Что интересного в культуре? В культуре интересна культура. Чем интересен человек? Тем, что он человек, понятное дело. А человек считает культурой то, что нравится ему и отказывает в праве называться культурой тому, что не соответствует его высоким личным запросам. Если же свести культуру и человека лицом к лицу, то самым интересным результатом такого противостояния будет та очевидность, что культура плевать хотела на мнение о ней одной отдельно взятой критически мыслящей личности, поскольку культура наполняет собою пространство, измеряемое внутренним миром не человека, а человечества.
И то, что думает о культуре один человек, имеет исчезающе малое значение в сравнении с мнением о культуре миллиардов людей, а они своё мнение выражают в виде потребления не культуры в чистом виде, а продуктов культуры, которые мы можем классифицировать так же, как классифицируют люди живые организмы — царство, тип, класс, отряд и так далее. И иногда культура запускает свои невидимые щупальца в наши головы так, что мы её присутствия не замечаем, а иногда гулкое культурное пространство в семь миллиардов человеческих голов отзывается не только звуком, но и образом, обретающим зримые черты. Зримые всем человечеством.
Ну вот, например, архитектура городов. Что такое downtown сегодня знает любой житель Земли, на каком бы языке он ни говорил, а skyline Шанхая если чем и отличается от зубчатой панорамы любого портового города Северной Америки, то разве что масштабом, что понятно, так как в Шанхае китайцев живёт больше, чем живёт американцев в Портлэнде или канадцев в Ванкувере. А между тем ничего подобного не наблюдалось в момент «первого американского пришествия», случившегося после Второй Мировой, когда запечатлённые на открытках виды американских городов поражали своим футуризмом воображение европейцев так, как если бы открытки присылались с другой планеты.
То же самое касается одежды. В весёлые пятидесятые американца можно было за километр опознать по стрижке и белым носкам. Сегодня не так, сегодня весь мир одевается одинаково и одинаковость эта имеет источником образцы, увиденные на экране, а экран забит визуальной продукцией, сходящей с конвейера калифорнийской индустрии развлечений. И нравится вам или нет, но то, как вы одеваетесь это культура. А одеваетесь вы согласно канонам не высокой моды, а поп- или глобальной- культуры, которая только из скромности называется попкультурой, а на самом деле культура эта безошибочно американская. И не только вы так одеваетесь, в Китае тоже так одеваются и никто там не бреет лоб, не заплетает кос и не носит шёлковых халатов, расшитых драконами, хотя всё перечисленное является неотъемлемой частью культуры китайской. А ей, как известно, пять тысяч лет. И, говорят, благодаря своей культурности китайцы изобрели порох и бумагу. Не знаю, так ли это, но спорить не буду, поскольку культура у китайцев безусловно имеется, зря, что ли, они культурную революцию совершали, да и навыки изобретательства они отнюдь не утратили, пару недель назад Южная Корея объявила на весь мир, что в результате проведённой её таможенниками операции были арестованы двадцать девять контрабандистов, пытавшихся провезти в Корею из Китая 11000 таблеток, в состав которых входила человеческая плоть. Оказывается, китайцы высушивают человеческие эмбрионы и мертворождённых младенцев, потом перетирают в порошок и контрабандой переправляют в сопредельные страны, рекламируя средство как безотказное лекарство, излечивающее от всего на свете. И Конфуций в гробу наверняка не переворачивается, а лежит себе спокойненько, потому что сегодня можно только догадываться что при его жизни в Китае ели и чем там лечились. История эта поучительна тем, что очень многие русские считают Китай страной не только очень культурной, но ещё и коммунистической. Русское простодушие сродни космосу, и то, и другое границ не имеет.
Но вернёмся от культуры производства медикаментов к предметам одежды. Нам всем известны джинсы, так же как известно и где они появились. Так вот джинсы это безусловный феномен культуры и влияние этого феномена на человечество переоценить трудно, джинсы оказали на человечество влияние гораздо большее, чем итальянский неореализм вкупе с неореализмом индийским. А превратились джинсы в феномен потому, что их носили ковбои, а ковбои были героями вестернов, а вестерны это жанр кино, а снималось это кино в Голливуде. А дальше всё понятно, повторяться не буду.
Что такое fast food business? Сегодня это знают все. И началось это сегодня не сегодня и не вчера. В 1994 году на экраны вышел фильм неизвестного тогда режиссёра Тарантино под названием Pulp Fiction. Ныне фильм растащен на цитаты вроде следующей:
Vincent: And you know what they call a... a... a Quarter Pounder with Cheese in Paris?
Jules: They don't call it a Quarter Pounder with cheese?
Vincent: No man, they got the metric system. They wouldn't know what the fuck a Quarter Pounder is.
Jules: Then what do they call it?
Vincent: They call it a Royale with cheese.
Jules: A Royale with cheese. What do they call a Big Mac?
Vincent: Well, a Big Mac's a Big Mac, but they call it le Big-Mac.
Jules: Le Big-Mac. Ha ha ha ha. What do they call a Whopper?
Vincent: I dunno, I didn't go into Burger King.
Посмеёмся вместе с Жюлем — ха-ха-ха. Почему бы не посмеяться, если рассмеялось всё цивилизованное человечество.
Выяснилось, что шутливый диалог, написанный в расчёте на американскую аудиторию, понятен «миру». Про слезинку ребёнка понятно не всему человечеству, а вот про Макдональдс и про Бургер Кинг — всему. Подозреваю, что и для самих американцев это оказалось неожиданностью. Ведь это 1994, нет ещё Интернета и нет «социальных сетей», посредством которых вы можете обменяться мнением и сделать тот или иной факт событием в масштабе Земного Шара. (Между прочим, вам понятно, что такое Интернет как феномен культуры? Глобальной культуры? Вам понятен масштаб этого явления? Впрочем, прошу прощения, наверняка понятен, я зря спросил. Попрошу вас только не забывать, где, чьими стараниями и чьими усилиями Интернет появился.) Так вот в 1994 году американцы не растерялись и принялись ковать железо пока оно было горячо. Предприятия американского общепита полезли из под земли как грибы по всему миру. В фильме Винсент рассказывает Жюлю о Макдональдсе в Париже. В Париже?! Макдональдс?! «Вах!» — как принято нынче выражаться в Северной Пальмире, где Макдональдс есть тоже.
Помните Талейрана с его «тридцать две религии и всего один кулинарный рецепт»? Вот уж кто-кто, а Талейран в гробу вертится точно. Нынче во Франции Макдональсов много. 1200. Вдова Клико, лягушачьи лапки и тысяча двести Макдональсов. «Bon Appétit!» Смеётся тот, кто смеётся последним. А Талейран смеялся первым.
Сегодня все знают, что такое Pulp Fiction. Не только, что это означает, но знают ещё и как это переводится. Знают слова. Сегодня мир говорит по-английски. И не просто по-английски, а на американском диалекте английского, который от английского английского сильно отличается. When the World talks it talks American. Во всех смыслах. А их гораздо больше, чем смысл лингвистический. В пятидесятых никто не знал, что такое Halloween и что такое st. Valentine's Day. Сегодня это знают все. И если и не все, то очень многие «отмечают». А некоторые даже и празднуют. Даже и во Франции, где существует политика защиты всего посконно национального. И мир не только говорит, но и читает. И когда он читает, он читает тоже American.
Культурная ли страна Германия? Ещё бы! По мнению многих так даже чересчур. Ну и понятно, что в культурной стране пишутся книги. Так вот сегодня на одну немецкую книжку, переведённую с немецкого и изданную в США, в Германии издаётся девять переведённых с английского американских книжек. Счёт 9:1 в пользу США. «Какая боль!» Плохие книги? Вам они не нравятся? Немцы вас спросить забыли. Их никто не заставляет эти книги переводить и никто им к черепу кольт не приставляет, заставляя эти книги читать. «Сами всё, сами.» Сами ещё и деньги платят.
А ведь есть ещё компьютер. Есть операционные системы. Есть компьютерные игры. Есть Айпад. Айпод. Есть Amazon и есть E-bay. «Мама роднаааааяяяяяяяяяяяяяяяяя.» Вы, наверное, думаете, что министр иностранных дел Франции Юбер Ведрин о глобальном доминировании американской культуры криком просто так прокричать попытался. От нечего делать. А он, между прочим, не прокричал, а просипел сквозь сдавленное железными пальцами горло.
В русскоязычном сегменте мира обо всём этом даже и не думают. Зачем?! По мнению дорогих россиян у американцев ничего не выйдет. Почему? Да потому! «Патамушто они бездуховные!»
Боже. Боже, Боже, Боже...
Ну хотите о духовности, давайте о духовности.
Несколько лет назад судьба подарила меня возможностью побывать на музыкальном фестивале. Называется он Blossom Festival. Это ежегодно проводимый фестиваль классической музыки. Проводится он в штате Огайо и проводится не в концертном зале, а «на природе» в специально выстроенном для этого Blossom Music Center. Расположен Blossom Music Center на границе национального парка и находится он примерно в пятидесяти километрах к югу от Кливленда. С высоты птичьего полёта выглядит он вот так:
Концерт начинается в сумерках и заканчивается поздно, в темноте, но собираться люди начинают загодя:
А теперь я предложу высокодуховным россиянам ответить самим себе, но только ответить честно, соберёте ли вы двадцать тысяч человек, желающих послушать «Первый концерт для виолончели с оркестром» Шостаковича? А если придётся слушать не в зале, а ехать за пятьдесят километров в Подмосковье? И сидеть там в чистом поле? А если собирать не на один концерт, а на двенадцать-пятнадцать в течение лета? А через Блоссом за лето проходит до полумиллиона человек. А если лето не одно, а эти полмиллиона собираются год за годом уже почти полстолетия? Так как? Кто у нас духовным выходит?
И ещё — вся эта идея была кем-то придумана. Кто-то ездил по штату и искал «именно то местечко», кто-то искал подрядчика, кто-то объявлял архитектурный конкурс, кто-то проект финансировал, кто-то всё сводил вместе и осуществлял общее руководство. Вся эта задумка явным образом государственная, даже если государство и пряталось за «спонсорами». И означает это вот что — в государстве есть влиятельная прослойка людей, которых в нынешней РФ называют элитой, и эта элита, хоть себя и не забывает, но помнит и о народе, она воспринимает своё положение не как привилегию, а как долг. Долг народу. Долг, который отдавать надо. И отдавать не только «рабочими местами», но ещё и вот так — музыкой. Отдавать тем, что самой элите нравится. Отдавать высокой культурой, условным «Брамсом». И народ это очень хорошо понимает и уж наверняка чувствует. Народ ведь как ребёнок, причём ребёнок непритязательный, его только иногда надо похвалить, невзначай по голове погладить, и не сказать даже, а лицом показать — «какой ты у меня молодец, какая тебе, оказывается, хорошая музыка нравится!»
И Блоссом Фестиваль от какого-нибудь Зальцбургского Фестиваля отличается именно этим, это фестиваль музыки не для снобов, а для народа. Народный фестиваль, на котором народу дают музыку высочайшего качества, дают лучший оркестр, дают лучших музыкантов, дают лучшее звучание. И народ едет, народ слушает, народ детей с собой везёт, пусть и они послушают тоже.
Поскольку начали мы с интереса, то интересом и закончим. Посмотрите на фотографии, на них вы видите людей, слушающих музыку. Но на самом деле на фотографиях — война. Война Америки против остального мира. Война, которую Америка выигрывает.