У зала стояла толпа, перед дверью — двойной кордон билетеров, усиленный «карателями»: внешний признак ажиотажа: киноведы, прочие спецы и примкнувшие к ним маньяки вперемежку с обычной публикой, впридачу к наушникам бравшей также попкорн. Отправляться на «Еврея Зюсса» с попкорном — такое недомыслие, что по-своему даже стильно. Маньякам же не хватало только транспарантов в духе "мы идем смотреть «Чапаева», таким они горели энтузиазмом. Но когда все расселись, в относительно небольшом зале остались свободные места. Сначала какие-то глупости говорил представитель Гете-института (показ проходит в рамках ретроспективы «Немецкое кино от десятилетия к десятилетию»), затем выступал Разлогов, и его речь была намного содержательнее. Начиная с заявления «по образованию я эротик» — Разлогов, по образованию историк, сам посмеялся над своей оговоркой, но дальше задал сурьезный тон. Предыстория показа сопровождалась прелюбопытными подробностями — например, против него категорически возражал лично Михалков, объясняя, со слов Разлогова, так: «Скажут, что я антисемит» (да как Никита Сергеевич мог про себя такое подумать, а про русский народ — тем более?), Кириллу Эмильевичу пришлось взять всю ответственность и за сам сеанс, и за его форму: перед фильмом Харлана — документальный фильм о Харлане, длиннее, чем собственно «Еврей Зюсс», а после еще и «дискуссия». Когда Разлогов сказал, что сначала будет документалка, потом игровая картина, в зале дружно закричали, и я готов был присоединиться: «А нельзя наоборот?» Разлогов объяснил собравшимся, как студентам-двоечникам, что наоброрт нельзя, что у нас вообще ничего нельзя, а это нельзя даже и не только у нас, потому что кино такое — его можно в сопровождении дискуссии и соответствующих киноматериалов показывать исключительно. То есть как в советском анекдоте про лекцию о любви со слайдами, но Разлогов выразился еще острее: «Вы хотите посмотреть клубничку, не приняв перед этим таблетку». Объяснил, почему выбрал представлять 1940-е годы именно одиозного «Зюсса», а не антифашистский «Убийцы среди нас» (при том что фильмы связаны — будущий режиссер «Убийц» играл в «Зюссе»), добавил, что занимался сопоставлением советского, нацистского и итальянского кино, но пришел к выводу, что при многих сходных моментах, в частности, на спорт, общий посыл принципиально различается — советские фильмы воспитывают ненависть к классовому врагу, а нацистские — ненависть по этническому признаку (в чем именно принципиальность такого «различия», Кирилл Эмильевич не уточнил, а сам я его, признаться, не вполне улавливаю). Но, в общем, решение о порядке показа фильмов было связано с простым соображением — «чтобы не сбежали с документалки». А на вопрос, можно ли будет увидеть «Еврея Зюсса» в прокате (! — но у нас и не такие еще вопросы задают) или еще где-нибудь, Разлогов решительно ответил «нет», поскольку по закону фильм считается «экстремистским», сказал Кирилл Эмильевич, и добавил: «А экстремистскими являются все великие произведения мирового искусства», и совсем уж напоследок пожелал «неприятного просмотра».
Документалка, между прочим, оказалась на удивление интересной и, при всех обычных закидонах на тему вины немцев перед евреями, намного более содержательной, чем показанные несколькими днями ранее «Дети Гитлера». Преследование Харлана после войны, например, у Меллера рифмуется с преследованием его героя в «Еврее Зюссе» — это смело и любопытно. Важно, неигровой фильм Меллера очень информативный. В нем выстраивается мудреная генеалогия семьи Харланов — начиная от его отца-драматурга, заканчивая многочисленными детьми и внуками, в отличие от потомков Геринга, никому из них, по счастью, не пришло в голову себя стерилизовать. Вину отца они искупали иными способами: все его дочери выходили замуж только за евреев (одним из этих евреев, кстати, был великий, вот уж по-настоящему великий без всякого экстремизма, Стэнли Кубрик), а сын Томас по тогдашним законам выйти замуж за еврея не мог, поэтому стал коммунистом. Вместе с сыном Харлан в 50-е написал сценарий к фильму, который упрекали уже в прокоммунистических мотивах — это тоже забавно, учитывая, что незадолго до этого его судили как нациста. В целом же фильм Меллера строится как заочный диалог, точнее, спор потомков Харлана, и с ним самим посредством архивных записей в том числе: один говорит одно, другой другое, кто-то считает отца очень сильно виноватым, кто-то просто виноватым, но не сильно, некоторые объясняли антисемитизм Харлана тем, что первая жена Харлана была еврейкой и ушла от него к еврею, остальные вовсе не считают его антисемитом (хотя выходить замуж за еврея из покаяния перед евреями и жениться на еврейке из антисемитизма — одно стоит другого), а режиссер как бы намекает: мало покаялись, мало, надо дальше каяться. Но в целом "В тени «Еврея Зюсса» более вменяемая, чем помянутые уже израильские «Дети Гитлера», сделанные на аналогичную тему и в сходном формате, не говоря уже непосредственно про «Еврея Зюсса» Харлана.
Зрители расходились уже и на документалки, но с «Еврея Зюсса» уходили пачками, старые интеллигенты в таких случаях говорят: «ряды пожидели, жиды поредели». Я, опаздывая на концерт, заставил себя досмотреть эту пафосную чушь, поскольку Разлогову можно верить — до конца жизни у меня вряд ли будет другая такая возможность. Но зрелище совершенно невозможное, экстремистское — да, великое — ничуть. И не только по идейным соображением — кино откровенно халтурное, актеры играют дурацкие шаржи не только на евреев, но и на немцев. Наверное, в 1940 году оно смотрелось иначе, но сегодня «Еврея Зюсса» невозможно воспринимать без смеха, настолько это нелепое произведение. Антисемитизм — пошлая глупость, но ничего, кроме антисемитизма, в фильме нет, никаких иных идей, мыслей, никаких эмоций, помимо ненависти к евреям. Дурновкусие похлеще михалковского «Предстояния», а навязчивость идеологическая еще более отвратительная. Однако не только с художественной, но и с утилитарно-пропагандистской точки зрения фильм отнюдь не образец совершенства, настолько он нелеп — концы с концами в нем не сходятся. Задача проекта, недаром его курировал лично Геббельс — обвинить всех евреев огульно, но по сюжету выходит, что Иозеф Оппенгеймер, он же Зюсс, сменив ермолку и бороду на камзол и парик, по купленным документам приехавший в Штутгарт, куда евремя был заказан ход, втирается в доверие едва вступившему на престол правителю, тщеславному апоплексичному клоуну, начинает угнетать местное население поборами и домогается немецкой девушки, а когда та отказывает, прибегает к насилию над ее женихом, принуждает ее отдаться, после чего девушка топится, ее жених, отпущенный по слову еврея из тюрьмы, ведет народ за собой, правителя разбивает удар (с такой комплекцией странно, что его раньше не стукануло) и еврея вешают — стало быть, виновник — частное лицо, а не народ. Понятно, что по ходу через слово подчеркивается, что Оппенгеймер — еврей, но «еврей» в «Еврее Зюссе» звучит немногим чаще, чем, скажем, «жид» в «Тарасе Бульбе» Гоголя. Мало того, евреи в фильме персонально представлены крайне скупо — самим Оппенгеймером, его подручным Леви и раввином, который постоянно Оппенгеймера обвиняет в отступничестве от еврейства — тот оправдывает свое поведения будущими благами для всех евреев, склоняет рабби на свою сторону точно так же, как склоняет немцев, обманом, играя на их чувствах, но так или иначе раввин тоже оказывается обманутым, и единственным злодеем — непосредственно Оппенгеймер, ну еще Леви, а остальные евреи страдают безвинно, только за то, что они евреи — и это в нацистском, антисемитском пропагандистском фильме. Нет, русские православные фашисты свою пропаганду ставили на более широкую ногу, и неудивительно, что обдурили весь мир, а нацисты с такими вот убогими поделками далеко в этом плане не продвинулись. Разлогов совершенно верно сказал, что нельзя изучать культуру нацистской Германии и при этом не смотреть «Еврея Зюсса» и не читать «Майн кампф». Я бы, может, и почитал «Майн кампф», но есть у меня подозрение, что и эта книжонка — тоже тупая нудная хрень и бред сивой кобылы.
Нацизм, как и марксизм, как и православие, — абсурдная и антихристианская идеология, языческая по сути, секулярная по факту. Ее невозможно превратить в религию, и невозможно ею религию заменить — и невозможно принимать эту ерунду на веру. Но и смотреть на «Еврея Зюсса» с позиций сегодняшнего дня — невозможно, методологически неверно. Возникает ситуация как в пьесах Стоппарда, в «Аркадии», в «Изобретении любви» — вроде все данные под рукой, но через них вернуться в прошлое, понять, что произошло давным-давно на самом деле — не получается. Хотя ведь дело не в том, что времени прошло много. Вот «Ниночка» Любича — годом раньше «Еврея Зюсса» вышла, немецкий еврей-эмигрант ее сделал, современник и в каком-то смысле соотечественник Харлана — а смотрится свежее любой новинки! Только талант — мерка, с которой можно подходить к художественному произведению. А судя по документалке Меллера, где помимо «Еврея Зюсса» использованы фрагменты других работ Харлана, мыслил он грубо, был склонен к аффектации, к навязчивому символизму, и в то же время зацикливался на метафизической проблематике, на теме смерти, и смерть понимал как великое событие, главное в жизни человека — то есть Харлан был в чем-то предтечей новорусского православного кино в любом его варианте, от михалковского до сокуровско-арабовского. В документальном фильме о Харлане некоторые потомки режиссера, которые посмотрели «Еврея Зюсса» уже в зрелом возрасте говорили о своих первых впечатлениях от картины: «Как, и это все? Мы думали — намного страшнее, а тут -ничего особенного». У меня то как раз не осталось ощущения, что «ничего особенного», наоборот — постоянно возникали ассоциации с современным официозным русскоязычным кино. Ну, скажем, «Олимпус инферно» и «Август восьмого» — чем не, условно говоря, «грузин Зюсс?» Пока немцы продолжают каяться до опупения, русские используют их наработки 30-40-х годов, да и свои собственные не забывают (то бишь наследие тех евреев, которые в те времена на русских ишачили из-под палки или добровольно, по глупости). «Извлекать уроки надо вовремя» — говорит сын Харлана, имея в виду уроки 1930-х годов, но с теми уроками он в любом случае опоздал. Почему же сейчас не извлекают новых уроков, пока не поздно, а зубрят старые, давно и так заученные вхруст? От Европы скоро русские, арабы, турки, другие дикари камня на камне не оставят, и некому уроки будет извлекать — варвары-захватчики ведь необучаемы, они и сейчас, не в пример несчастным немцам, гордятся своими преступлениями. Кому же адресован этот урок? Или это на самом деле не урок, а просто обряд, кооператив «ритуальные услуги»?