Пока большинство людей крепко спит, некоторые ультраинтроверты занимаются своими делами, наслаждаясь тишиной и одиночеством. Таким образом они бросают вызов основному предположению психологии: все люди нуждаются в социальных связях.
Представьте себе, что сейчас ночь. Вы забираетесь под одеяло и гасите свет. Может быть, вы слышите гудки машин на улице, или голоса с другой стороны стены вашей квартиры, или храп вашего партнера рядом; а быть может все тихо. Может даже показаться, что весь мир погружается в сон вместе с вами.
Но в этой темной ночи, пока большинство людей крепко спит, есть целый мир людей, которые бодрствуют. Они ходят на работу, ездят на машине, выполняют поручения в круглосуточных магазинах. В этой параллельной вселенной редко бывают толпы, пробки, очереди; нет неловкого шарканья вокруг других покупателей в продуктовом ряду, нет столкновений с соседями или какофонии уведомлений по электронной почте. С восходом солнца эти ночные жители укладываются спать.
Не все они хотят жить таким образом. Некоторые из них просто вынуждены: у них расстройства сна или работа в ночную смену. Но кое-кто жаждет подобного — настолько, что берут ночные смены, тренируют себя, чтобы просыпаться в темноте. Они делают это из-за любви к социальной изоляции, а не вопреки ей. Я разговаривала с людьми, которые рисовали мне волшебную картину своего ночного мира: изысканное, глубокое одиночество, облегчение, побег.
По мнению большинства психологов, люди по своей природе являются социальными существами; общение с другими — не просто желание, а потребность. Лишенные его, люди имеют тенденцию к ухудшению физического и психического здоровья. Но те, с кем беседовал я, считают, что им вообще не нужно много общения. «Я пытался работать на дневной работе, но не мог справиться с тем, чтобы просыпаться рано, спешить, а главное… постоянно находиться рядом с людьми», — рассказывает Крис Хенген, 26-летний охранник, живущий в Спокан-Вэлли, штат Вашингтон. «У меня нет никакой озлобленности по отношению к людям, просто это утомляет». Джон Янг, 41-летний сетевой инженер, живущий в Хаммонтоне, штат Нью-Джерси, рассказал, что он «более чем счастлив» вести довольно уединенную жизнь. Янг работает в ночные смены с конца 1990-х годов; он предпочитает ночной покой, но это предпочтение иногда принимают за социальную тревогу или депрессию. На самом деле, сказал он мне, он интроверт, и это просто то, что ему нравится. И многие другие, с кем я разговаривал, рассуждали аналогичным образом.
Однако я понимаю, почему люди могут задаваться вопросом, не может ли почти полный уход от дневного общества быть мотивирован чем-то большим, чем просто интроверсия. Когда желание уединения переходит в нечто нездоровое? Если мы поверим ночным жителям на слово, что им просто нравится жить таким образом, то они запутают одно из наших основных предположений о человеческой психологии: что все люди имеют одинаковые фундаментальные потребности.
Социальное взаимодействие у древних людей выглядело совсем иначе, чем сегодня. Примерно до 12 000 лет назад связи в основном ограничивались относительно небольшими группами расширенных семей, занимавшихся охотой и собирательством. Когда развилось земледелие, более крупные популяции стали селиться вместе, но взаимодействие с незнакомцами по-прежнему было довольно ограниченным. Однако со временем эти сообщества становились все больше и сложнее. Этот рост ускорился во время промышленной революции, когда большое количество людей хлынуло в города для работы на заводах, вступая в более тесный контакт, чем когда-либо.
В своей книге «Боулинг в одиночку» политолог Роберт Патнэм утверждал, что этот городской бум первоначально вызвал расцвет социальных связей. Но, по его мнению, в конце 1960-х и начале 70-х годов эти связи начали разрушаться, поскольку разрастание городов и новые технологии привели к тому, что люди стали больше времени проводить в одиночестве, смотреть телевизор или водить машину. В 2017 году бывший и будущий генеральный хирург США Вивек Мерти предупредил об опасной «эпидемии одиночества». Как он писал в статье Harvard Business Review, «за годы моей работы с пациентами самой распространенной патологией, которую я видел, были не болезни сердца или диабет, а одиночество». В последние годы комментаторы обвиняют одиночество в широком спектре социальных недугов, включая высокий уровень самоубийств и опиоидный кризис. Американская культура двадцать первого века теперь часто ассоциируется с глубокой изоляцией.
В то же время большая часть современной жизни все еще подразумевает нахождение в окружении других людей, нравится вам это или нет. С самого раннего возраста детей запихивают в школы, где они проводят весь день со своими сверстниками. Люди, с которыми я беседовал, говорили мне, что всегда сопротивлялись этой принудительной социализации. Дэниел Херман, живущий в Орланд-Парке, штат Иллинойс, и работающий в ночную смену на станках с конца 80-х годов, сказал мне, что в детстве всегда хотел побыть один, хотя и не понимал, почему он так считает. После окончания школы он начал пить все чаще и чаще; в социальных ситуациях ему казалось, что это позволяет ему общаться, как все. Но ему не нравилось чувствовать себя настолько зависимым от алкоголя. «Пока другие люди просто пьянели я становился нормальным» (сейчас он не пьёт, по словам мужчины ночной образ жизни облегчает борьбу с зависимостью, потому что ему не нужно пить, чтобы общаться).
Взросление дает определенную свободу для уединения (по крайней мере, вы можете жить один, если хотите и можете себе это позволить), но взрослая жизнь обычно предполагает встречу с другими людьми — очереди в банке, столкновение с людьми в парке, обмен любезностями с человеком рядом. На работе от вас ожидают, что вы постоянно будете «на связи»: болтать с соседом по кабинету, вести светскую беседу во время обеда, выступать на совещаниях.
Роксана Александру, лайф-коуч для интровертов, чувствовала, что ее прежняя работа в офисе была очень напряженной. «Я пряталась от людей в переговорных комнатах» — рассказала она мне. «Это было хуже всего — сидеть рядом с людьми и слушать их разговоры весь день». Теперь она работает удаленно и регулярно встает в 4 утра, чтобы поработать и насладиться тишиной до того, как ее дети проснутся около 6. Хотя это выматывает ее, она говорит, что ей необходимо использовать тот отрезок времени, когда окружающие ее люди спят, когда она может отдышаться и сосредоточиться; после того, как она помогает своим детям с утренними делами, она берет двух- или трехчасовой сон, чтобы попытаться компенсировать недосып.
Вы можете подумать, что современная жизнь облегчает состояние одиночества. Интернет позволяет выполнять множество дел и задач на расстоянии, а социальные сети дают возможность в какой-то ограниченной форме общаться без необходимости терпеть переполненный автобус или долгий разговор. Но эти же технологические удобства могут посягнуть на чувство истинного одиночества. «Это отталкивает — быть настолько на связи и чувствовать себя буквально в толпе, даже если ты один в комнате» — говорит Аннели Руфус, автор книги «Вечеринка на одного: манифест одиночек» (она не ведет ночной образ жизни, хотя раньше фантазировала об этом). Хотя мир в Интернете никогда не затихает по-настоящему, ночное время может показаться более спокойным — большинство людей в вашем часовом поясе спят, не пишут, не отвечают и не ожидают общения. Даже если это не совсем логично, ночной образ жизни может показаться актом бунта против практики быть постоянно на связи. Как отмечает Руфус, вы делаете заявление, пусть даже символическое «ухожу жить в лес».
Многие из тех, с кем я разговаривал, чувствовали себя запертыми в современной жизни — подавленными, напряженными и виноватыми в том, что они вообще так себя чувствуют. Но затем каждый из них пришел к пониманию: не обязательно чувствовать себя так. Уже наступило время, когда шум и хаос общества отступает. Нужно только проснуться к этому времени.
Однако бодрствовать для этого не всегда просто. Идеальные часы сна у каждого человека разные, но большинство людей, естественно, следуют схожему циркадному ритму и просыпаются в светлое время суток. Нарушение этих внутренних часов может нанести вред вашему здоровью и привести к повышенному риску развития диабета второго типа, сердечных заболеваний, желудочно-кишечных расстройств и рака. Некоторые люди, с которыми я беседовал, рассказывали, что иногда испытывают проблемы с засыпанием, и им пришлось специально приучать себя к ночному образу жизни: они должны дисциплинированно высыпаться днем, использовать затемняющие шторы или шумоподавители и ставить все свои устройства на беззвучный режим. Но это все равно может быть тяжело для организма.
Полуночникам приходится сталкиваться и с логистическими препятствиями. Найти круглосуточные магазины может оказаться непростым — многие люди описывали облегчение, когда они проходили через пустой продуктовый магазин, — но когда они закрываются или сокращают часы работы, это становится ударом. А некоторые заведения, включая большинство врачебных кабинетов, никогда не работают ночью, за исключением экстренных случаев; это означает, что у ночных людей, как правило, нет другого выбора, кроме как посещать их вместо сна.
Некоторые считают неудобства и риски для здоровья приемлемой платой за образ жизни, который, по их словам, сделал их неизмеримо счастливее. «Есть ощущение безвременья, как будто ты находишься в свободном плавании в бездне». Ночь дает вам свободу — от ожиданий, от обязательств и отвлекающих факторов. Она позволяет вам просто быть. «Днем все эти возможности идентичности навязываются тебе» — продолжает Руфус. «Ночь, с ее тишиной, темнотой и одиночеством, помогает лучше понять, кто ты есть на самом деле».
Но я не знал, как соотнести эти комментарии с многочисленными исследованиями, свидетельствующими о том, что люди по природе своей социальные существа. Неокортекс, часть мозга, необходимая для развития социальных навыков, у людей гораздо больше, чем у других приматов, что, по мнению многих исследователей, является естественной реакцией на социальную сложность нашего общества. Неврологи показали, что наш мозг одинаково воспринимает социальную отверженность и физическую боль. Исследователь Мэтью Либерман обнаружил, что нейронные сети, участвующие в считывании эмоций других людей, активны почти постоянно, когда мы бодрствуем. «Это то, для чего был создан наш мозг: тянуться к другим и взаимодействовать с ними» — пишет он в своей книге «Социальное: почему наши мозги созданы для взаимодействия». А социальная изоляция оказывает глубокое воздействие на организм, вплоть до молекулярного уровня.
Учитывая все это, некоторые психологи, с которыми я беседовал, скептически отнеслись к тому, что ночная жизнь в условиях изоляции в большинстве случаев будет здоровой. Они подчеркнули, что невозможно судить на расстоянии, но Ли Анна Кларк, профессор Университета Нотр-Дам, изучающая патологию личности, дала мне общую схему того, как эксперты воспринимают дезадаптивное поведение. В широком смысле они рассматривают два отдельных фактора: помогает ли это человеку, практикующему подобное поведение, и не вредит ли это кому-то еще. Такая изоляция может быть адаптивной для некоторых людей, но есть много способов, как это может пойти не так.
В психологическом сообществе уже ведутся споры о том, следует ли квалифицировать интенсивную интроверсию как расстройство. Американская психиатрическая ассоциация рассматривает возможность включения интроверсии в Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам. Патологизация интроверсии звучит абсурдно, пока вы не начнете рассматривать крайние точки спектра. Колин ДеЯнг, психолог из Университета Миннесоты, не стал комментировать дебаты по этому поводу, но пояснил, что клиническая версия интроверсии известна как «отстраненность», которая частично характеризуется низкой чувствительностью к вознаграждению. Это означает отстраненность от социальных отношений, а также от «энергичных или приподнятых положительных эмоций, таких как радость или волнение» — сказал он мне. Кларк отметил примерно то же самое. «Существует связь между социальным взаимодействием и удовольствием. Поэтому люди, которые живут в одиночестве, без других людей, не могут быть несчастными. Но они также могут не испытывать полного спектра удовольствия, при этом даже не осознавать этого.
Я поговорила с семью людьми, которые придерживались ночного графика в той или иной степени. Некоторые из них иногда виделись с друзьями или разговаривали по телефону, хотя, по их словам, они могли выдержать лишь небольшое количество общения, после чего им снова требовалось побыть в одиночестве. Некоторые из них были женаты на людях, не ведущих ночной образ жизни; Герман, например, видится с женой, когда их графики совпадают, но большую часть времени дома он проводит один, смотрит спортивные передачи по телевизору или занимается на стационарном велосипеде, пока она спит. (Она тоже интроверт, сказал он мне, и их брак удался, потому что они могут хорошо функционировать независимо друг от друга).
Другие были настоящими одиночками, жили одни и держались в основном сами по себе. Алек Мальц, 38-летний житель Лос-Анджелеса, который в течение многих лет вел ночной образ жизни, сказал мне, что, по его мнению, он может прожить «неопределенное время», не видя людей. (В последнее время ему пришлось вернуться к дневной работе, «и это меня подкосило. Днем слишком много народу и слишком светло», — написал он мне по электронной почте). Некоторые люди говорили мне, что потеряли связь со старыми друзьями и не жалеют об этом. Один даже сказал, что отказался от возможных романтических отношений в пользу ночного образа жизни. Все, с кем я разговаривал, испытывали глубокую благодарность за ночную передышку.
Для некоторых дневных людей, находящихся в орбите интровертов, это тяжело. Янг рассказал, что его семья регулярно собирается вместе, но он посещает их только иногда, а когда посещает, то уходит рано. Муж Александры, Виллем, сказал мне, что ему пришлось привыкнуть к тому, что они не всегда будут делиться всеми частями своей жизни. Когда она ложится спать в 8 или 9 часов вечера, чтобы проснуться в 4, «это означает, что мы не ложимся спать вместе… Это не очень приятно», — сказал он. Или «вы просыпаетесь, а вашего партнера нет рядом». Но в основном, по их словам, члены их семей понимали, что у их близких-интровертов другие потребности, и хотели, чтобы они были счастливы. Виллем сказал мне, что его жена научила его быть более рефлексивным и спокойно относиться к тишине, и он не считает, что партнеры должны делиться всеми аспектами своей жизни.
Люди, ведущие ночной образ жизни, с которыми я общался, говорили, что самопринятие давало им большой комфорт. «Я больше не могу пытаться бороться с этим» — сказал мне Герман. «Я не пытаюсь заставить себя делать то, чего не хочу». Однако исследования показывают, что черты характера не обязательно застывают в камне. Когда интровертов заставляют вести себя как экстраверты — например, притворяться более разговорчивыми и напористыми или общаться с незнакомцами, — они, как правило, сообщают, что после этого испытывают положительные эмоции. Я спросила некоторых из этих ночных людей: Может быть, вам в конечном итоге будет лучше, если вы будете больше общаться? Большинство из них скептически отнеслись к тому, что они станут счастливее, а некоторые уже пробовали и чувствовали себя измотанными вынужденным общением. Но некоторые сказали, что не могут быть уверены, или признались, что иногда им кажется, что было бы неплохо иметь компанию. Мальц сказал, что ему интересно иметь романтического партнера, того, кто «хочет заниматься своими делами один в отдельной комнате». Герман сказал мне, что иногда ему нравится общаться с коллегами по работе.
Тем не менее, Санна Балсари-Палсул, исследователь из Центра социальных и поведенческих изменений при Университете Ашока в Харьяне, Индия, отметила, что мы должны быть осторожны и не делать слишком больших выводов из исследований, которые подталкивают интровертов к общению. Они показывают повышение настроения после того, как люди вступают в контакт с другими людьми в течение относительно короткого периода времени; совсем не очевидно, что интроверты будут счастливее в долгосрочной перспективе, если они начнут вести себя как экстраверты всегда. Некоторые исследователи теоретизируют, что людям выгодно вести себя в соответствии с их личностными особенностями.
На самом деле, Балсари-Палсул предположил, что ночные люди могут быть высокофункциональными. «Если они способны получать эквивалент того, что мы считаем социальным взаимодействием, в других формах, будь то использование социальных сетей… или даже просто просмотр фильмов, где вы чувствуете, что в какой-то степени взаимодействуете с людьми, — сказала она мне, — я не думаю, что это обязательно приведет к дезадаптивности».
Если такие люди счастливы, это поднимает некоторые серьезные вопросы о том, сколько социального взаимодействия необходимо людям по своей природе, или о том, есть ли у людей универсальные психологические потребности вообще. На протяжении десятилетий многие психологи считали, что все люди имеют определенные базовые потребности, степень которых варьируется. В «иерархии потребностей» Абрахама Маслоу, впервые описанной в 1943 году, единственными потребностями, более важными, чем «социальные», являются потребности, связанные с физическим выживанием и безопасностью. А в последние годы исследователи предложили обновленные версии; например, теория базовых психологических потребностей утверждает, что у нас есть врожденная потребность в «родстве» — ощущение того, что вы важны для других людей.
Но пытаясь установить связи между людьми и культурами, описать то, что нас объединяет, несмотря на наши бесчисленные различия, исследователи, возможно, замалчивают различия даже в этих самых элементарных чертах. Некоторые социальные потребности, вероятно, универсальны до определенного возраста; младенцам необходима связь с воспитателями, зрительный контакт, прикосновения и тепло. Но для взрослых потребности могут быть менее определенными. «Я думаю, что есть люди с настолько необычно низким уровнем этой потребности, что для них она практически не существует», — сказал мне ДеЯнг, психолог из Университета Миннесоты. «Мы должны серьезно относиться к возможности того, что есть люди, которые действительно не нуждаются в социальных связях». Возможно, психологи вообще упускают таких людей: если они остаются в одиночестве — если они даже не бодрствуют в те же часы, что и остальные — мы можем не заметить их присутствия.
Хотя стремление найти какие-то универсальные черты является благим намерением, оно также может быть признаком гордыни. В конце концов, мы можем знать только свой собственный внутренний опыт, но мы все равно хотим спроецировать его на других, чтобы почувствовать, что их сознание отражает наше собственное. Конечно, иногда есть веские причины считать поведение других людей «ненормальным» и просить их измениться. Вопрос в том, где проходит грань — когда образ жизни или мышления другого человека может быть признан неправильным, и кем.
Ответы, которые люди дают на этот вопрос, неизбежно формируются под влиянием невидимых предубеждений. В США одинокая ночная жизнь может показаться более умопомрачительной, чем в других странах. С одной стороны, это индивидуалистическая культура, казалось бы, предназначенная для людей, которые хотят строить жизнь так, как им удобно. С другой стороны, хорошо известно, что Америка — нация, ориентированная на экстравертов. С тех пор как Карл Юнг описал термин экстраверсия в популярной книге 1921 года, он стал ассоциироваться в США с «самосовершенствованием, независимостью и «американской мечтой», по словам Фэй Баунд Альберти, историка эмоций и автора книги «Биография одиночества». Интроверсия, между тем, ассоциировалась с «одиночеством».
Все это не означает, что социальные связи не важны. Но, возможно, мы не должны быть так уверены, что связь означает одно и то же для всех, или что существует какой-то один способ жить полноценной жизнью. В последнее десятилетие или около того наблюдается растущее принятие различных идентичностей, включая процветающее движение за нейроразнообразие. Традиционно это движение фокусируется на неврологических различиях, но некоторые утверждают, что оно должно включать в себя не только мозг, но и психику. Большинству людей, вероятно, не придет в голову защищать ночных людей под тем же знаменем или в том же духе. Но, возможно, нам стоит это сделать.
Пандемия также может изменить наше представление об индивидуальных психологических потребностях. Никогда еще не было так ясно, что люди могут хорошо работать в совершенно разных графиках. Балсари-Палсул считает, что рабочие места могут играть огромную роль в том, будут ли интроверты испытывать давление со стороны экстравертов. Теперь они могут проложить путь к большему признанию ночных людей и интровертов в целом.
Полуночники, с которыми я беседовала, рассчитывают на это. Когда я спросила их, чего они хотят от будущего, многие из них описали похожее видение — еще более глубокой изоляции, еще дальше от шума и волнений других людей. Янг, сетевой инженер, сказал мне, что он «хочет стать более интровертом… подумывает о переезде в крошечный дом в глуши».
А Герман, машинист, который уже более 30 лет ведет ночной образ жизни, мечтает о том времени, когда он сможет уйти с ночной смены — единственной оставшейся связи с обществом. «Я вижу, как живу на маленьком ранчо где-нибудь в Монтане, где вокруг никого нет. Это и есть моя мечта о пенсии», — сказал он мне. «Мир, тишина и темнота».