Что касается «кризиса антисистемных движений», дело не только в циклических подъемах и спадах. Конечно же, у этих движений всегда были «моменты» или «периоды» относительного поражения, так же, как и относительной победы. Это нормально. «Кризис антисистемных движений» — это кризис, порожденный скорее их победами, чем поражениями. И это структурный, а не моральный кризис. То есть он объясняется преимущественно не «предательствами», а «давлением объективных обстоятельств».
Антисистемные движения, когда они начали создаваться в XIX в., столкнулись с главной проблемой: какое направление политических действий обещает быть эффективным? Как для социалистического, так и для националистического движений казалось ясным, что наиболее доступный локус реальной политической власти находится в государстве, в правительственных структурах различных независимых государств. Или, по крайней мере, это казалось ясным большинству активистов. Если это так, то логически следует, что наиболее вероятным путем трансформации системы должно было стать обретение тем или другим способом контроля за государственной властью. Как ставил эту проблему в 1950-х гг. Кваме Нкрума: «Наипаче ищите царствия политики...» Эта политическая стратегия, первичность обретения государственной власти, стала принятой и практикуемой стратегией фактически всех основных антисистемных движений и оставалась таковой до самого недавнего времени. Она еще и сегодня принята большинством движений.
***
Не секрет, что во всем мире существует большая неудовлетворенность: (а) социал-демократами у власти, (b) коммунистами у власти, © националистами у власти. Я говорю о недовольстве, выражаемом не консервативными силами, но существующем среди многочисленных сторонников и участников антисистемных движений.
У недовольства три основных аспекта. Первый заключается в том, что, каким бы ни был список достижений антисистемных движений, пришедших к власти, существует большая часть населения, в каком-то смысле «исключенная» из числа тех, кто получил доступ к этим достижениям. «Исключенные» — это часто те, кого в социальном плане относят больше к «маргинальной» части, чем к ядру политической поддержки антисистемных движений: этнические/национальные меньшинства, мигранты, женщины, «крестьяне». Сначала можно было доказывать, что это временное явление. С течением времени многие начали сомневаться, не является ли оно «структурным» и, значит, не следствие ли это основной стратегии движений.
Второй — в том, что общественные движения «кооптировались», то есть больше не играют «революционной» роли, даже если и играли ее прежде. Очевидно, что движения у власти приглушили, а часто и вовсе отказались от реальной солидарности с движениями, не пришедшими к ней. Сначала можно было возразить, что этот феномен вызван временной тактической осторожностью. С течением времени многие начали сомневаться, не является ли это «тактическое отступление» необходимым условием достижения государственной власти внутри межгосударственной системы.
Третий аспект состоит в том, что движения, пришедшие к власти, хотя и управляют от имени «рабочего класса» или народа, вовлекаются в действия со стороны маленькой группы тех, кто делит власть, которые могут быть сочтены репрессивными или эксплуататорскими. Сначала можно было возразить, что репрессии направлены на «контрреволюционные» силы. С течением времени многие начали думать, не является ли «репрессивность» результатом «кооптации», в свою очередь ставшей следствием того, что многие люди были изначально «оставлены в стороне» от революционного процесса. Последствия накопления этого недовольства были тройственными.
Во-первых, в каждой из трех основных областей миросистемы появились новые движения, главным объектом нападок которых стали «старые движения у власти». В странах Запада эти новые социальные движения приняли форму множества организаций, не связанных единой организационной структурой: движений меньшинств, женских движений, движений против войны, «зеленых» и экологических движений, движений сексуальных меньшинств и т. д.
В социалистической зоне эти новые движения также приняли разнообразные формы: «реформаторские» движения внутри коммунистических партий («культурная революция», гуманистический коммунизм, даже десталинизация, а теперь — перестройка) и внепартийные движения (наиболее заметное — «Солидарность», а также «движения за мир»). А в странах третьего мира эти новые движения часто принимали форму движений за религиозное возрождение или обновление.
Для всех этих «новых» движений общими были глубокая подозрительность по отношению к «старым» движениям, пришедшим к власти, ощущение того, что движения, стоящие у власти, отличаются бюрократизмом и управляются группами, чьи текущие цели трудно отличимы от целей защитников статус-кво в миросистеме.
Второе следствие заключается, следовательно, в огромном повсеместном замешательстве, поскольку «старые» левые находятся под ударом множества «новых» левых. Это привело к смеси во всемирном масштабе внезапных вспышек «революционного энтузиазма» (например, Иран в период непосредственно перед и после падения шаха или Польша с 1980 до 1982 г.) и более длительных периодов относительной демобилизации, демобилизации, которая ощущается среди активистов как старых, так и новых движений.
Относительная демобилизация — это негативное следствие. Есть, однако, и третье, более позитивное последствие. «Замешательство» разрушило в определенной мере идеологическую скорлупу и привело (или ведет) к переосмыслению фундаментальной стратегии. Это не вопрос о том, что следовало бы сделать в 1860-х гг. (или даже в 1950-х гг.), но о том, что необходимо делать в 1990-х гг. и потом. Поставленный или, лучше сказать, заново открытый вопрос состоит в том, проходит ли приоритетный путь к социальной трансформации мира через приобретение общественными движениями государственной власти отдельно в каждом государстве.
Проблема, конечно же, в том, что совершенно не очевидно, существует ли какая-либо ясная альтернатива. Об этом свидетельствуют дебаты внутри таких различных локусов, как «Солидарность», немецкие «зеленые», иранские революционные группы. Эти движения, как и многие другие, включают как некоторых из тех, кто не приемлет государственную власть как цель, так и тех, кто, пусть и неохотно, пришел к ее принятию. Вопрос, однако, остается открытым. Пока еще нет альтернативной коллективной стратегии. Я всего лишь доказываю, что эта проблема стоит на повестке дня.
И.Валлерстайн, «Анализ мировых систем и ситуация в современном мире», СПб. Издательство «Университетская книга», 2001