Чтобы воспитать человека в согласии с идеалом, столь немилосердным к плоти, необходимо было с рождения приучать его к самой жесткой дисциплине. Первым шагом была безжалостная евгеника: каждый ребенок должен был не только столкнуться с правом детоубийства, принадлежавшим его отцу, но и предстать перед государственным советом наблюдателей; любой ребенок, сочтенный неполноценным, сбрасывался с обрыва горы Тайгет и разбивался об ощерившиеся внизу скалы.
Дети постарше гибли вследствие спартанской привычки приучать их к неудобствам и неблагоприятным природным воздействиям. Мужчин и женщин предупреждали о необходимости принимать во внимание здоровье и характер тех, с кем они намеревались заключить брак; даже царь Архидам был оштрафован за брак с тщедушной женой. Мужей поощряли предоставлять своих жен в пользование выдающимся мужчинам ради умножения числа красивых детей; мужьям, ослабленным возрастом или болезнью, рекомендовалось приглашать молодых людей на помощь в произведении сильного потомства. Ликург, по словам Плутарха, высмеивал ревность и сексуальную монополию, говоря, что «нелепо людям так беспокоиться о своих псах и конях, проявляя заботу и платя деньги, чтобы обеспечить чистоту их породы, и в то же время держать жен под замком, чтобы те беременели только от них, хотя нередко они глупы, немощны или больны». По общему мнению античности, спартанцы были сильнее и красивее, а спартанки здоровее и прелестнее всех прочих греков и гречанок.
Вероятно, в большей мере это было результатом тренировки, а не евгенического подхода к деторождению. Фукидид вкладывает в уста царя Архидама слова: «Невелика разница [надо полагать, при рождении] между двумя мужчинами, но превосходство принадлежит тому, кто воспитан в наиболее суровой школе». В семь лет спартанский мальчик забирался из семьи и воспитывался государством; его вносили в список группы, являвшейся одновременно военным подразделением и школьным классом и руководимой педономом (paidonomos), или наставником мальчиков. Самый способный и смелый мальчик в классе становился его старостой; остальных учили повиноваться ему, подчиняться налагаемым им наказаниям и стремиться сравняться с ним или превзойти его в успехах и дисциплине. В отличие от Афин, целью здесь являлись не атлетическая стать и ловкость, но воинская отвага и достоинство. В свои игры мальчики играли голышом, на глазах у старших и поклонников обоих полов. Старшие мужчины заботились о разжигании индивидуальных и групповых мальчишеских ссор ради испытания и тренировки силы и храбрости; малейшее проявление трусости влекло за собой многие дни позора. От мальчиков требовалось молча переносить боль, трудности и несчастья. Каждый год на алтаре Артемиды Ортии нескольких специально отобранных юношей секли до тех пор, пока камни не орошались кровью. В двенадцать лет у мальчика отнимали нижнюю одежду, и отныне в течение года ему разрешалось носить только одно одеяние. В отличие от афинских парнишек он купался не часто, потому что вода и притирания размягчают кожу, тогда как холодный воздух и голая земля придают ей твердость и стойкость. Зимой и летом он спал под открытым небом, на ложе из наломанного на берегах Еврота тростника. До тридцати лет он жил вместе с товарищами в казармах и не знал никаких домашних удобств.
Его учили читать и писать ровно настолько, чтобы сделать его грамотным; в Спарте книги находили мало покупателей, хотя их было едва ли меньше, чем издателей. По словам Плутарха, Ликург желал, чтобы дети изучали его законы не с помощью письма, но из устной традиции и на собственном опыте, следуя заботливому руководству и примеру; он полагал, что безопаснее делать людей достойными, воспитывая их незаметно и исподволь, чем опираясь на теоретическое убеждение; надлежащее воспитание и есть наилучшее управление государством. Но такое воспитание должно быть скорее нравственным, чем умственным; характер важнее интеллекта. Юного спартиата приучали к трезвости, и некоторых илотов заставляли напиваться допьяна, дабы молодежь видела, насколько глуп пьяный. Готовя юношу к войне, его учили рыскать по полям в поисках пропитания, а иначе — умирать с голоду; красть в таких случаях было позволительно, но попасться значило совершить преступление, за которое наказывали поркой. Если он вел себя достойно, ему разрешали посещать общие трапезы граждан, где он должен был внимательно прислушиваться к старшим, чтобы познакомиться с проблемами государства и выучиться искусству сердечной беседы. В тридцать лет, если он с честью переносил тяготы молодости, ему предоставлялась вся полнота прав и обязанностей гражданина и разрешалось обедать со старшими.