В 1903—1904 гг. РСДРП в основном продолжает вариться в собственном соку. С одной стороны, будущее лидерства Ленина в ней уже очевидно, так как альтернативы ему в этом качестве нет. С другой, многие, даже большевики оспаривают и саму модель лидерства, и авторитет Ленина в этом качестве, ведя бесконечные дискуссии, вроде той, что вспыхнула уже, правда, в 1908 году между Лениным и его бывшим другом Богдановым по вопросу эмпириокритицизма.
В этом состоянии партия и встречает 1905 год, ставший точкой отсчёта драматических изменений в России.
Две войны, русско-японская и русско-немецкая (Первая мировая) предшествовали в России двум революциям 1905 и 1917 гг. соответственно, вызвали к жизни их. За обеими ими, бесспорно, стоял могущественный внешний заговор, опирающийся на пятую колону внутри России – либеральное лобби в правящих кругах.
Англия и Америка сознательно и усердно подталкивали Японию к войне с Россией, но причина того, что Япония пошла на её развязывание заключается в слабости России и её неготовности к этой войне, безошибочно просчитанной иностранными разведками. Например, в сороковые годы, будучи даже формальной частью коалиции стран Оси, Япония не рискнула напасть на мобилизованную до предела, но при этом истекающую кровью на западном фронте Россию Сталина, а на Россию Николая II напала почти без колебаний. У Сталина и коммунистов была другая история – они никогда не жалели русских сил, чем и брали внешних врагов, тогда как последние Романовы эти силы, если и жалели, то явно не просчитывали. Расхлябанная капиталистическо-бюрократическая Россия не могла вести успешную борьбу одновременно на тихоокеанском и балканском направлениях, поэтому враг сперва ударил по наиболее слабому первому, отправив набирающего силы, но ещё незрелого соперника в нокдаун, а потом, не дав ему толком восстановиться, спровоцировал «рубку» на втором, нокаутировав его окончательно.
Практически синхронно с развязанной против России войной в неё переносит свою деятельность уже упоминавшийся нами не раз бывший марксист Струве, чья ставка на прагматичный либерализм, а не доктринёрский марксизм показывает себя в этот момент более оправданной. Он возвращается в Россию из Швейцарии в 1904 году и разворачивает деятельность своего «Союза Освобождения», который получает активную поддержку со стороны либеральных кругов и русского масонства.
«Союз Освобождения» и становится ведущей силой революции 1905 года, опирающейся на поддержку либеральных кругов внутри истеблишмента, вполне себе «оранжевой», если учесть не только либерализм, но и декларируемый национализм Струве («я западник, а значит, националист», – говорил он о себе). Под эти задачи, в Париже в 1904 году при открытом участии японских покровителей (полковник Мотодзиро Акаси) формируется широкая «оранжевая коалиция», куда входят национал-либеральные (Струве, Милюков), лево-социалистические (эсеры) и сепаратистские партии и движения.
РСДРП не входит в эту коалицию по двум причинам. Первая и наиболее вероятная заключается в том, что на тот момент она не представляет собой сколь либо значимой силы, необходимой для участия в революции. Вторая, однако, также заслуживает того, чтобы быть отмеченной – принципиальная позиция руководства РСДРП, особенно Плеханова, о недопустимости сотрудничества с военными противниками России с целью борьбы с царским режимом.
Социал-демократы, будущие коммунисты, таким образом показывают себя более принципиальной патриотической, несмотря на свой интернационализм силой, чем русские национал-демократы, не гнушавшиеся откровенного сотрудничества с врагом своей воюющей страны. Конечно, можно возразить, что это было заслугой исключительно старой закалки русского патриота Плеханова, тогда как пораженческая позиция Ленина в первую мировую войну, немецкий генштаб и «запломбированный вагон» кардинально изменят эту ситуацию.
Не готов с этим согласиться. Социал-демократы и, в частности, большевики, очевидно, получали ту или иную материально-техническую помощь со стороны внешних врагов царского правительства, однако, на фоне многих других партий, включая и «русско-патриотические», всегда были достаточно щепетильны к своему реноме в данном отношении. Это проявилось и в публичном отмежевании Ленина от Парвуса, о котором мы ещё будем говорить, в том числе уже после прихода к власти, и в том, что при своей эвакуации в Россию в 1917 году в пресловутом «запломбированном вагоне» он настоял на открытом формате этого мероприятия, конечно, при содействии немецкого правительства (интересы сторон совпадали, в конце концов), но под эгидой публичной организации русских политических эмигрантов и дистанцируясь от всяких связей с немецким Генштабом.
Интересно и то, кто со стороны РСДРП принял наиболее активное участие в этой первой, либеральной и откровенно провокаторской революции. Это был отнюдь не Ленин, который упорно не хотел возвращаться в Россию, живя строительством своей полувиртуальной партии, но такие авантюристические личности как Парвус и его протеже Троцкий. Парвус в то время был личностью типа Березовского, если не стоящей за революциями и беспорядками в различных странах мира, то пытающейся на них нагреться, и выступающий в качестве челночного дипломата между различными заговорщическими обществами, разведками и коррупционными бизнес-схемами.
Именно они вместе с Троцким прибывают в России для участия в событиях 1905 года, что весьма показательно, если вспомнить, каким образом они развивались. Одной из ключевых фигур в этих событиях стал начальник Особого отдела Департамента полиции Сергей Зубатов, являющийся больше, чем личностью – олицетворением крайне важного и недооцениваемого до сих пор многими политического феномена – «спецслужбистского провокаторства».
Легенда гласит, что Сергей Зубатов, начинавший как революционер-подпольщик, был завербован охранкой, и подобно Достоевскому с Тихомировым, искренне раскаялся в своих взглядах, перековался в православного монархиста и верой и правдой стал служить Царю, используя для этого в том числе свое знание психологии и структуры революционного подполья. В пользу этой добросовестности Зубатова приводится и тот факт, что, узнав об отречении Царя в 1917 году, он застрелился, что, по этой версии, снимает с него все подозрения в «двойной игре».
Нельзя сказать, что этот довод лишён убедительности, однако, ряд штрихов деятельности самого Зубатого в новом качестве, но главным образом, сам характер проводимой им или посредством него, в том числе, но не исключительно (!) с помощью него политики спецслужб, заставляют уделить этой теме более пристальное внимание.
Человеком, сыгравшим, возможно, решающую роль в реализации парламентской программы буржуазно-демократической революции стал либеральный министр МВД Святополк-Мирский, фактически перешедший на сторону либеральной оппозиции, который пришел на смену убитому министру твердых методов и взглядов В.К.Плеве. Весьма показательно, что это убийство произошло в скором времени после смещения Зубатова по инициативе Плеве за попытку того в обход своего непосредственного начальника выйти на главу либеральной партии во власти графа С.Ю.Витте. Интересно и то, что исполнителями убийства стали члены боевой организации эсеров под руководством Азефа – агента созданной Зубатовым политической спецслужбы, его креатурой.
Азеф был легендарной фигурой, но его пример всего лишь помогает пролить свет на масштабы провокаторства спецслужб, получившего развитие с подачи основателя и начальника политического сыска Сергея Зубатова. Выдавая спецслужбам пачками партийных функционеров эсеров и членов их боевого крыла, Азеф в то же время организовал свыше 30 терактов, включая убийство главы МВД, генерал-губернатора Москвы и градоначальника Петербурга, главного военного прокурора и т.д. Неплохая «агентурная деятельность», не правда ли? И главное, «неплохой» подход для государственной спецслужбы, подразумевающий фактическую санкцию на устранение не просто подданных, но и высших должностных лиц Империи, ради «оперативного прикрытия» своего ценного агента.
Существующие на сегодняшний день данные говорят о том, что в революционном подполье действовало только штатных агентов спецслужб свыше 2 тысяч человек, не говоря уже о внештатных осведомителях, число которых было в разы больше. Официальное обоснование этому со стороны Зубатова заключалось в неэффективности чисто силовых методов для подавления радикального подполья, в связи с чем он отстаивал известный принцип: «не можешь предотвратить, сумей возглавить». С этой целью в частности им были созданы ручные социалисты в виде многочисленных «обществ рабочих», образующих своего рода сетевое движение, во главе которого встал известный поп Гапон.
Однако уже достоверно установлено, что Гапон вёл игру совместно с либеральным «Союзом Освобождения», к которой в качестве исполнителей среднего и нижнего звена были подключены многочисленные левые провокаторы и террористы, чья деятельность координировалась в рамках теневой оппозиционной коалиции. После кровавого, но вынужденного подавления «мирного» рабочего выступления 9 января 1905 года, где ничего не подозревающие, действительно мирные рабочие, вышедшие потребовать расширения своих социальных прав, были использованы либерально-левыми провокаторами для реализации своей стратегии, Гапон достаточно быстро бежал в Европу. Известно, что там он пытался вписаться в революционную среду, с ним неоднократно встречался Ленин, у которого он вызывал живой интерес, однако, войти в политику он всё же не смог, так как справедливо считался в ней провокатором.
Однако тут возникает крайне важный вопрос – чьим провокатором был Гапон? Вроде бы ответ очевиден – охранки, но если принять его, из него с неизбежностью следует беспощадный вывод, что охранка стояла за революцией 1905 года, была частью заговора по её организации. Тогда легко объяснимыми становятся и убийство агентами охранки твердого министра МВД Плеве и его замена либералом Святополком-Мирским, и попустительство в организации Пресненского восстания, в том числе таким фигурам как Парвус и Троцкий, которые беспрепятственно прибыли в Россию в разгар революции из среды, нашпигованной агентами охранки, и многое другое.
Если же это не так, то остается единственный вариант – все эти лица, в том числе, действуя через Охранку, и используя её, были агентами некой «третьей силы», которая действовала поверх революции и реакции, но пронизывала и ту, и другую.
И тогда вырисовывается очень интересная картина.
Человеком, который в интересах России встал на пути этого заговора со стороны реакции был, безусловно, Пётр Аркадьевич Столыпин. Та политика, которую он проводил, заключалась в активных реформах, призванных устранить сами причины социальной нестабильности и неустроенности в России, несмотря на все недостатки этих реформ. Но помимо этого чрезвычайно важны две вещи.
Во-первых, Столыпин был сторонником беспощадного и полного искоренения террористического и революционного подполья при одновременном легальном представительстве оппозиции, то есть, стремился создать открытый политический процесс вместо той мутной воды, в которой могут ловить и разводить своих рыбок чрезвычайно опасные и непонятные силы. Поэтому фактически он занимался тотальным истреблением многочисленных двойных агентов и провокаторов, которые при его правлении пачками шли под военно-полевые суды и в столыпинские галстуки.
Во-вторых, как уже было сказано, Столыпин был решительным противником ввязывания России в грядущую мировую войну и всякие войны вообще. Он был русский националист, но именно твёрдый националист-прагматик, усилия которого были направлены на то, чтобы в условиях намечающегося и неизбежного обособления и автономизации национальных окраин Империи оформить внутри неё русское национальное ядро и защитить интересы русских колоний на периферии. Понимая сложность даже этой задачи в условиях роста провинциальных национализмов в многонациональной стране, где русских даже с украинцами и белорусами, было чуть больше половины, ему было мало дела до «братьев-славян», с которыми он если и сталкивался, то скорее как с противниками – в лице польских, украинских и белорусских националистов. Его целью было решение крайне сложной задачи перестройки Империи на основе компромисса с окраинами, но в то же время фактического создания русского национального государства, а никак не бредовые идеи «общеславянской федерации со столицей в Константинополе».
Как известно, против Столыпина была развязана настоящая травля, в которую были вовлечены как революционеры и часть либералов, так и «охранители», пытавшиеся внушить Николаю II, что премьер-министр рвётся в русские бонапарты. Тем не менее, его не отправляют в отставку, ибо успехи его правления в глазах Царя перевешивают критику в его адрес, но именно убивают. Причем, делает это агент охранки и по совместительству эсеровский боевик Мордыхай Богров при явном соучастии самой охранки в виде организации ли этого убийства либо попустительства ему, а также скорейшей казни Богрова на третьи сутки после ареста, что не дало возможности выявить действительных заказчиков и организаторов этого убийства.
Надо отметить, что Сергей Зубатов на тот момент уже шесть лет как не стоял во главе охранки, из чего можно сделать вывод о том, что причины и организаторы этого заговора куда более фундаментальны – на кону стояли не только ведомственные интересы спецслужб, заинтересованных в продолжающихся «кошках-мышках» с террористами, но и судьба мировой политики. Через несколько лет сербский идиот Гаврила Принцип из террористической организации «Черная Рука», связанной с французской масонской ложей «Великий Восток», совершит убийство австрийского эрц-герцога Фердинанда, которое станет поводом для начала Первой мировой войны. Той самой, которую всеми силами пытался предотвратить Столыпин и в которую (история не знает сослагательных наклонений, но всё же) он бы не позволил ввязаться России, поддавшись на провокацию с «братьями-славянами».
А что же наш Ленин? Для полноты картины надо упомянуть, что Ленин даже появился в России в 1905 году, и коммунистические авторы изображают его чуть ли не организатором Пресненского восстания. Конечно, это не так. Пребывание Ленина в России было в значительной степени вынужденным – партия настаивала на его возвращении на родину, он этому первое время сопротивлялся, наверняка, интуитивно понимая, что это была ещё чужая игра, а не своя, ради которой стоило бы рисковать. Примерно так оно и оказалось: Ленину хоть и удалось принять участие в ряде встреч и выступлений, но всё же командовали парадом совсем другие люди – Парвус, Троцкий и другие. Ленин же большей частью своего пребывания в России прятался по конспиративным квартирам.
Впрочем, как оказалось, прятался тоже понарошку, потому что ближайшим помощником Ленина и в одно время даже членом ЦК РСДРП на тот момент был агент охранки Малиновский, позже разоблачённый. Поэтому, называя вещи своими именами, можно говорить, что охранка держала Ленина как запасную карту – он не оказывал особого практического влияния на происходящие в тот момент события, возможно, поэтому его и не трогали, а возможно, для того, чтобы ввести в игру позже.
Отношения Ленина с провокаторами и двойными-тройными агентами типа Парвуса интересны. Факт, что они оказывали Ленину очень ценную поддержку во многих отношениях, без которой его «раскрутка» была бы в лучшем случае затруднительной. Но факт и, что Ленин, по свидетельствам многочисленных очевидцев, был просто вне себя, когда выяснилось, что Малиновский был агентом охранки, метал в него громы и молнии и жаждал самой зверской расправы над ним. Факт и, что когда связи Парвуса с иностранными спецслужбами и непонятными заговорщическими центрами стали очевидны, Ленин поспешил дистанцироваться от него, с этим же частично было связано и его недоверие к Троцкому, протеже Парвуса, который, впрочем, тоже счел связи с последним слишком компрометирующими его.
Моё мнение заключается в том, что, несомненно, Ленин от начала и до конца вел свою игру, но такую, которая предполагала нахождение вокруг него всевозможных агентов и провокаторов. Ленин охотно принимал их помощь, когда это не требовало от него поступаться собственными принципами, а потом ситуация складывалась так, что эти люди становились жертвами своих же игр – таким образом, Ленин собирал все чужие козыри, но при этом не сдавал ни одной нужной ему карты. Мистика? Нет, Провидение – именно оно вело Ленина к власти.
Что же в таком случае непосредственно открыло Ленину путь к власти? Начало Первой мировой войны. Вот тут он, единственный, и разыграл безошибочную партию, несмотря на то, что эта война материально-технически чрезвычайно усложнила его существование в эмиграции.
Коньком Ленина и инструментом взятия им власти фактически стало его «пораженчество», за которым стояла осознанная или неосознанная стратегия сгущения хаоса в России.
На самом деле всё просто – мировая империалистическая война требовала той степени мобилизации, которую по определению не могли осуществить расхлябанные капиталистические колоссы на глиняных ногах. При этом основное бремя войны с обеих сторон приходилось на русских и немцев, так было в первую мировую войну, так было и во вторую. Но во вторую и у русских, и у немцев существовали мобилизационные системы, успешно справившиеся с этой задачей, а в первую они изначально были обречены на катастрофу.
В России, у которой не было никакого интереса в этой войне кроме интереса части крупного капитала, народ, столкнувшись с реалиями мировой мясорубки, не хотел нести жертвы ради тех, кто даже во время войны не хотел отказываться от роскоши, нести социальную солидарность и ограничивать свои потребности. Свою роль сыграла и германофобская пропаганда либерал-националистов, закономерно вылившаяся в охоту на немецких ведьм в самой России, с учетом того, что именно германский элемент был цементом в конструкции Русского самодержавия.
В этой ситуации только Ленин сделал то, на что кроме него не решился никто – призвал саботировать войну, открыто работать на поражение своего государства. Тактически этим он завоевал себе поддержку его основного врага – Германии, но стратегически было понятно, что Германия падёт, если не до России, то в скором времени после неё, поэтому это был прорывной ход на перевод чужой игры в свою. Все, кто был против войны, автоматически становились базой поддержки Ленина, который до этого был всего лишь лидером полувиртуальной эмигрантской партии, отчуждённой от русской реальности.
Усиление этой линии путем призыва «обратить империалистическую войну в гражданскую», то есть, бросать воевать с немцем за интересы помещика и буржуя и возвращаться домой, чтобы забирать у них землю и фабрики, представляло собой большевистский экстремум, деконструкцию уже самой существующей русской социально-политической системы. Если бы организаторы Февральской революции и члены Временного правительства были действительно ответственными патриотами, они могли бы пресечь этот экстремум так, как это сделали их коллеги либералы в Германии – немедленно выйдя из войны, в том числе, ценой русского Версаля (Брест-Литовска). В этом случае армию, её боеспособные остатки можно было бы бросить на разгром советской анархии, как это было с Баварской республикой, а из добровольческих частей, вроде немецких фрайкоров в будущем, могла бы возникнуть фашистская оппозиция, как это было в Италии и Германии, которая бы через несколько лет навела в стране полный порядок.
Однако русские либералы были слишком тупы, чтобы понять, что даже в случае победы в войне, союзники никогда бы не пустили за стол в качестве полноправного победителя измотанную и подкошенную демократической революцией Россию. «Союзники» наглядно показали, как они относились к русским тем, как они вели себя по отношению к вождям Белого движения вроде идиотов (иначе просто не скажешь) Деникина и Колчака, которые даже в условиях фактически прекратившей своё существование страны считали себя связанными союзническими обязательствами с Антантой.
Собственно, всё это позволяет сделать вывод о том, что так как русское масонство было не самодостаточным, а зависимым от французских и британских центров, русский либерально-масонский заговор (в том числе и русский буржуазно-демократический национализм как его инструмент) использовали для того, чтобы спровоцировать войну, итогом которой станет ослабление и взятие под внешнее управление как Германии, так и России.
В такой ситуации именно Ленин, сделавший ставку на полную деконструкцию обанкротившейся системы, её замену новой и выход России из войны путем уступок по Брест-Литовскому миру, фактически сорвал эти планы в отношении России. Таким образом, как это ни парадоксально звучит (разве Россия не страна парадоксов?) именно ленинское пораженчество во всех отношениях оказалось единственно действенной формой российского патриотизма на фоне практического банкротства «патриотов» всех мастей.