» Статьи эти я полагалъ помѣстить въ «Вѣстникѣ Пѣнкоснимательства», снабдивъ ихъ нѣкоторыми намеками на текущую современность.
Во всѣхъ семи напечатанныхъ статьяхъ моихъ оказалось четыре тысячи строкъ, за которыя я получилъ, считая по пятиалтынному за строку, шестьсотъ рублей серебрецомъ-съ! Да ежели еще «Вѣстникъ Пѣнкоснимательства» рублей по двѣсти за листъ отвалитъ (въ обѣихъ статьяхъ будетъ не менѣе десяти листовъ) — анъ сколько денегъ-то у меня будетъ?
Я упивался моей новой дѣятельностью и до того всецѣло предался ей, что даже забылъ и о своемъ заключенiи, и о томъ, что вотъ ужь десятый день, а никто меня никуда не требуетъ и никакой резолюцiи по моему дѣлу не объявляетъ. Есть нѣчто опьяняющее въ положенiи публициста, изслѣдующаго вопросъ о происхожденiи Делiи. И хочется «пролить новый свѣтъ», и жутко. Хочется сказать: нѣтъ, г. Сури (авторъ статьи «La Delia de Tibulle», помѣщенной въ «Revue des deux mondes» нынѣшняго года), вы ошибаетесь! — и въ то же время боишься: а ну, какъ я самъ совралъ? А соврать немудрено, ибо что такое, въ сущности, русскiй публицистъ? — это не что иное, какъ простодушный обыватель, которому попалась подъ руку «книжка» (всего лучше, если маленькая), и у котораго есть твердое намѣренiе получить по пятиалтынному за строчку. Нѣтъ ли на свѣтѣ другихъ такихъ же книжекъ — онъ этого не знаетъ, да и знать ему, собственно говоря, не нужно, потому что попадись подъ руку «другiя» книжки, онѣ только собьютъ его съ толку, загромоздятъ память матерiаломъ, съ которымъ онъ никогда не справится, — и статьи не выйдетъ никакой. То ли дѣло — «одна книжка»! Тутъ остается только прочесть, «смекнуть» — и ничего больше. И вотъ онъ смекаетъ, смекаетъ — и чѣмъ больше смекаетъ, тѣмъ шире становятся его горизонты. Наконецъ, статья, съ Божьею помощью, готова, и въ ней оказывается двѣнадцать столбцовъ по пятидесяти строчекъ въ каждомъ. Положите-ка по пятиалтынному-то за строчку — сколько тутъ денегъ выйдетъ!
Одно опасно: наврешь. Но и тутъ есть фортель. Не знаешь — ну, обойди, помолчи, проглоти, скажи скороговоркой. «Нѣкоторые полагаютъ», «другiе утверждаютъ», „«существуетъ мнѣнiе, едва ли, впрочемъ, правильное», или «повидимому, довольно правильное» — да мало ли еще какiе обороты рѣчи можно изыскать! Кому охота справляться, точно ли «существуетъ мнѣнiе», что оспопрививанiе было извѣстно задолго до Рождества Христова? Ну, было извѣстно — и Христосъ съ нимъ!
Или еще фортель. Если сталъ въ тупикъ, если чувствуешь, что языкъ у тебя начинаетъ коснѣть — пиши смѣло: объ этомъ поговоримъ въ другой разъ — и затѣмъ молчокъ! Вѣдь читатель не злопамятенъ; не скажетъ же онъ: а ну-ко поговори! поговори-ка въ другой-то разъ — я тебя послушаю! Такъ это дѣло изморомъ и кончится...
И такъ, работа у меня кипѣла. Днемъ я читалъ «книжку», вечеромъ — писалъ. Ложась на ночь, я представлялъ себѣ двухъ столоначальниковъ, встрѣчающихся на Невскомъ.
— А читали ли вы, батюшка, статью: «Можетъ ли быть совмѣщенъ въ одномъ лицѣ промыселъ огородничества съ промысломъ разведенiя козловъ?» спрашиваетъ одинъ столоначальникъ.
— Еще бы! восклицаетъ другой.
— Вотъ это статья! какой свѣтъ-то проливаетъ! Директоръ у насъ отъ нея безъ ума. «Дочери! говоритъ, дочери прикажу прочитать!»
Сердце мое начинаетъ играть, животъ колышется и все мое существо наполняется сладкимъ ликованiемъ...