Второе парламентское расследование дела Ватопеда сейчас только начинается, и никогда не знаешь, как все может повернуться. Но главные факты этого дела, в сущности, не обсуждаются; без ответа остается вопрос о мотивах монахов и чиновников, им помогавших. В конце 1980-х годов Ватопед представлял собой развалины – груда камней, по которым бегают крысы. Фрески почернели. За иконами никто не ухаживал. В монастыре был десяток монахов, снующих меж древних камней, но они были сами по себе, неорганизованны. Если говорить на языке церкви, они служили идиоритмически – то есть в поиске духовного удовлетворения они были каждый сам по себе. У них не было старшего; не было общей цели. Иными словами, к своему монастырю они относились примерно так же, как греки к своему государству.
Все изменилось в начале 1990-х годов, когда группа энергичных молодых монахов-киприотов, прибывших с другой части Афона под руководством о. Ефрема, увидела прекрасную возможность воссоздать прекрасное место: фантастический природный актив, которым так ужасно распоряжались. Ефрем занялся привлечением средств, чтобы вернуть Ватопеду его былую славу. Он обратился в фонд культуры Евросоюза. Он общался с богатыми греческими бизнесменами, которые нуждались в прощении. Он водил дружбу с важными греческими политиками. Во всем этом он проявил невиданную смелость. Например, после того, как знаменитый испанский певец посетил Ватопед и проявил интерес к нему, он выгодно использовал этот интерес, рассказав правительственными чиновниками из Испании о чудовищной несправедливости: в 14-м веке банда каталонских грабителей, недовольная византийским императором, захватила Ватопед и нанесла ему большой урон. Монастырь получил от правительственных чиновников $240000.
Конечно, частично стратегия Ефрема заключалась в том, чтобы вернуть Ватопеду то, чем он был во времена Византийской империи: монастырем с мировым охватом. Это и отделяло его от той страны, внутри которой он находился. Несмотря на вступление в Евросоюз, Греция осталась закрытой экономикой. Все, что могли бы более эффективно делать другие, они делают сами; взаимодействия с другими странами, которое могли бы принести прибыль, просто не происходит. Ватопедский монастырь был поразительным исключением из общей картины: он развивал отношения с внешним миром. До скандала Принц Чарльз посещал монастырь три лета подряд, каждый раз оставаясь там на неделю.
Отношения с богатыми и знаменитыми были важны для получения правительственных грантов и компенсаций для Ватопеда, а также для третьего «кита» стратегии его нового руководства: недвижимости. Отец Ефрем совершил умнейший поступок: отправился на поиски в старую башню, где хранились византийские рукописи, к которым десятилетиями никто не прикасался. Веками византийские императоры и другие правители жертвовали Ватопеду различные участки земли, в основном на территории современной Греции и Турции. За несколько лет до прихода Ефрема греческое правительство отобрало большую часть этой собственности, но сохранился один документ на право собственности на озеро на севере Греции, дарованное в 14-м веке императором Иоанном V Палеологом (John V Palaiologos).
К тому времени, когда Ефрем обнаружил документ в хранилищах Ватопеда, правительство Греции объявило его территорией заповедника. Потом, в 1998 году, оно неожиданно перестало быть таковым: кто-то позволил отменить решение. Вскоре после этого монахам даровали полное право собственности на озеро.
Вернувшись в Афины, я разыскал Петра Дукаса (Peter Doukas), сотрудника Министерства финансов, к которому обращались монахи из Ватопеда. Сейчас Дукас находится в центре двух парламентских расследований, но, как ни странно, он единственный из правительства захотел открыто поговорить о случившемся. (Он родился не в Афинах, а в Спарте – но, возможно, это другая история). В отличие от большинства представителей греческого парламента, Дукас сделал состояние в частном секторе Греции и за ее пределами, а потом, в 2004 году, по просьбе премьер-министра, занял пост в Министерстве финансов. В то время ему было 52 года, и большую часть своей карьеры он был банкиром Citigroup в Нью-Йорке. Высокий блондин, шумный, грубоватый и веселый. Именно Дукас в ответе за само существование долгосрочного греческого государственного долга. В то время, когда ставки были низкими, и никто не видел риска в кредитовании греческого правительства, он уговорил свое начальство выпустить 40- и 50-летние облигации. Впоследствии заголовки греческих газет критиковали его (ДУКАС ЗАКЛАДЫВАЕТ БУДУЩЕЕ НАШИХ ДЕТЕЙ), но это был очень умный поступок. Долгосрочные облигации на сумму $18 млрд теперь торгуются по 50 центов на доллар – то есть греческое правительство могло бы выкупить их на открытом рынке. «Я принес им прибыль на $9 миллиардов, — смеется Дукас. – Они должны дать мне премию!»
Вскоре после того, как Дукас приступил к своим обязанностям, в его кабинет в Министерстве финансов явились два монаха. Один из них был Отцом Ефремом, о котором Дукас слышал; второй назвался отцом Арсениосом. Озеро является собственностью монастыря, сказали они, и они хотят, чтобы Министерство финансов выкупило его. Дукас понял, что они хорошо подготовились к встрече с ним. «Еще до того, как они приходят к вам, они многое о вас знают – кто ваша жена, родители, степень вашей религиозности, — рассказал он. – Первым делом они спросили меня, не хочу ли я исповедаться». Дукас решил, что было бы глупо открывать монахам свои секреты. Вместо этого он сказал им, что он не даст им денег за озеро – и он вообще по-прежнему не понимал, как они могли им владеть. «Они думали, что у меня полно денег, — говорит Дукас. – Я сказал им: «Слушайте, не верьте общественному мнению, в Министерстве финансов денег нет». А они ответили: «Хорошо, если вы не можете выкупить озеро, почему бы не отдать нам часть ваших земель?»
Эта стратегия оказалась выигрышной: обмен озера, не приносящего ренты, на государственную собственность, которая ренту приносила. Каким-то образом монахам удалось убедить правительственных чиновников, что земля вокруг озера стоила гораздо больше тех 55 млн евро, как позднее установил ее стоимость независимый оценщик, а потом использовать завышенную цену, чтобы потребовать государственную собственность на 1 млрд евро. Дукас отказался предоставить им любую сумму из 250 млрд евро, контролируемых Министерством финансов. («Никогда я этого не сделаю», — говорил он им). Монахи отправились к источнику еще более ценной земли – сельхозугодий и лесов, контролируемых Министерством сельского хозяйства. Дукас вспоминает: «Мне позвонил министр сельского хозяйства: «Мы отдаем им всю эту землю, но этого недостаточно. Почему бы тебе тоже не отдать несколько участков?» После отказа Дукасу снова позвонили – на этот раз из кабинета премьер-министра. Он все равно не согласился. И вот он получает документ, где говорится, что он отдает монахам государственные земли, и ему нужно лишь подписать эту бумагу. «Я сказал: идите к черту, я не подпишу это».
И он так и не подписал – по крайней мере, не в том первоначальном виде. Но на него давил премьер; монахи, как показалось Дукасу, имели какое-то влияние на главу администрации премьер-министра. Этот человек, Гианнис Ангелу, познакомился с монахами несколькими годами ранее, когда у него обнаружили неизлечимое заболевание. Монахи молились за него; он не умер, а чудесным образом выздоровел. Однако он исповедался перед ними.
К этому моменту Дукас считал монахов не просто пройдохами, а, скорее, самыми здравомыслящими бизнесменами из всех, с кем ему приходилось иметь дело. «Я сказал им, что они должны были управлять Министерством финансов, - говорит он. – Они не стали спорить». В конце концов, под давлением начальства, Дукас подписал оба документа. Первый подтверждал право собственности на озеро; второй разрешал обмен на землю. Монахам не предоставлялись права на земли Министерства финансов, но, согласившись принять озеро на баланс Министерства, Дукас одобрял их сделку с министром сельского хозяйства. В обмен на озеро монастырь получил 73 различных государственных объекта, включая гимнастический комплекс, построенный для Олимпийских игр 2004 года, который, как и многие другие олимпийские объекты, теперь пустовал.
Как оказалось, они хотели создать империю коммерческой недвижимости. Они начали с того, что уговорили греческое правительство сделать нечто, на что оно редко шло: разрешить использовать множество объектов некоммерческой собственности для коммерческих целей. Помимо земель, полученных в результате обмена – которые, как впоследствии подсчитали в Парламенте, стоили около миллиарда евро – монахи получали 100-процентное финансирование покупки коммерческих зданий в Афинах и застройки приобретенных ими земель. Бывший олимпийский гимнастический комплекс должен был стать шикарной частной клиникой – с которой у монахов было определенное взаимовыгодное сотрудничество. Потом, с помощью греческого банкира, монахи разработали план предприятия, которое должно было называться Фонд недвижимости Ватопеда. Инвесторы фонда в итоге выкупили бы у монахов объекты, переданные им правительством. А монахи использовали бы эти средства на то, чтобы вернуть монастырю былую славу.
Из старой дарственной на ничего не стоящее озеро два монаха сделали состояние, которое греческие газеты оценивали в десятки миллионов, а то и в миллиарды долларов. Но правда была в том, что никто не знал реального размера финансовых активов монахов; в действительности, первое парламентское расследование подверглось критике за то, что в процессе не удалось отобрать все имущество монастыря. Если хочешь узнать, сколько в реальности имеют богачи, лучше всего спросить других богачей – а не, скажем, журналистов. Поэтому я поговорил с несколькими богатыми греками, сделавшими состояние в сфере недвижимости или финансов. Они оценили недвижимые и финансовые активы монахов в сумму от $1млрд до $2 млрд – до такого уровня оно выросло с нуля. Новому руководству было нечего продать, кроме прощения – так и появился новый бизнес.
Монахи не выходили из церкви до часу ночи. Обычно, пояснил Отец Арсениос, они встают в четыре утра. По воскресеньям они отдыхают и начинают с шести. Прибавьте еще восемь часов ежедневной работы в саду, или мытья посуды, или изготовления мятного ликера, и их рай может показаться вам адом. Руководство, отцы Ефрему и Арсениосу, отклоняются от этого строгого режима примерно пять дней в месяц; в остальное время это обычная жизнь для них. «Образ настоятеля в воображении большинства греков — это образ предприимчивого дельца, — рассказывает мне монах из Висконсина по имени о.Матфей (Matthew). – Каждый в Греции убежден, что у настоятеля и отца Арсениоса есть тайные счета в банках. Если подумать об этом, то это полный бред. Что им делать с этими деньгами? Они не возьмут неделю отпуска и не поедут на Карибы. Настоятель живет в келье. Это хорошая келья. Но он все равно остается монахом. И он ненавидит уезжать из монастыря».
Зная, что придется вернуться в церковь в шесть часов утра, я вообще не могу заснуть и встаю в пять. Абсолютная тишина. На фоне серого неба — купола, трубы, башни и греческие кресты. Есть тут и пара гигантских кранов: из-за заморозки монашеских активов восстановление монастыря приостановлено. В 5:15 из церкви слышны первые звуки. В 5:30 монах звонит в церковный колокол. Снова тишина, и спустя мгновение, из длинного общежития монахов, раздаются сигналыэлектронных будильников. Через двадцать минут монахи, парами или поодиночке, выходят из своих комнат и спускаются к церкви. Похоже на начало фабричного дня в промышленном городке.
Три часа спустя, когда я возвращаюсь в Афины на машине, звонит телефон. Это Отец Матфей. Он хочет попросить меня об услуге. О нет, думаю я, они все поняли, и он звонит, чтобы попросить меня не писать о том, что им неугодно. Они все поняли, но он звонил не за этим. В отличие от министра финансов, который настоял на проверке своих цитат, монахи просто разрешили мне писать что угодно, и это поразительно, учитывая, сколько исков им грозит. «У нас есть консультант на американском фондовом рынке, — говорит монах. – Его зовут Роберт Чепмэн (Robert Chapman). [Никогда о нем не слышал. Он оказался автором почтовой рассылки о мировых финансах]. Отец Арсениос спрашивает, что вы о нем думаете. Стоит ли его слушать?»