— Александр Леонидович, 14 апреля 1999 года вы сопровождали Александра Лукашенко во время
его визита в Белград. За два дня до этого, Скупщина одобрила инициативу присоединения Югославии к
союзу Беларуси и России. Обсуждалась ли это инициатива во время встречи Александра Лукашенко и Слободана Милошевича?
— Это была уже не инициатива, а юридически оформленное решение Скупщины. Инициативу впервые озвучил тогдашний спикер Госдумы Геннадий Селезнев, примерно за неделю до поездки. Он был на приёме у президента Ельцина, и сказал тому, мол, югославы хотят в Союз. Ельцин прямо сразу, в присутствии Селезнева, позвонил в Минск, белорусскому президенту. По словам Селезнева, Лукашенко эту югославскую инициативу поддержал. 12 апреля состоялось решение Скупщины. Тут же стали готовить визит. Исходя из того, что российские средства РЭБ обеспечивали воздушное прикрытие и проводку президентского самолёта, могу предположить, что Ельцин и Лукашенко об этом договорились, что называется «вчерне». Встреча с Милошевичем была закрытой, а в ходе общения с журналистами тему присоединения обошли. Никто на себя никаких обязательств брать не стал. И никто из нашей делегации в этом вопросе не был «за Расею ответчик».
Кстати, после встречи Селезнева и Ельцина российский вице-премьер Густов сказал, что исполком Союза не будет рассматривать просьбу Югославии, по крайней мере, не в апреле. А вот Лукашенко в Белграде сказал, что рассмотрение всё-таки будет. Но это так, детали.
Визит был запланирован на два дня, но в итоге занял несколько часов — вы даже успели вернуться в Минск к вечернему эфиру. Почему было сокращено время визита?
— Не стал бы так категорично заявлять о сокращении времени визита. Мы не получали обычных в таких случаях инструкций по размещению – в каких гостиницах останавливаемся, как добираться, порядок следования, ответственные за расселение журналистов и членов делегации. Такая бумажка на жаргоне протокола называется «провожают те же, кто и встречал». Поэтому насчёт ночёвки в Белграде, или где там ещё, уговору не было. И «гостиничных» нам тоже не выдавали. Всё это говорило, что мы ненадолго.
— Александр Леонидович, что вам больше всего запомнилось во время этой поездки? Какие настроения были в то время в Белграде? В окружении Милошевича? В окружении Александра Лукашенко?
— Настроения в Белграде были обычные, балканские. Кофейни, как я успел заметить пока мы ездили по городу, работали. Агитплакаты, биллборды, граффити, всё это было, но не на каждом шагу. Никто под колёса не бросался с жертвами бомбёжек на руках. Хлеба тоже не просили. Мы передвигались довольно быстро, и только по обоюдно отработанному маршруту. Дозированные встречи с очевидцами налётов, с потерявшими кров, с ранеными в госпитале. Возможно, я повторяюсь, но разбомбленная больница оставила тягостное впечатление. Хотя я до этого был в Косово, где шли бои югославской армии с албанцами, видел, что бывает, когда снаряд влетает в хату, но там разрушения были в сельских районах, в городе это впечатляет значительно сильнее.
Милошевич был подавлен, но не деморализован. Окружения у него как такового не было, только охрана и люди из секретариата президентского, как я понял. У Лукашенко тоже не было «окружения». Только те, чей функционал требовался в поездке. Мы представляли собой тесную профессиональную «информационную боевую группу», а не цирковой выезд пополам с караван-сараем.
— К сожалению, не нашла список всех тех, кто отправился в Белград вместе с президентом. Возможно вы помните, сопровождал ли кто-нибудь из белорусских депутатов президента в той поездке?
— Список вы, возможно, и не найдёте, потому что распоряжение на командировку на тот момент было грифованым, как минимум ДСП, а, возможно, и секретным. Не помню насчёт депутатов, потому что встреча в Скупщине не планировалась, это точно. И потом, замысел блиц-визита, косвенно, состоял в личном триумфе президента, а подобный пиар-эффект на двоих не делится. И на троих тоже.
— Через два дня после визита Александра Лукашенко в Белград, 16 апреля 1999 года Госдумой России было принято постановление «О присоединении СРЮ к Союзу Беларуси и России». А 5 мая практически
аналогичное по смыслу постановление было принято парламентом Беларуси. И наконец, 5 июля было принято аналогичное постановление парламентского собрания союза Беларуси и России.
То есть инициатива образования тройственного союза продвигалась, несмотря на то, что противники этой идеи были как в Беларуси и России, но закончилась ничем. Кто заморозил идею проекта? По каким причинам, как вы сами думаете?
— Белорусское постановление не было «аналогичным», оно называлось “О Решении Союзной Скупщины Союзной Республики Югославия о присоединении Союзной Республики Югославия к Союзу Беларуси и России”. Как вы можете заметить, российский и белорусский парламенты даже не попытались придать своим текстам вид законодательной инициативы. Хотя такое право у них было.
Решение вопроса перепасовали исполнительной власти, то есть президентам Ельцину и Лукашенко. Было ясно, что Ельцин не пойдёт на военно-политическую эскалацию, как раз импичмент против него закончился, и он все больше увлекался внутрироссийским пасьянсом, разбирался с колодой преемников. Кстати, Путин бы пошёл. И Медведев бы пошёл. А Лукашенко знал, что один в поле не воин. Бомбёжки закончились, внутриполитический расклад в Югославии менялся, становилось ясно, что Милошевича оппозиция сдаст рано или поздно, а в Скупщину шли другие люди. Контора умерла, как говорится.
— Как лично вы относились к идеи создании того союза? А как относитесь сейчас?
— Сейчас я к ней не отношусь. Я сугубый практик. И тогда та идея не имела возможностей для практического воплощения. И у нас, и у России не было с югославами договора о военной помощи. Значит, не было возможности нанести ответный сокрушительный удар по агрессору. НАТО начало планировать военную операцию против Югославии в 1998 году. Белград не предпринял военно-дипломатических мер, которые можно было предпринять. Например, разместить на своей территории российские и белорусские контингенты войск ПВО. А у НАТО была окончательная бумажка. Фактическая. Броня!
Конечно, в книжках alternate history, при гипотетическом наличии такого оборонительного договора Минск уже мог, например, бомбить Варшаву (поляков приняли в НАТО в марте 1999 года) и вернуть себе исконный наш Белосток. Но я склонен считать, скорее, что тогда бы польская граница была снова в Ракове. Да и вообще, на пятом году правления начать войну с НАТО? Не смешите мои «искандеры». Александр Македонский тоже был великий полководец, но зачем же табуретки ломать?
Есть безвиз с Сербией, вот и славно. Когда их в ЕС примут, у нас и этого не будет, а в Белграде сразу забудут, как хотели в единый могучий Союз образца 1999 года. Я уже не при делах был, но, по-моему, сербы против Беларуси даже санкции вводили, в двенадцатом году. Реальполитик, я-я. Точка зрения есть прямое продолжение точки сидения. Вот так бы я ответил на ваш вопрос.
— Александр Леонидович, как освещалась эта инициатива в государственных белорусских СМИ?
— Инициатива Югославии освещалась в обычном режиме. Сам блиц-визит освещался максимально широко. Газеты шумели, слава росла. Я сделал спецвыпуск «Резонанса» вместе с Леной (Еленой Анатольевной) Ладутько, мы вместе летали. Выпуск порвали на видеоцитаты, даже без всякого копирайта. Российские медиа патриотического толка аж заходились, федеральные каналы тоже отнеслись благосклонно. Картинка вся была наша.
— А как к ней относился Александр Лукашенко?
— Сдержанно. Видите ли, по всему выходило так, что у истоков решения Скупщины стоял Селезнев. Да и визит-то в Белград был ПОСЛЕ просьбы о принятии. Допускаю, он считал, что это не его сдача. А значит, и прикуп будет не его.
— Да, мы знаем, что история не терпит сослагательного наклонения, но как вы думаете, «что бы было, если бы…»?
— А ничего не было. Договор о Союзе образца 1997 года, к которому пытались присоединиться югославы, не имел военной составляющей. Там в Уставе был пункт «ж» (символично, не так ли?):
«Высший Совет Союза:
ж) принимает решения по вопросам обеспечения безопасности государств — участников Союза, их коллективной защиты от посягательств извне, охраны границ Союза, военного строительства, борьбы с преступностью».
В Высшем Совете некому было даже отдать приказ объявить войну, мобилизацию, поднять солдат по тревоге. Зато можно было назначить Слободана Милошевича Председателем Высшего Совета Союза. Но место к тому времени было уже занято.