«Управляемый хаос»

• 28.11.2012
• Комментарии к записи «Управляемый хаос» отключены
• Тексты

Давным-давно, кажется, в прошлую пятницу, я снял докьюментари «Управляемый хаос. Теория заговора». Ну, порвали костюм аудиторию, хуле. А теперь об этом статти пишут.

Чудны дела твои, Господи

Массовые беспорядки в истории

Протесты, бунты, революции — это обязательный атрибут истории челове­чества, один из механизмов ее поступа­тельного движения. Основным субъек­том подобных процессов, как правило, является большая, внешне не организо­ванная группа людей, которая, в зависимости от научной школы, может назы­ваться либо «толпой», либо «массой».

Для социологов толпа — это случай­ное скопление людей (aggregation), сплоченная эмоциональными и вре­менными связями; для психологов — группа, кооперация внутри кото­рой носит сравнительно случайный и временный характер². Историки обычно смешивают понятия «толпа» и «(народные) массы»³, хотя для анализа социально-политических про­цессов это абсолютно некорректно. Большинство современных социо­логов почему-то пребывает в уверен­ности, что «идея безумной (беснова­той) толпы появилась как ответ на социальные, экономические и поли­тические вызовы status quo в Европе в течение XVIII—XIX вв.»⁴ Однако уже Платон первым обратил внимание на этот феномен, и его «ochlodest herion» был вполне адекватным концептом «безумной» толпы⁵.

Древнегреческие авторы были, как оказывается, хорошо знакомы с этим явлением. Так, В. Хантер проанализи­ровала «психологический» взгляд Фукидида на проблему толпы⁶, а Дж Обер, подчеркивая роль масс в историче­ских событиях, рассматривал перево­рот Клисфена как результат спонтан­ного восстания афинского демоса⁷. Таким образом, традиция осмысле­ния феномена безумной толпы до­статочно продолжительна. Комплек­сные криминолого-психологические и политологические исследования роли толпы в истории, механизмах ее формирования начали проводиться на материалах европейской истории XVIII—XIX веков (Г. Ле Бон, Ж. Рюде, Г. Тард и др.)⁸, причем в качестве ис­точников использовались полицей­ские архивы, газетные публикации, то есть «источники изнутри». В нашей стране огромную роль в исследовани­ях «безумной» толпы сыграли работы Н. К. Михайловского, В. М. Бехтерева и М. Н. Гернета⁹. В начале ХХ века практически сложилась концепция толпы, включавшая и «безумную» разновид­ность, которая развивается и по сей день. Ее главные положения: — толпа — не просто скопление людей, а особая психологическая об­щность, имеющая свои особые законо­мерности формирования и поведения;

— расовое, бессознательное общее у людей доминирует в толпе над ин­дивидуальными способностями;

— личность растворяется в толпе независимо от уровня ума, культуры, благосостояния, социального поло­жения;

— по умственным качествам она (толпа) значительно ниже своих от­дельных членов, склонна к быстрым переносам внимания, некритично ве­рит самым фантастическим слухам;

— толпа слепо подчиняется лидерам;

— нравственность толпы носит «черно-белый» характер: она видит только врагов и друзей, поэтому мо­жет проявлять как полное бескорыс­тие и героизм, самопожертвование, так и, под влиянием своего лидера, совершать любые преступления.

Революции, Гражданская и Великая Отечественная войны, как и последу­ющие экстремальные события, дали обильный материал для изучения массовых беспорядков в нашей стра-не¹⁰. К 1980-м годам сложилась весьма четкая теоретическая картина психо­логических и социальных процес­сов, приводящих к массовым беспо-рядкам¹¹, которая позволила создать весьма эффективную систему борьбы с этими явлениями.

Новые технологии и смена парадигмы социальных трансформаций

С 1950-х годов начинается форми­рование новых «социальных» техно­логий и нового понимания мировых процессов через призму не поряд­ка, но хаоса. 11 сентября 1956 года в Массачусеттском технологическом институте собралась специальная группа Института электрической и электронной инженерии, занимаю­щаяся информационной теорией. Считается, что эта встреча положи­ла начало когнитивной революции в психологии. Среди присутствовав­ших были Джордж Миллер, Герберт Саймон, Аллен Ньюэлл, Ноам Хомски, Дэвид Грин и Джон Свитс. Нескольки­ми годами позже У. Нейссер выпустил свой труд «Познание и реальность. Смысл и принципы когнитивной пси­хологии», ставший теоретическим ма­нифестом течения¹². В свою очередь, теорию «управляемого хаоса» (извест­на также как теория «контролируемой нестабильности») изначально разра­батывали Н. Элдридж и С. Гулд, бази­руясь на гипотезе о «скачкообразной эволюции» О. Шиндуолфа (1950). Эта и некоторые другие работы по про­блемам эволюционной теории послу­жили одним из стимулирующих тол­чков для пионерской работы Р. Тома и выработки способов управления событиями «нелинейной революции» 1970—1980-х годов в Европе. В пер­вый раз элементы теории обкатыва­лись на практике во время «студенчес­кой революции» 1968 года в Париже.

В том же 1968 году Джин Шарп за­щитил в Оксфорде диссертацию на тему «Ненасильственные действия: изучение контроля над политиче­ской властью», развитие идей которой послужило идейной основой после­дующих «оранжевых революций»¹³. Особый всплеск практического и на­учного интереса к проблеме «управля­емого хаоса» произошел под влияни­ем работы И. Пригожина и И. Стенгерс «Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой», вышедшей на Западе в 1979 году (второе, перерабо­танное издание — 1984 год) и пере­веденной в России впервые в 1986-м. В 1992 году Стивен Манн опубликовал в журнале Национального военного колледжа в Вашингтоне работу «Тео­рия хаоса и стратегическая мысль», в которой соединил эту теорию с новы­ми геополитическими концептами завоевания превосходства. Автор прямо говорит о необходимости «усиления эксплуатации критичности» и «созда­нии хаоса» у противника как инстру­ментах обеспечения национальных интересов США.

В качестве механизмов, призван­ных способствовать достижению этой цели, он называет «содействие демократии и рыночным реформам» и «повышение экономических стан­дартов и ресурсных потребностей, вытесняющих идеологию». Соглас­но С. Ману, существуют следующие средства создания хаоса на той или иной территории:

— содействие либеральной демо­кратии;

— поддержка рыночных реформ;

— повышение жизненных стандар­тов у населения, прежде всего элит;

— вытеснение традиционных цен­ностей и идеологии¹⁴.

Однако, для того чтобы все эти тео­ретические построения стали дейст­вующей  политической доктриной, потребовалось развитие соответст­вующей технической (технологиче­ской) базы, и прежде всего доступных большинству населения информа­ционных технологий. Это произош­ло в начале 2000-х годов. Благодаря робототехнике, беспроводной связи 3G, Skype, Facebook, Google, LinkedIn, Twitter, iPad и дешевым смартфонам с поддержкой выхода в Интернет со­циум стал не просто связанным, а ги­персвязанным и взаимозависимым, «прозрачным» в полном смысле этого слова. Технические средства позво­лили создать сети нового поколения, которые формируют дальнейшее со­циальное развитие. Сегодня стоит вспомнить: изначально интернетов­ские социальные сети внедрялись для обеспечения и расширения социаль­ных сетей реально существующих — то есть бизнес-сообществ, универ­ситетских группировок, крупных семейств, масонских лож и т. д.

Можно вспомнить фразу из проро­ческой книжки Билла Гейтса (1995): «Предположим, вам нужно организо­вать торжественное собрание своего семейного клана с пуншем... Как сде­лать так, чтобы не тратить целый день на обзвон половины страны? Высокие технологии помогут вам!»¹⁵ С учетом того, что западный мир в принципе пронизан разнокалиберными «братс­твами» и «кланами» не хуже, чем Ки­тай — триадами, целевая аудитория интернет-сетей была вполне понятна. Поскольку ожидать от них каких-ли­бо массовых беспорядков было не­лепо, а сговоры, заговоры и подко­верные союзы и без того составляют основу общественно-политической жизни развитых стран, этим брат­ствам и кланам инструмент сетевой самоорганизации был вручен без вся­кого страха. Однако во второй поло­вине 2000-х все перечисленные сети совершили своего рода эволюцию. Они перестали просто обеспечивать связью выпускников Гарварда или фанатов аниме. Из инструмента со­циальные сети сами стали основой и причиной для объединения людей и создания общностей.

В 2002 году вышла книга Говарда Рейнгольда «Умная толпа: новая со­циальная революция»¹⁶, положив­шая начало распространению новых форм социальной организации осно­ванных на массовом использовании информационных технологий. Как всегда, первыми «пользователями» новых технологий стали организо­ванная преступность и спецслужбы, организующие смену режимов в дру­гих странах¹⁷.

Традиционная и «умная» толпы: генетическое сходство и отличия

К настоящему времени можно го­ворить о нескольких разновидностях «умной толпы», которые получили быстрое и глобальное распростране­ние. Самая «простая» и самая распро­страненная из них — флэшмоб (так­же флэш-моб, флэш моб или просто моб, в английском языке flashmob — «толпа-вспышка»: flash — «вспышка», mob — «толпа») — то есть заранее спланированная массовая акция, ор­ганизованная, как правило, через со­временные социальные сети, в кото­рой большая группа людей внезапно появляется в общественном месте, в течение нескольких минут выпол­няет заранее оговоренные действия, называемые сценарием, и затем быс­тро расходится. Флэшмоб не имеет аналогов в мировой истории, хотя в культурологическом плане является частью перфомансной коммуника­ции наравне с перфомансом, хеппе­нингом и флюксусом¹⁸. Участники движения флэшмоба исходят из того, что у любой флэшмоб-акции сущест­вуют типовые правила. Наиболее важ­ные из них:

— кажущаяся спонтанность дей­ствия. Запрет собираться или при­влекать внимание на месте до акции, одновременное начало и окончание акции ее участниками. После акции нужно мгновенно исчезать с места действия в разные стороны и делать вид, как будто ничего и не было;

— сценарий должен привносить абсурдность в происходящее, хаотизировать ее;

— каждый участник должен точно следовать сценарию;

— действия участников не долж­ны вызывать агрессивной реакции случайных зрителей. Участники не должны нарушать законов и мораль­ных устоев, не мусорить.

Идеология флэшмоба придержи­вается девиза «Флэшмоб вне рели­гии, вне политики, вне экономики». Этим флэшмоб, в глазах участников, обезопасил себя от внешних факто­ров и использования в собственных целях. На самом деле флешмоб как рекламный инструмент и политиче­ская акция предлагается коммерче­скими структурами во всех регионах нашей страны. Применительно к на­шему контексту важно отметить, что отработка использования флэшмоба в «цветных революциях» на постсо­ветском пространстве показала его высокую эффективность как инстру­мента смены правящих режимов.

Вторая разновидность — крими­нальный карнавал, «шопинг-бунт» (shopping-riot) — организуемые через социальные сети массовые беспоряд­ки, сопровождающиеся грабежами, поджогами зданий и автомобилей с целью развлечения.

Лондон, лето 2011 года. Дэвид Гудхарт, основатель журнала «Проспект», вспоминает, что происходящее выли­лось в «поистине постполитические мятежи, мятежи наслаждения, мятежи в стиле «look-at-me», мятежи конца истории». Возникало ощущение, что люди просто устали от «уз цивили­зации»: на пустом месте появлялись «криминальные флэшмобы», состо­ящие из 50—300 человек в возрасте от 11 до 29 лет, мотивированные пре­жде всего желанием грабить магази­ны, торгующие спортивной одеждой, электротоварами, мобильными теле­фонами, сигаретами и алкоголем.

Это был настоящий «криминаль­ный карнавал», не имеющий никакого отношения к политике, традицион­ным формам политических протес­тов. Сами слова «восстание», «бунт», «протест» вводят в заблуждение, пос­кольку они подразумевают наличие определенного градуса протеста про­тив правящей власти. Однако «бунтов­щики» не имели никакой цели, кроме протеста как такового. Это были кар­навальные, постполитические бунты. Многие погромщики в интервью при­знавались, что участвовали в этих ак­циях, так как было весело. Свидетели событий рассказывают о «карнаваль­ной атмосфере» в местах погромов, где подростки развлекались вовсю.

Согласно свидетельским показани­ям, как минимум в лондонском райо­не «Клэфен Коммон» бунтующие были близки к экстазу. Они были возбужде­ны, смеялись, наслаждались происхо­дящим; вполне можно согласиться с левыми, которые считают случивши­еся погромы своего рода карикату­рой на материализм и культуру пот­ребления основной части общества. Участники беспорядков обнаружили интерес к культуре потребления и начали практиковать ее довольно из­вращенным образом. Это был эдакий «насильственный консюмеризм» — выбивание витрин, грабежи»¹⁹.

Технологически «криминальный карнавал» — это флэшмоб, содержа­тельно — осознанные грабежи, под­жоги, то есть совершение тяжких пре­ступлений ради развлечения лицами, в большинстве своем живущими на социальные пособия и не имеющими постоянной работы. «Криминальные карнавалы» — явление, свойственное только мегаполисам стран, имею­щим развитые социальные програм­мы, благодаря которым многие по­коления граждан могут нормально существовать, никогда не занимаясь постоянной работой. Как показывает опыт Парижа, Лондона, Манчестера, Филадельфии, «криминальные карна­валы» способны хаотизировать круп­ный город на достаточно продолжи­тельное время.

Третья разновидность «умной тол­пы» — «мирный бунт»²⁰, то есть ор­ганизуемые через социальные сети политические акции, ставящие своей целью делегитимацию действующей власти в глазах населения и мирово­го сообщества. Технологии управляе­мой смуты, применяемые в «мирном бунте», базируются на своеобразном «социальном хакерстве». Предполага­ется, что, в то время как граждане от­казывают государству в повиновении, перестают поддерживать социальные связи, необходимые для нормального политического функционирования общества, само государство не отказы­вается и не может отказаться от своих обязательств перед ними. Участники «мирного бунта» опираются на незыб­лемость классической нормы, которую русский философ Владимир Соловьев сформулировал следующим образом: «Никакое действие преступника не может упразднить безусловных прав человека». Поэтому они предполагают, что в ответ на свои действия, которые хотя и являются ненасильственными, но от этого не теряют противоправ­ного характера, они будут в лучшем случае задержаны, может быть, избиты (эти побои можно с гордостью будет продемонстрировать в эфире отечест­венных и западных телеканалов), но своих основных гражданских прав не лишатся. Полиция по-прежнему обя­зана будет их защищать от грабителей, «скорая помощь» приедет по вызову, в тюрьме им предоставят адвоката и т. д.

В отличие от рассмотренных выше форм «умной толпы» данная разно­видность имеет достаточно слож­ную структуру, близкую структуре традиционной действующей толпы: примерно 10 процентов составляют организаторы (менеджеры), коорди­нирующие деятельность остальных участников в режиме реального вре­мени; около 30 процентов — рекруты, то есть нанятые за плату участники. Не менее половины рекрутов — бо­евики, задачей которых служит про­воцирование силовых конфликтов с представителями власти и правоохранительных органов. Остальные 60 процентов — любопытные члены интернет-сообществ, в которых об­суждалась подготовка данной акции, и их знакомые.

Именно любопытные при дости­жении в акции ключевой цели — провоцирования власти на силовые действия — становятся базой для образования панической толпы, дей­ствия которой, как правило, сопро­вождаются жертвами. Большая часть организаторов, как выясняется, про­шла подготовку по программам Цен­тра практического ненасильствен­ного действия и стратегий, CANVAS, находящегося в Белграде и организо­ванного бывшими активистами серб­ского «Отпора». Организация готови­ла активистов грузинской «Кхмары», украинской «Пора», египетской «6 ап­реля» и «Кефайя». В настоящее время CANVAS работает с активистами из более чем 50 стран, в 12 из которых произошли смены режимов²¹.

Основное отличие между тради­ционной и «умной» толпами состо­ит в формах возникновения: если для первой нужен «шоковый стимул» (внезапное событие, прямо затраги­вающее жизненные интересы учас­тников), то формирование «умной толпы» готовится продолжительным обсуждением в сетевых ресурсах и средствах массовой коммуникации. Непосредственно же на месте сбора «умная толпа» формируется гораздо быстрее традиционной (несколько минут против 3—6 часов). Второе от­личие заключается в структурировании: если действующая агрессивная толпа в своей «безумной» модифи­кации имеет четкую структуру (см. Рис. 1), то для «умной толпы» харак­терно «роение».

Направления профилактики противоправных действий «умной толпы»

Так как образование «умной тол­пы» не является «естественной реак­цией на внезапно возникшие собы­тия», а есть часть целенаправленных действий по хаотизации социальной обстановки, то этот процесс требует вполне конкретных ресурсов — организационных, финансовых, инфор­мационных, технических. Основ­ной вопрос профилактики «умной толпы» — выяснение, кто, сколько и каких ресурсов выделил и кто, как и когда собирается ими воспользовать­ся. Как это ни парадоксально звучит, но именно ответы на эти вопросы не являются «страшной» тайной — они обсуждаются на сетевых форумах, печатаются в статьях, обсуждаются в теледебатах.

Шоковое впечатление, которое производили на власть действия «умной толпы», вполне объяснимы: любой государственный аппарат за тысячелетия традиций сохранения власти привык к тому, что его контр­агент будет скрывать свои намере­ния. Открытость воспринималась как уловка, при этом ответные дей­ствия властей на фоне глобальной медийной открытости «мирных бун­товщиков» выглядят неуклюжими и неадекватными в глазах не только «мирового сообщества», но и собст­венных граждан. Образно говоря, власть по-прежнему пытается играть в покер, когда ее противник (в дан­ном случае — «умная толпа») играет в шахматы. Выход один — принять открытость как данность и начать играть в шахматы. Как это может вы­глядеть на практике?

И традиционная, и «умная» тол­пы возникают не на пустом мес­те, а формируются вокруг неких «центров кристаллизации». У традиционной толпы они свои, у «ум­ной» — свои. В первом случае «цен­тры кристаллизации» расположены в криминальной среде, во втором — в виртуальной. «Центры кристал­лизации» — это организационные ресурсы толпы. Для «умной толпы» таковыми являются: неправитель­ственные организации, нефор­мальные объединения, сетевые со­общества, фанатские и бойцовые клубы. Мониторинг их сетевой ак­тивности позволяет выявить мас­штаб подготовки к очередной ак­ции, ее участников. В необходимых случаях — начать сетевую игру по противодействию данным планам. Это отнюдь не противоречит «шах­матной» открытости: если кто-то из граждан государства открыто за­являет о своих намерениях бороть­ся с государством, то нельзя возму­щаться действиями государства по соб ственной защите.

Поскольку деятельность «умной толпы» связана с широким исполь­зованием технических средств и привлечением наемного персона­ла (организаторов и рекрутов), она не возможна без достаточного фи­нансирования (это дополнительное отличие от стихии традиционной толпы). Откуда берутся деньги, и как происходит финансирование? Как правило, это наиболее болезнен­ный вопрос, так как недостаточная финансовая прозрачность делает криминальным уже весь процесс подготовки акций. Но прозрач­ным является обычно лишь первый этап — перечисление денег из-за рубежа и от отечественных частных инвесторов неправительственным и общественным организациям²². Об­ладатели финансовых средств могут легально оплатить только неболь­шую часть затрат на проведение акций «умной толпы». Дальше начи­нается криминал: оплата рекрутов и «специальных» акций.

Самый криминальный путь — оп­лата наличными — в последнее вре­мя практически не используется. На­иболее популярный и относительно безопасный для организаторов вари­ант — использовать для оплаты Ин­тернет. В Европе подобные платежи давно являются объектом расследо­вания и уголовного преследования²³; в нашей же стране, благодаря несо­вершенству законодательства, эта практика относительно безопасна для «мирных бунтовщиков» и очень распространена в их среде. Типич­ный пример сетевого отчета Б. Нем­цова: «...бюджет Сахарова (митинга на проспекте академика Сахарова. — И. С.) складывался из установки сце­ны, звукоусиливающей аппаратуры, экранов (2,5 миллиона рублей), про­ведения социологического исследо­вания по решению Оргкомитета стоимостью  252 тысячи рублей²⁴, организации инфраструктуры ми­тинга (туалеты, заграждения и проч.) стоимостью 200 тысяч рублей. Под­робный отчет о доходах и расходах в ежедневном режиме Ольга Рома­нова публикует на своей странице в Facebook. Кстати, вот последний отчет по данным на 11:13 сегод­няшнего дня. В кошельке Романовой № 410011232431933 собрана сумма 2 465 120 рублей 18 копеек. Вы мо­жете перечислить эти средства без комиссии и анонимно через салоны «Евросети», а также через терминалы, где обычно пополняете свой счет за телефон. Члены Оргкомитета при­няли решение в личном качестве пе­речислить средства. Сегодня я уже это сделал»²⁵. В данном тексте и попытка оп­равдаться, и призыв использовать платеж­ную сеть для аноним­ного сбора средств. Выход для предотвращения подобных путей финансирования акций «умной толпы» — использовать меж­дународный опыт и приводить зако­нодательство в соответствие со сло­жившимися реалиями.

«Умная толпа» не может сущест­вовать без сетевых ресурсов — это ее воздух, ее пространство, ее ин­струмент. Попытки лобового решения проблемы — нейтрализация «умной толпы» путем техническо­го отключения сетевых ресурсов в государстве — удалась в Китае, Ира­не и, отчасти, в Белоруссии. Уже во время «арабской весны» эта такти­ка оказалась бесплодной. Причи­на одна: мировым сообществом во главе с США доступ граждан к сете­вым ресурсам был объявлен одним из фундаментальных прав человека.

12 апреля 2011 года на конферен­ции «Freedom House» в Вашингтоне был представлен подготовленный этой организацией доклад «Руководство в помощь пользователям Интернета в репрессивных госу­дарствах». Заместитель помощника государственного секретаря США Дэниел Бэр, возглавляющий Бюро по демократии, правам человека и труду, которое финансировало доклад, назвал инструменты пре­одоления цензуры «самым важным способом поддержки цифровых ак­тивистов и других пользователей, живущих в обстановке репрессий и зажима Интернета»²⁶.

Государственный секретарь США Хиллари Клинтон заявила в своей речи 15 февраля 2011 года: «Соеди­ненные Штаты продолжают помогать людям, живущих в условиях зажима Интернета, обходить фильтры, всегда на шаг опережать цензоров, хакеров и бандитов, которые избивают их или сажают в тюрьму за высказывания в Сети». По ее словам, Государствен­ный департамент потратил на эту работу более 20 миллионов долларов, а в 2011 году намеривался израсхо­довать еще 25 миллионов долларов. В этой речи госсекретаря США анон­сировался новый проект «революции гаджетов» c использованием техноло­гий стелс-интернета. Цель програм­мы — обойти запреты на пользова­ние Интернетом и даже мобильными SMS, которые ввели ряд правительств в момент беспорядков в их странах. Подобные ограничения были введе­ны весной—летом 2011 года в Сирии, Ливии, Египте, Иране.

Стелс-станции, похожие на чемо­даны с антеннами, предназначены для моментального доступа в Мировую паутину в районах массовых беспо­рядков. Как сообщают американские источники, агенты США уже заложи­ли целые партии вместе с модернизи­рованными мобильниками в землю в условленных местах в «проблемных странах» — для пользования «груп­пами диссидентов в час Х»²⁷. Таким образом, правительства не смогут пе­рекрыть протестующим информаци­онный «кислород», лишив их сотовой связи и Интернета, и те смогут коорди­нировать свои действия друг с другом. Другой проект, который опирается на технологии «Mesh Network», объеди­няет мобильные телефоны, смартфо­ны и персональные компьютеры для создания невидимой беспроводной сети без центрального концентрато­ра — каждый такой телефон действу­ет в обход официальной сети, то есть напрямую. Сообщается, что опытные включения такой «шпионской» сети уже производились в Венесуэле и Ин­донезии.

Проводятся эксперименты и с использованием Bluetooth-техно-логий: скажем, рассылка важных со­общений по всем телефонам такой альтернативной сети, минуя офици­ального интернет-провайдера. Эта функция требует только модифи­кации микропрограмм в смартфонах — и больше ничего. При боль­шой плотности телефонов в городах это позволит координировать про­тестующих, даже если мобильную сеть в районе беспорядков власти отключат совсем.

Развертывание во время массовых беспорядков сотовых сетей, под­контрольных только Соединенным Штатам, не может не возмутить любое государство. По существу, США создали почву для глобальных кон­фликтов нового уровня: теперь в мо­мент массовых беспорядков в лю­бой стране могут быстро возникать агентурные сети, объединяющие разом тысячи и десятки тысяч або­нентов, работающих против свое­го правительства. Ни технически, ни организационно спецслужбы ни одной страны мира пока не готовы противодействовать таким угрозам, но и оставаться безучастными они не могут тоже.

От государственных структур требуется изменение структурно-управленческого видения ситуации. Фактически речь идет о том, что пока государство как классическая иерархическая система пытается бороться с «умной толпой» (класси­ческой сетевой структурой) исклю­чительно классическими способа­ми. Образно говоря, госструктуры пытаются молотком победить пле­сень. Получается громко, зрелищ­но — но неэффективно. Достаточно давно подтвержденное правило: с сетевыми структурами могут эф­фективно бороться только другие сетевые структуры, работающие в том же операционном поле, что и их противники²⁸.

И в заключение. Инициация и ло­кализация состояния «управляемо­го хаоса» с помощью акций «умной толпы» уже достаточно отработаны и представляют реальную угрозу го­сударственности в нашей стране. Минимизация этой угрозы возможна при учете всех специфических черт этих феноменов.

Источник