Героиня одной из величайших мистификаций, которая известна истории XIX века, появилась в 1845 году в Париже, в польской эмигрантской среде, связанной с кн.Адамом Чарторыйским и была прислана туда (с рекомендательными письмами) от генерала Хлаповского, Яна Козьмяна и архиепископа Пшилуского. Она представляла себя жертвой религиозных преследований в России. Она рассказывала, как после так называемого объединительного синода в Бресте, в 1839 году, начались репрессии по отношению к униатам, не желавшим перейти в православие. Как настоятельница базилианского монастыря в Минске, она естественно, подвергалась особенным надругательствам со стороны Российских властей и демону подобного епископа-отступника Юзефа Семашко, который (согласно её обвинениям) лично участвовал в истязаниях над монашками, бил их по лицу, выбивал зубы и т.п.
В среде, по антироссийски настроенной польской эмиграции, она была принята как святая мученица. Чтобы быть справедливым, следует сказать, что состоянию истерии, предались также и французы. О Макрене писали не только польско-язычные газеты, такие как „Trzeci Maj”, „Dziennik Narodowy”, „Demokrata Polski” и другие, но также и французские журналы, как например „L Univers”, „L ami de la Religion”, бельгийский „Journall de Bruxelles”, но даже и английские газеты.
Прибывшей, занялись ксёндзы конгрегации «воскресенцев». Своего рода «импресарио», для Макрены, стал к-дз А. Еловецкий, который поселил её у сестёр Sacre Coeur в Trinita dei Monti и предпринял старания по организации аудиенции у Папы. Речь шла о том, что эмиграция старалась найти поддержку в высших европейских кругах и голос Папы мог много здесь значить. Имея в своих руках такой «козырь», как Мечиславская, поляки надеялись перетянуть на свою сторону Св. Отца, чего ему до сих пор удавалось успешно избежать.
Тем временем, было опубликовано второе (первое в Познани) официальное свидетельство Макрены. Полно в нём было (что интересно — решительно больше, чем в Познани) ужасных подробностей в описании преступлений епископа Семашки. Она описывала, как не желавшим перейти в православие монашкам, подавалась для еды только солёная сельдь, без воды для утоления жажды, как их били, насильничали, топили а реке, закованными в кандалы на морозе — гнали по нескольку десятков километров и т.п. Сама Макрена, имела на своём теле (что подтвердило официальное медицинское обследование) «следы дикого обхождения над ней».
Очевидно, что весь этот шум не мог уйти от внимания чиновников царя Николая I.
Их особо не заботило чужое мнение о своей стране, но свидетельства Макрены, содержали элемент, который их обеспокоил. А именно, если бы оказалось, что Мечиславская говорила правду, то это бы означало, что епископ нарушил Закон. Телесные наказания могли назначать только административные власти, которые бдительно стерегли свои прерогативы. Министр Протасов потребовал объяснений от епископа и получив решительное опровержение, распорядился расследовать это дело. Результаты этого следствия были опубликованы в Западной Европе, в расчёте на скорое закрытие дела. Было, прежде всего установлено, что Мечиславская не могла быть аббатиссой базилианского монастыря в Минске, т.к. такого монастыря там ... никогда и не было! Имя «Макрена», действительно носила предпоследняя аббатисса базилианок в Полоцке, но та не носила фамилию Мечиславской. Российские генеалоги, несмотря на все
усилия, не нашли в архивах каких-либо данных о дворянском роде Мечиславских, родственных (как утверждает Макрена) с домом князей Витгенштейнов. Не смогли они также и напасть на след родового замка в Стоклишках, где согласно её утверждениям, та должна была воспитываться.
Такого рода сенсации, в принципе должны были закончить карьеру явной аферистки, но тем временем, на польские эмиграционные круги, это не произвело какого-либо серьёзного впечатления! Князь Адам Чарторыйский в письме для „Journal de Debat”, утверждал, что российская сторона «...в отсутствии аргументов по существу, цепляется к частностям.»!
Во время аудиенции в Ватикане, св.Отец не мог выйти из состояния крайнего удивления, слушая рассказы Макрены. «- Как такое возможно — спрашивал он — чтобы они столько страдали в течении семи лет, а ко мне ни от кого, не дошла весть об этом?» Не было в интересах польских политических кругов, отвечать на так поставленный вопрос.
Влияние необразованной женщины (с примитивными манерами) на окружающих, могло бы стать любопытным материалом для исследований психолога. Хотя, многое объясняется специфичной атмосферой, господствовавшей в тех кругах. Стали легендой рассказы о том, как Мицкевича, который едва оправился после „towiańskim” периоде, принудили отправиться на исповедь к столь нелюбимому им (с взаимностью) ксёндзу Еловецкому. Вдохновлённый Мокреной Словацкий, увидел в ней материализацию страдающей Отчизны, в чём можно убедиться, изучая его работу "Разговор с матерью Макреной Мечиславской"(Rozmowa z matką Makryną Mieczysławską). Среди её доверчивых — в границах контролируемых эмоций — почитателей, были ген. Скшинецкий, Чарторыйские, а даже и миссионер-иезуит кс. Максимилиан Рылло.
Макрена, тем временем, склонив на свою сторону и сердце следующего Папы — Пия IX, позволила себе такое поведение, от которого просто волосы вставали дыбом, на головах ватиканских священнослужителей. Например, выходя после аудиенции у св.Отца, именно она, а не Папа, благословила собравшуюся толпу! На что-то подобное, в присутствии Папы, не мог позволить себе ни один кардинал! С течением времени, шум вокруг неё успокоился, Европа была занята другими делами (Весна Народов) и Макрена провела остаток своей жизни в специально для неё созданном доме монашек базилианок.
Она умерла в 1869 году.
Что вовсе не означает, что умерли также и споры вокруг неё. Совсем наоборот. Несмотря, на казалось бы, неактуальность всего дела, несмотря на компрометирующие её неоспоримые результаты российских расследований — споры о Макрене продолжались весь XIX век и большую часть XX века. Импульсом в этом деле, оказались дневники опубликованные в 1883 году, оговорённого ею епископа Ю.Семашко. В них содержались результаты его расследования, которые были проведены с помощью Виленских доминиканцев. По его следам пошёл католический историк, иезуит кс.Е.Урбан, который докопался до информации, устанавливающей, что так называемая Макрена Мечиславская, в действительности имела фамилию Виньчова, была вдовой российского военнослужащего и работала в качестве светской кухарки для больных, содержавшихся в Виленском монастыре бернардинок. У неё были проблемы с законом. Привлекалась к суду за аферы и была бита жандармом — возможно отсюда и следы побоев на теле. Кс.Урбан пришёл к выводу, что по своему происхождению, она была еврейкой. В хронике Виленского монастыря, он обнаружил запись, что Виньчова играла роль Макрены «...по просьбе общества.» Это однозначно указывает на имевший место заговор, с целью компрометации епископа отступника Ю.Семашко, а тем самым и Российского правительства, в глазах общественности Европы.
Следы заговора вели к Виленским сёстрам милосердия и семье Тышкевичей. Кс.Урбан, в течении многих лет был единственным, кто последовательно защищал, открытую им сенсацию. Ещё в 1960 году, кс.Уминьский, в своей «Истории Костёла», подвергал сомнению установленные своим предшественником факты, пользуясь аргументацией, похожей на уже представленную Чарторыйским.
Мечиславская, попала также и в художественную литературу. Кроме уже упомянутого Словацкого, посвятил ей свою драму „Makryna”, Антоний Васьковский (1929), а её образ поместил в свою драму „Legion”, также и С.Выспяньский.
Сегодня Макрена Мечиславская, известна прежде всего — историкам, а удовлетворение по поводу раскрытия многих загадок, касательных её жизни, делает её одним из любимейших образов в среде самых «кропотливых исторических исследователей».