Жан-Франсуа-Поль де Гонди родился в 1611 году в одной старинной итальянской фамилии, переселившейся во Францию. Так как он имел двух старших братьев, то предназначался в духовное звание и 31 декабря 1627 года был посвящен в каноники церкви Парижской Богоматери. Позднее ему дали аббатство Бюзе, но так как «Бюзе» несколько напоминало «бгоз» (сарыч, фигурально — глупец), то он взял себе имя аббата Реца.
Духовное направление, данное родителями, приводило бедного аббата в отчаяние, поскольку он был склонен скорее к светской, рассеянной жизни. Поэтому, в надежде, что за добрую дуэль ему велят снять рясу, он попросил однажды брата графини Мор, Аттичи, взять его в секунданты при первом же случае, когда ему придется обнажить свою шпагу, а так как Аттичи обнажал ее часто, то аббату Гонди ждать пришлось недолго. В одно прекрасное утро Аттичи пришел к нему и попросил от его имени вызвать на дуэль прапорщика телохранителей по имени Мельвиль, который, со своей стороны, взял в секунданты родственника маршала Бассомпьера, умершего впоследствии в чине генерал-майора имперского войска. Четыре противника сошлись за францисканским монастырем в венсенском лесу и дрались сперва на шпагах, а затем на пистолетах. Аббат Гонди ранил Бассомпьера шпагой в бедро и пулей в руку, но несмотря на это последний, будучи старше и сильнее, сумел обезоружить аббата. Тогда они развели своих друзей, которые также ранили друг друга. Дуэль действительно наделала много шума, однако не произвела того, на что рассчитывал аббат. Обер-прокурор начал было преследовать его в судебном порядке, но по просьбе
Родственников прекратил дело, и аббат Гонди после своей первой дуэли остался в рясе.
Первый поединок не дал желаемого, и аббат очень скоро решился искать другого. Случай не замедлил представиться — аббат ухаживал за г-жой дю Шатле, но эта дама, находясь в связи с графом д'Аркуром, обращалась с Гонди как со школяром и, не имея возможности ответить даме, аббат принялся за графа. Встретившись с графом в театре, аббат вызвал его; битва была назначена на другое утро за предместьем Сен-Марсель, и в ней аббат был не так счастлив, как в первой. Граф д'Аркур, получив удар шпагой, которая только оцарапала ему грудь, повалил противника на землю и непременно одержал бы верх, но выронил свою шпагу. Тогда лежавший под ним аббат, укоротив шпагу, держал противника крепко и тот не мог выполнить своего намерения. Таким образом они боролись, но не могли причинить друг другу вреда, пока граф не сказал:
— Встанем, неблагородно драться кулаками, как мы это делаем! Вы прекрасный молодой человек, я вас уважаю и не стыжусь сказать, что не подавал вам никакого повода ссориться со мной!
Тем все и кончилось, и так как дело шло о чести г-жи Шатле, то эта дуэль не только не могла нанести ей бесчестия, но даже осталась неизвестной. Так что и после второй дуэли аббат остался в рясе.
Через некоторое время аббат снова обратился с просьбой к своему отцу Филиппу-Эммануилу Гонди, бывшему начальнику галерного флота, освободить его от духовного звания, но так как тот имел в виду архиепископство Парижское, находившееся уже под управлением одного из членов его фамилии, то из этого ничего не вышло. Аббату оставалось только его обыкновенное средство, и он решился искать нового случая подраться.
Без всякой основательной причины аббат поссорился с Праленом; местом дуэли был избран Булонский лес; Меланкур был секундантом Гонди, кавалер дю Плесси — Пралена. Дрались на шпагах, и аббат был тяжело ранен в грудь, а Прален в руку, но они продолжали сражаться, пока секунданты не развели их. Аббат привел с собой свидетелей в надежде на тяжбу, однако судьбы своей не минуешь, и Гонди даже после третьей дуэли оставался в рясе.
Несмотря на неудачи, аббат стремился к своей цели. Однажды он поехал на оленью охоту в Фонтенбло со сворой собак г-на Сувре. На обратном пути его лошади устали, и чтобы поскорее вернуться в Париж аббат взял почтовых лошадей. По прибытии в Жювизи он велел оседлать своим седлом лучшую лошадь, какая только была у смотрителя станции, но в это же время прибыл из Парижа кавалерийский капитан по имени Контено, тоже на почтовых и также торопясь велел конюху снять с лошади седло аббата и пристроить свое. Аббат, подойдя, сказал, что эта лошадь приготовлена для него, но Контено, по-видимому не любивший замечаний, ответил оплеухой и разбил Гонди лицо в кровь. Аббат тотчас обнажил шпагу. Контено сделал то же, и схватка началась. При втором или третьем нападении Контено поскользнулся и, желая поддержать себя, ударился рукой о заостренный кусок дерева, выронив шпагу. Вместо того, чтобы воспользоваться обстоятельством, доставлявшим верную победу, аббат отступил на два шага и попросил Контено поднять оружие, что тот и сделал, но взял свою шпагу за клинок и попросил у Гонди прощения, в чем аббат не смог отказать. Ясно, что и через эту дуэль ему не суждено было расстаться с рясой.
Бедный аббат, не зная, что еще придумать, решил взять открыто любовницу и поручил камердинеру найти для него хорошенькую девушку, которая согласилась бы быть у него на содержании. Камердинер пустился на поиски и нашел у одной булавочницы девочку 14 лет удивительной красоты, ее племянницу. Камердинер сторговался с доброй женщиной за 150 пистолей. Посмотрев на девочку, аббат одобрил выбор лакея, тот нанял дом в Исси и поместил при ней свою родную сестру.
На другой же день аббат, найдя девочку весьма красивой, сделал ей визит, но нашел ее в слезах, и первое свидание прошло в утешении бедняжки, хотя и без успеха. На следующий день аббат опять был у нее, надеясь быть счастливее, но нашел ее в еще большем отчаянии, нежели накануне. Наконец, на третий день она стала говорить с аббатом так кротко, так умно, что он устыдился своего поступка, на который было решился, и, посадив несчастную в свою карету, немедленно отвез ее к своей тетке г-же де Меньеле, которой рассказал обо всем. Г-жа де Меньеле поместила девочку в монастырь, в котором она лет через десять умерла. С этого момента аббат убедился, что ему суждено носить рясу и твердо на это решился.