Правительство консерваторов во время избирательной кампании по большей части избежало обвинений в неумении прекратить террористические атаки. Оно апеллировало к общественной солидарности британцев, пренебрегая теми, кто совершал жестокости; прекрасно обоснованная позиция, к тому же она с удобством позволяет консерваторам осуждать любую критику, призывающую к расколу нации во времена кризиса.
Когда Джереми Корбин справедливо указал, что британская политика смены режима в Ираке, Сирии и Ливии разрушила государственную власть и обеспечила прибежище для Аль-Каиды и ИГИЛ*, его стали яростно обвинять в том, что он пытается преуменьшить вину террористов. Никто твёрдо не обвинил британскую внешнюю политику, которая усилила террористов, дав им пространство для действий.
Большая ошибка британской антитеррористической стратегии — делать вид, что терроризм крайних салафито-джихадистских движений можно сдержать и уничтожить в границах Британии. Вдохновляющие идеи и организация террористических атак исходит с Ближнего Востока, в частности, из районов базирования ИГИЛ в Сирии, Ираке и Ливии. Их террористические атаки не закончатся, пока эти чудовищные но эффективные движения будут продолжать существовать. Иными словами, контртеррористическая работа внутри Британии ведётся намного слабее, чем это необходимо.
Атаки в Лондоне и Манчестере очень похожи на примеры учебника ИГИЛ — минимальные человеческие ресурсы при максимальном эффекте. Общая направленность — необходимо удаление и минимум непрофессиональных военных умений со стороны убийц, а отсутствие стрелкового оружия не даёт возможности предвидеть эти атаки. Отслеживать передвижение небольшого количества оружия обычно легче, чем передвижение большого количества людей.
У британского правительства есть заинтересованность в том, чтобы рисовать терроризм как, по сути, выросшие внутри мусульманского сообщества раковые клетки. Западные правительства в целом любят делать вид, что их политические грубые просчёты, в частности, военные интервенции на Ближнем Востоке, начиная с 2001 года, вовсе не подготовили почву для образования Аль-Каиды и ИГИЛ. Это позволяет им поддерживать хорошие отношения с авторитарными суннитскими государствами вроде Саудовской Аравии, Турции и Пакистана, которые печально известны своей поддержкой салафито-джихадистских движений. Возлагая вину за терроризм на нечто общее и неопределённое, вроде «радикализации» и «экстремизма» позволяет избежать конкретного указания на финансируемый саудовцами ваххабизм, сделавший 1,6 миллиарда мусульман-суннитов, четверть мирового населения, сегодня намного более восприимчивыми к движениям типа Аль-Каиды, чем это было 60 лет тому назад.
Намеренная слепота в отношении весьма конкретных мест и людей — суннитские государства, ваххабизм, Саудовская Аравия, сирийская и ливийская вооружённая оппозиция — вот основная причина того, почему «Война с Террором» начиная с событий 9/11 проваливается. Вместо этого целью стали обширные культурные процессы внутри мусульманских сообществ: президент Буш вторгся в Ирак, который не имел никакого отношения к Аль-Каиде, а сегодня президент Трамп объявляет Иран источником терроризма в тот самый момент, когда боевики ИГИЛ убивают людей в Тегеране. В Британии главным памятником подобному политически удобному отсутствию реализма стала плохо продуманная и совершенно неэффективная программа «Предотвращение». По ней не только невозможно найти террористов, она им активно помогает, указывая службам безопасности и полиции ложное направление поиска. И ещё она не даёт никому пытаться улучшить отношения между британским государством и 2,8 миллионами мусульман в Соединённом Королевстве, создавая настрой общей подозрительности и преследований.
По Закону 2015 года о контртерроризме и безопасности те, кто работает в государственных организациях — учителя, врачи, социальные работники — обязаны сообщать о признаках симпатий к террористам среди тех, с кем они работают, пусть даже никто не знает, что это за признаки. Пагубные последствия этого объяснила — с массой поразительных подтверждающих свидетельств — Карма Набулки в недавней статье о программе «Предотвращение» под названием «Не ходите к врачу» в London Review of Books. Она рассказывает историю сирийских беженцев, мужчины и его жены, отправивших своего маленького сына, практически не говорящего по-английски, в детский сад. Из-за недавнего травмирующего опыта в Сирии, большую часть времени он рисовал самолёты, сбрасывающие бомбы. От сотрудников детского сада можно было бы ожидать, что они успокоят маленькую жертву войны, но вместо этого они вызвали полицию. А полиция отправилась встретиться с родителями и допросить их по отдельности, выкрикивая вопросы, например: «Сколько раз в день вы молитесь? Вы поддерживаете президента Асада? Кого вы поддерживаете? На чьей вы стороне?».
Если бы ИГИЛ или Аль-Каиду попросили придумать программу, меньше всего препятствующую их нападениям и максимально нацеленную на то, чтобы отправить полицию в погоню за недостижимым, они бы затруднились придумать что-то более полезное в этом плане, чем программа предотвращения и Закон о контртерроризме и безопасности. Огромное большинство британцев и понятия не имеют, как определить потенциального террориста, точно так же, как и их предки 400 лет назад не имели представления о том, как определить ведьму. В обоих случаях психология одна и та же, и Закон 2015 года по сути представляет собой хартию сумасшедших, по которой пять процентов британского населения считаются в широком смысле подозрительными. Набулси пишет, что запрос в полицию о Свободе Информации «раскрыл, что более 80% их сообщений об отдельных лицах, подозреваемых в экстремизме, были отвергнуты, как безосновательные».
Правительство может убеждать легковерных, что превращение всех госслужащих в потенциальных информаторов даёт массу полезной информации. На самом же деле это служит закупорке системы массой бесполезной и ошибочной информации. В редких случаях находятся крупицы чего-то ценного, с большой вероятностью, что они не будут замечены.
Избыток информации объясняет, почему многие, кто говорит, что они сообщали о по-настоящему подозрительном поведении, выясняли впоследствии, что их проигнорировали. Зачастую действия были очень явными и демонстративными, например, устроивший взрыв в Манчестере Салман Абеди кричал в мечети на проповедника, критиковавшего ИГИЛ. Кроме того, он был связан с экстремистской джихадистской Ливийской Исламской боевой группой. Один из трёх убийц на Лондонском мосту и на рынке Боро, Курам Батт, даже высказывал свои про-игиловские* взгляды на телевидении, а ещё один из этой троицы, итальянец марокканского происхождения Юсеф Захба, задерживался итальянской полицией в аэропорту Болоньи по подозрению в попытке отправиться воевать на стороне ИГИЛ или Аль-Каиды в Сирии. Но ни один из них не был задержан полицией.
В большинстве случаев потенциальных террористов не надо было выслеживать, они слишком явно демонстрировали свои симпатии к ИГИЛ. Навязчивое представление правительства, что террористы — отдельные личности, «радикализованные» Интернетом и не принадлежащие ни к какой сети, просто неверно. Доктор Питер Нейманн из Международного Центра исследований радикализма в Королевском колледже Лондона говорит, что «количество случаев, когда люди были радикализованы исключительно через Интернет — минимальное, несущественное, крошечное».
Абсурдные действия, вроде программы предотвращения, маскируют тот факт, что террористы, вроде членов ИГИЛ и Аль-Каиды, тесно связаны между собой главным образом участием или симпатиями к джихадистской вооружённой оппозиции в ливийской и сирийской войнах. «Если начать соединять точки между собой, — говорит профессор Нейманн, — то огромное количество тех в Британии, кто отправился в Сирию, были друг с другом связаны, они уже знали друг друга». Вопреки принятому и официальному представлению, заговоры террористов не так уж изменились со времен Брута, Кассия и их дружков, задумавших убийство Юлия Цезаря.