Жители Византия совершили много удивительных дел как при жизни Нигера, так и после его смерти. Город их расположен в очень удобном месте по отношению как к двум материкам, так и к морю, которое находится между ними, и отлично защищен и своим месторасположением, и природой Боспора. Этот город построен на возвышенности и выдается в море, воды которого, подобно горному потоку, устремляются из Понта и, наталкиваясь на мыс, частью поворачивают направо, образуя там бухту и гавани, но большей частью мимо самого города на большой скорости устремляются в Пропонтиду.
Помимо этого, город имел исключительно мощные стены. Они были облицованы массивными четырехгранными каменными блоками, скрепленными бронзовыми пластинами, изнутри стены были укреплены насыпями и строениями, так что всё это выглядело как единая мощная стена, по верхней части которой проходила крытая галерея, хорошо приспособленная для обороны.
Имелось также много больших башен, выступающих за линию стен и снабженных часто расположенными со всех сторон бойницами, благодаря чему нападавшие попадали под перекрестный обстрел между башнями, которые были размещены на близком расстоянии друг к другу и не по прямой, но под разными углами, образуя ломаную линию, что позволяло отражать любое нападение с разных сторон. Та часть стены, которая была обращена к суше, вздымалась на огромную высоту, чтобы не допустить никакой случайной атаки с этой стороны; стена же, обращенная к морю, была более низкой, поскольку здесь и скалы, на которых были построены стены, и сама опасность течения Боспора поразительным образом служили хорошую службу византийцам. Обе гавани внутри укреплений были заперты цепями, и их волнорезы с двух сторон были снабжены башнями, которые далеко выступали в море, делая проход недоступным для врага. В целом же Боспор давал жителям города величайшее преимущество, ибо, стоило только кому-то угодить в его течение, его неизбежно, против всякого его желания, выбрасывало на берег. Это обстоятельство, весьма благоприятное для друзей, создавало огромнейшие трудности для врагов.
Так был укреплен Византий; кроме того, город имел самые разнообразные военные машины на всем протяжении стены. Одни обрушивали на находящегося поблизости неприятеля куски скал и бревна, другие метали на стоявших дальше камни, стрелы и копья, так что в пределах значительного расстояния никто из врагов не мог безопасно приблизиться к городу. Другие машины имели крючья, которые они внезапно опускали и с их помощью поднимали вверх находившиеся неподалеку корабли и осадные орудия противника. Мой соотечественник Приск соорудил большинство этих машин, и из-за этого он был и осужден на смерть, и остался в живых. Дело в том, что Север, узнав о его искусстве, запретил его казнить и впоследствии использовал его в разных обстоятельствах, в том числе и при осаде Атры, где только его машины не были сожжены варварами. У византийцев имелось также пятьсот кораблей, по большей части с одним рядом весел, но были и двухрядные, и все они были оснащены таранами; некоторые же из них были снабжены рулями с двух сторон — как на корме, так и на носу — и поэтому имели двойную численность рулевых и моряков, с тем чтобы можно было, не разворачиваясь, и нападать, и отступать, и наносить урон врагу, плывя как вперед, так и назад.
Итак, византийцы многое совершили и претерпели на протяжении целых трех лет, когда их осаждали, можно сказать, оружием всего обитаемого мира. Я же упомяну о нескольких достойных удивления случаях. Византийцы захватывали не только отдельные проплывающие мимо корабли, предпринимая атаки в подходящий момент, но также триремы, которые враги держали на рейде. Они добивались этого с помощью ныряльщиков, которые отрезали якоря кораблей и вбивали в борта судов гвозди, привязанные канатами к своему берегу, а затем тянули их к себе, так что казалось, будто корабли подплывают, двигаясь сами по себе, не подгоняемые ни гребцами, ни ветром. Некоторые торговцы и сами хотели, чтобы их захватили византийцы, как бы против их воли; продав товары за большие деньги, они затем бежали морским путем.
Когда все припасы у жителей города закончились, а расчеты и упования на их подвоз сошли на нет, тем не менее поначалу они, несмотря на то, что находились в весьма бедственном положении, отрезанные от помощи извне, продолжали оказывать сопротивление.
Для постройки кораблей они использовали бревна, взятые из домов, а для изготовления канатов — волосы своих жен; и как только противник шел приступом на стену, они сбрасывали на него камни из театров и бронзовые статуи, включая и бронзовых коней. Когда же иссякли привычные съестные припасы, они стали употреблять в пищу кожу, размачивая ее; а после того как и она была съедена, большая часть населения, выждав непогоды и бурного моря, чтобы никто из врагов не помешал им, отплыла на кораблях в решимости или погибнуть, или достать припасы, и, неожиданно напав на сельскую местность, они разграбили всё без разбора; а те, кто остался в городе, совершили чудовищное преступление: совершенно обессилев, они бросались одни на других и поедали друг друга.
В таком вот положении они оказались. Уцелевшие же, погрузившись на лодки в количестве, превышающем их вместимость, попытались уплыть, также выждав сильной непогоды. Им, однако, не удалось воспользоваться ее помощью, ибо римляне, заметив, что лодки очень перегружены и их борта едва возвышаются над водой, выдвинулись им навстречу и напали на них, когда они рассеялись под напором ветра и волн, так что происшедшее никак не походило на морское сражение, поскольку римляне беспощадно разбивали неприятельские лодки, частью цепляя корабельными крючьями, частью раскалывая таранами, а некоторые опрокидывали самим своим приближением. Люди в лодках даже при всем своем желании ничего не могли поделать; если они пытались куда-нибудь бежать, то либо погружались в воду, опрокинутые силой ветра, которому подставляли свои паруса, либо гибли, опрокидываемые врагом. Остававшиеся в Византии, глядя на это, некоторое время взывали к богам о помощи и издавали различные возгласы по поводу происходящего, в зависимости от того, что кому бросалось в глаза при виде этого зрелища или бедствия. Но, когда они увидели, что все их сограждане погибли, тогда они все разом застонали и зарыдали, и после этого оплакивали погибших остаток дня и всю ночь. Общее количество потопленных лодок оказалось столь велико, что их обломки отнесло и к островам, и к побережью Азии, и по ним о поражении византийцев стало известно раньше, чем об этом пришла весть. На следующий день ужас среди византийцев еще более возрос, ибо после того, как буря прекратилась, всё море в окрестностях Византия было окрашено кровью и покрыто трупами погибших и обломками лодок, многие останки были выброшены на берег, так что бедствие предстало перед их взором еще более тягостным, нежели было в действительности.
Жители Византия, таким образом, были вынуждены сразу же сдать город. Римляне казнили всех воинов и представителей власти, но пощадили всех остальных, кроме одного кулачного бойца, который многим помог византийцам, а римлянам причинил вред; он погиб раньше других: желая разозлить римских воинов так, чтобы они убили его, он внезапно ударил одного из них кулаком, а другого — ногой. Север, который находился тогда в Месопотамии, был так рад захвату Византия, что приговаривал, обращаясь к солдатам: «Взяли мы и Византий». Он лишил город независимости и гражданских учреждений, наложил на него подати и лишил его граждан имущества; сам город и его земельные владения он передал перинфянам, а те обходились с ним как с деревней, унижая его всяческим образом. Такого обращения, по его мнению, город и заслуживал за свое поведение. Однако, разрушив городские стены, он всего лишь опечалил его жителей лишением той славы, которую им прежде приносило обладание такими мощными укреплениями, а вот римлян он оставил без сильного оплота и плацдарма против варваров Понта и Азии. Я сам видел эти стены, разрушенные так, словно захвачены они были каким-то другим народом, а не римлянами; и я смотрел, как они стоят, и даже слышал, как они «говорят». Дело в том, что от Фракийских ворот до моря стояли семь башен, и, если кто-то приближался к одной из них, кроме первой, сохранялась тишина; но стоило только крикнуть что-нибудь или бросить камень, башня не только отражала звук и «говорила» сама, но и заставляла следующую сделать то же самое, и таким образом звук одинаково передавался через все башни, причем они не прерывали друг друга, но все — одна за другой — подхватывали эхо и передавали звук дальше. Вот какие стены имел Византий.