Rammstein и Евровидение. Немного рефлексии

В комментариях изрыгнутым языком пламени мелькнуло название немецкой супергруппы Rammstein, хорошая группа, ничего не скажешь, и с точки зрения государства, скромно называющего себя Германией, хороша она уже тем, что заставила мир не только себя услышать, но ещё и слушать, а это очень, очень трудно, если учесть, что раммштайновские песни поются не на английском, а на задорном немецком языке, но кто хочет, тот получает и дорогу осиливает не стоящий, а идущий, Ich Will! Ich Will!

Для того, чтобы найти не нишу даже, а щёлку, сквозь которую к нише удалось пробраться, немцы пошли по задолго протоптанной до них дорожке, они не стали попусту мудрствовать, а создали доступный массовому сознанию image группы — ребят не весёлых, а простых, и подняли парус, и пустили они Раммштайн плыть не по Вольге-Вольге, а по океану умов человеческих. И вы не поверите, но у них получилось. Приём, тысячепопытно до немцев отработанный, вновь сработал безотказно, называется этот приём «Гараж» и в тренировочных пособиях описывается он так — «простые ребята, такие же как ты и я, ни слуха, ни таланта, ни кожи, ни рожи, работают они, как и миллионы других, кем попало, режут торф брикетами, плетут корзины и подсобничают в мясном отделе супермаркета, а вечером в постылых четырёх стенах бренчат на расстроенной гитаре и стучат в пионерский барабан, сводя с ума соседа снизу, а потом как-то нечаянно знакомятся с такими же недотыкомками как они сами и решают бездельничать вместе, а где ещё можно побездельничать так, как в гараже, ну вот они туда и идут.»

Идут «в гараж».

Идут честно, у всех на глазах, любой может посмотреть, не только будущий биограф, но и ты тоже, всё без обмана, вот один проходит, вот другой, сальный, патлатый, такой же как и ты, точно такой, пиздюк пиздюком, вот двери в гараж закрылись, вот они там чего-то вроде друг другу говорят, вот забренчало что-то, вот вроде струна у них порвалась, вот матюкнулся кто-то, вот вроде пропел, вот вроде заржал, вот молчок, вот пауза, долгая пауза, долгая, держим паузу, держим, всё, додержали! Фанфары, дверь в гараж распахивается и... О, волшебная метарморфоза! Зашёл в гараж невесть кто, а вышли мировые знаменитости. Вкатили туда как гранату куколку, а выпорхнула из гаража бабочка.

«Так можешь и ты!» «Так можешь и ты!» Хочешь, хочешь? Да хочет, конечно, что за дурацкий вопрос. Вон, послушайте, слышите? Ich Will, Ich Will! You sure, kid? Yes, I'm positive! Ich Will! Ich Will!

В общем, «алло, мы ищем таланты».

А то, что Раммштайн вставляет в твёрдый немецкий рок музыкальные цитаты из Прокофьева, так это оттого, что они перед тем, как стать знаменитыми, художественно рубили в подсобке замороженные свиные туши. А вы что подумали? Да как вы могли?! No, no, no. Nicht, Nicht, Nicht. Да и неважно это, слушатель мира знает, кто такие Раммштайн, а кто таков Прокофьев? Ну сами посудите. Да и кто таковы Раммштайн, тоже, в сущности, неважно. А что важно? Важен «гараж». Вот он да, очень, очень важен.

А что касательно духовности, то в семидесятых прошлого столетия в живом ещё и здоровом теле СССР жил здоровый дух и считал он очень духовным ВИА Самоцветы, которые мало того что духовно, но ещё и самоцветно, да к тому же душевно выводили «увезу тебя я в тундру», а такое порождение бездуховного Запада как Led Zeppelin государственная пропаганда СССР сурово клеймила именно за бездуховность. Вполне допускаю, что так же думали и сами цеппелины, в конце концов они, в отличие от жизнерадостных и тундролюбивых Самоцветов, выпорхнули на свет из «гаража» и не иначе по этой причине Джон Пол Джонс во время представлений, которые опять же в отличие от СССР проводились не в залах областных филармоний, а на забитых бездуховной публикой бездуховных стадионах, время от времени, наскучив (скушно же играть всё время одно и то же) принимался вставлять когда десяти, а когда и двадцатиминутные куски то из одного фортепианного концерта Рахманинова, то из другого. И забившие стадион хливкие шорьки бездуховно фанатели, фонарели и восторженно орали, не имея ни малейшего представления чью музыку они слышат. А между тем Джонс всего навсего бездуховно забавлялся, человек этот помимо таланта обладал ещё и штукой, называемой английским чувством юмора.

Между прочим Рахманинову, доживи он до семидесятых, это наверняка понравилось бы. У него и с талантом и с юмором дело обстояло просто прекрасно. Вот очень популярный в Америке музыкально-исторический анекдот: однажды Сергей Рахманинов и Фриц Крейслер давали совместный концерт в Карнеги Холле. Обстановку момента и места каждый может представить очень легко — знаменитости, фраки, благоговение, не то что Рахманинова, муху можно услышать, ну и вот, во время долгого фортепианного соло Крейслер отвлёкся, задумался, замечтался, да вдруг, спохватившись, очнулся, испугался и громким отчётливым шёпотом спросил Рахманинова: «Где мы?», на что Рахманинов, не прерывая игры, столь же громким шёпотом ответил: «В Нью-Йорке.» Зал был в восторге.

Интересно в этой истории то, что она сочинена от начала до конца. Рахманинов и Крейслер пребывали в прекрасных отношениях, они записали на пластинки несколько совместных исполнений, но в Карнеги Холле они никогда вместе не выступали. Однако реальность отступила перед образом. Несколькими фразами анекдота удалось передать не только всю жизнь Рахманинова, но и «каким он парнем был».

Не знаю, зачем я всё это написал. Затем, пожалуй, что захотелось мне развлечь самого себя. С чего мы там начали? А, ну да, вспомнил, с гаража же. Гараж... Да, гараж это дело такое. Если надумаете в выходные туда наведаться, захватите с собою тайком от жены бутылку водки.

Источник