Вершиной советского военного искусства является практика глубокого прорыва любой обороны врага с выходом на оперативный простор; операции такого уровня результатом имели освобождение/захват огромных территорий и регионов одномоментно, ликвидацию стратегических группировок врага, уничтожение его воли и способности врага к стратегическому сопротивлению (освобождение Правобережной Украины, освобождение Белоруссии, вывод Румынии/Финляндии из войны, освобождение Польши etc.)
Так уж вышло, что после 1945 года нам больше показывать это искусство не понадобилось. Поэтому из всех щелей полезли западные военные теоретики-эпигоны — осваивать наследие Великой Красной империи.
Собственно, после 1945 года пределом операций на прорыв был уровень прорыва пехотной/бронетанковой дивизии. Выше уже никто и никогда не поднимался.
Менялось вооружение, появлялись военные инновации в сфере боевого управления и разведки, качественно росли возможности брони и артиллерии, но больше одной-двух дивизий никто и никогда на Западе в атаку не вел и в прорыв не бросал. После 1945 года и по сегодняшний день Запад влезал исключительно в колониальные авантюры против кое-как вооруженных туземцев. Причем, рано или поздно туземцы, как правило, брали верх над Западом.
Справедливости ради надо сказать, что и в ВС РФ, как и повсеместно, деградировало высокое искусство прорыва на глубину. РАМЗАЙ объяснил последствия этой деградации. Я же собираюсь вам напомнить основные принципы, заложенные в саму идею оперативного и стратегического прорыва вражеской обороны, рожденные Красной Армией и её полководческими гениями.
Военная практика стратегических прорывов Красной Армии дала возможность определить необходимые силы и средства для успешной организации, планирования и проведения таких прорывов на любых ТВД, от Эльбы до Тихого океана.
Основным инструментом на этапе прорыва, безусловно, является артиллерия. Нормальной плотностью артиллерии сталинские маршалы полагали до двухсот орудий и минометов на километр участка прорыва (не пишите никогда на «километр фронта», это грубая ошибка). На заключительном этапе Великой Отечественной бывало и больше, скажем, до трёхсот пятидесяти орудийных стволов на километр прорыва.
Прорыв сразу после артиллерийской подготовки начинали два-три пехотных полка, тоже на километр участка прорыва, пехота шла за артиллерийским огневым валом на удалении до 400 метров. Инженерное обеспечение прорыва осуществляли сапёрные подразделения, количество которых в боевых порядках доходило до семи сапёрных рот на километр прорыва. Для одной пехотной роты саперы делали два прохода через минные поля и заграждения; для танкового полка — три-четыре прохода.
Обычно их сопровождали двадцать-двадцать пять танков непосредственной поддержки пехоты, опять-таки, на километр участка прорыва.
Пехота, идущая в прорыв, имела задачу полностью захватить и очистить первую линию обороны врага на всю ширину участка прорыва, уничтожая всю вражескую артиллерию и противотанковые средства, здесь находившиеся.
Основная масса танков ожидала, когда пехота и артиллерия пойдут на штурм второй линии обороны немцев, и только потом танки массово вводились в прорыв, ломая психику врага и снося его оставшиеся огневые точки.
Справочно:
Противник у нас был не идиёт. Хотя в литературе и кинематографе бытуют сюжеты, где «обезумевшие» от артиллерийского огня фрицы, усравшись мечутся в траншеях, в реальных боях это было крайне редко.
Обычно среднее время на восстановление немцами своей системы огня после окончания наших артиллерийских налётов и артподготовок занимало десять-двенадцать минут.
Если наша пехота с атакой не укладывалась в этот промежуток времени, наступающие батальоны ложились. Тогда опять артналёт, тогда «Коммунисты, вперёд!» и всё, как мы любим...
Наши тоже делали по шаблону — Начинали артподготовку «катюши»/"андрюши", они же и заканчивали. Немцы просекли фишку — последний залп русских РСЗО стал сигналом занимать огневые для отражения атаки. С шаблонами боролись — заставляли в приказном порядке варьировать очередность и последовательность ведения огня.
(последует)