Рано или поздно каждый историк, изучающий Рим, задаётся вопросом: в какой части истории Рима находится современная цивилизация? Историки любят использовать прошлое для аналогий с событиями настоящего, но даже если история не повторяется и не выносит моральных уроков, она может углубить наше понимание того, что значит быть человеком и насколько хрупки наши общества.
В середине второго столетия римляне контролировали огромную и географически разнообразную часть земного шара, от северной Британии до Сахары, от Атлантики до Месопотамии. В целом благополучное население достигло отметки в 75 миллионов. В конце концов, все свободные жители империи стали пользоваться правами римского гражданства. Неудивительно, что английский историк XVIII века Эдвард Гиббон считал это время «самым счастливым» в истории нашего вида, но сегодня мы видим, как в развитии римской цивилизации зародились семена её кончины.
Пять веков спустя Римская империя превратилась в византийский огрызок, контролируемый из Константинополя, её восточные провинции страдали от исламских нашествий, а западные земли были покрыты лоскутом германских королевств. Торговля сокращалась, население городов уменьшалось, а технический прогресс остановился. Несмотря на высокий уровень культуры и духовное наследие прошедших столетий, этот период характеризовался сокращением населения, политической фрагментацией и более низкими уровнями материального достатка. Согласно универсальному индексусоциального развития историка Ян Морриса из Стэнфордского университета, падение Рима стало величайшим препятствием в истории человеческой цивилизации.
Объяснений для феномена такого масштаба предостаточно: в 1984 году немецкий классицист Александр Демандт собрал более 200 гипотез. Большинство учёных обратили внимание на внутреннюю политическую динамику имперской системы или смещение геополитического контекста империи, чьи соседи постепенно переняли их уровень военно-политических технологий. Но новые данные раскрывают решающую роль, которую сыграли изменения в природной среде. Парадокс социального развития и неотъемлемая непредсказуемость природы сработали согласованно, и привели к кончине Рима.
Изменение климата началось не с выхлопных газов индустриализации, но было постоянной особенностью человеческого существования. Орбитальная механика (небольшие вариации наклона, вращения и эксцентриситета орбиты Земли) и солнечные циклы изменяют количество и распределение энергии, получаемой от Солнца. И извержения вулканов привели к повышенному содержанию сульфатов в атмосфере, иногда с долговременными эффектами. Современное антропогенное изменение климата настолько опасно, что оно происходит быстро и в сочетании с множеством других необратимых изменений в биосфере Земли. Но изменение климата само по себе не является чем-то новым.
Необходимость понимания естественного контекста современного изменения климата была несомненным благом для историков. Ученые изучают планету в поисках палеоклиматических данных, естественных архивов прошлого. Оказывается, климат сыграл важную роль в росте и падении римской цивилизации. Имперские строители выиграли от безупречной климатической эпохи: характерная теплая, влажная и стабильная погода способствовала экономической продуктивности аграрного общества. Преимущества экономического роста поддерживали политические и социальные сделки, с помощью которых Римская империя контролировала свою обширную территорию. Благоприятный климат был неотъемлемой частью внутренней структуры империи.
Конец этого счастливого климатического времени не напрямую совпал с гибелью Рима. Скорее, менее благоприятный климат подорвал его силу только тогда, когда империя была поставлена под угрозу более опасными врагами — немцами и персами. Климатическая нестабильность достигла своего пика в шестом веке, во время правления Юстиниана. Работа дендро-хронологов и экспертов в области льда указывает на огромный рост вулканической активности в 530-е и 540-е годы н.э., уникальный за последние несколько тысяч лет. Эта последовательность извержений вызвала то, что сейчас называется «Позднеантичный малый ледниковый период», когда более холодные температуры продержались как минимум 150 лет. Эта фаза ухудшения климата оказала решающее влияние на распад Рима. Кроме того, большой удар нанесла ещё одна катастрофа: вспышка первой пандемии бубонной чумы.
Нарушения в биологической среде были ещё более значимыми для жизни Рима. В ходе всех ранних достижений империи ожидаемая продолжительность жизни колебалась в области 20+ лет, при этом инфекционные заболевания были главной причиной смерти. Но множество болезней, от которых страдали римляне, не были статичными, и здесь новые технологии радикально меняют то, как мы понимаем динамику эволюционной истории — как для наших собственных видов, так и для наших союзников и противников в среде микробов.
Очень урбанизированная, взаимосвязанная Римская империя была благом для микробов. Желудочно-кишечные заболевания, такие как шигеллез и паратифические лихорадки, распространялись через загрязнение пищи и воды и процветали в густозаселённых городах. Там, где были опустошены болота и проложены дорожки, потенциал малярии был особенно высок. Римляне также проложили торговые пути по суше и по морю, что привело к невиданному распространению инфекций. Медленные убийцы, такие как туберкулез и проказа, расцвели в сети взаимосвязанных городов, поддерживаемых развитием Рима.
Однако решающим фактором в биологической истории Рима было появление новых микробов, способных вызвать эпидемии. Империя была потрясена тремя такими катастрофами. Ангинозная чума совпала с окончанием оптимального климатического режима и, вероятно, была глобальным дебютом вируса оспы. Империя восстановилась, но так больше никогда не достигла своего предыдущего уровня господства. Затем, в середине третьего века, таинственное несчастье неизвестного происхождения, называемое чумой Киприана, привело государство в шок. Хотя и это удалось преодолеть, империя серьёзно изменилась — новое устройство власти, экономики, общества, и вскоре новая религия, известная как христианство. В шестом веке возрождающаяся империя во главе с Юстинианом столкнулась с пандемией бубонной чумы, прелюдией средневековой Черной Смерти. Последствия её были колоссальны — по разным оценкам скончалось до половины населения.
Юстинианова чума — важный кейс чрезвычайно сложных отношений между человеческими и природными системами. Преступник, бактерия Yersinia pestis, не является особенно древним видом; появившись всего 4000 лет назад, почти наверняка в Центральной Азии, она в эпоху первой пандемии чумы с эволюционной точки зрения была новорождённой. Болезнь постоянно присутствовала в колониях грызунов, таких как сурки или песчанки, которые жили рядом с людьми. Тем не менее, исторические пандемии чумы были колоссальными катастрофами, оказавшими влияние по меньшей мере на пять различных видов: бактерию, грызуна-носителя, хозяина амплификации (черную крысу, которая живет рядом с человеком), блоху и людей.
Генетические данные свидетельствуют о том, что штамм Yersinia pestis, который вызвал чуму Юстиниана, возник где-то вблизи западного Китая. Он впервые появился на южных берегах Средиземного моря и, по всей вероятности, распространялся вдоль южных, морских торговых сетей, по которым везли шёлк и специи для римских потребителей. Это был пример ранней глобализации. Как только штамм достиг колоний комменсальных грызунов, питавшихся в гигантских хранилищах зерна империи, смертность стала колоссальной.
Пандемия чумы была событием удивительной экологической сложности. Оно требовало массы совпадений: к примеру начальная вспышка в Центральной Азии была вызвана массивными извержениями вулканов в предшествующие ему годы. Это также связано с непредвиденными последствиями новой человеческой среды, такими как глобальные торговые сети, которые привели штамм на римские берега, или распространение крыс внутри империи. Пандемия демонстрирует нам связь между развитием структур и случайностями, закономерностью и случайностью. В этом один из уроков Рима. Люди формируют природу — прежде всего, экологические условия, в которых развивается эволюция. Но природа остаётся слепой по отношению к нашим намерениям, а другие организмы и экосистемы не подчиняются нашим правилам. Изменение климата и эволюция болезни были непредвиденными обстоятельствами в истории человечества.
Наш мир сейчас сильно отличается от древнего Рима. У нас есть здравоохранение и фармацевтические препараты вроде антибиотиков. Мы уже не такие беспомощные как римляне, и можем засекать угрозы, использовать имеющиеся в нашем распоряжении инструменты, чтобы преодолевать их. Но влияние природы на падение Рима даёт нам основание пересмотреть важность физической и биологической среды для человеческих обществ. Возможно, мы должны воспринимать римлян не как древнюю цивилизацию, бесконечно отстоящую от нашей современной эпохи, а, скорее, как создателей нашего мира сегодня. Они построили цивилизацию, в которой глобальные сети, возникающие инфекционные болезни и экологическая нестабильность стали решающими силами, оказавшими влияние на судьбу человеческих обществ. Римляне тоже считали, что превозмогли непостоянную и яростную силу природной среды. История предупреждает нас: они ошибались.
Кайл Харпер — профессор классики и письма, старший вице-президент и проректор Университета Оклахомы. Его последняя книга — «Судьба Рима: климат, болезни и конец империи» (2017).
Оригинал: Aeon