Россия в образе медведя — это целиком и полностью изобретение западных, как мы бы сейчас сказали, специалистов по информационным войнам. В русской геральдической традиции медведя, как геральдического зверя, не было до середины XVI века.
Первым официальным изображением медведя в России стал герб Новгорода, включённый в Большую печать Ивана Грозного в 1570-х годах. Через сто лет, в «Титулярнике» государя Алексея Михайловича появляется описание герба Ярославля, в котором медведь также присутствует. Но никакого государственного и национального статуса медведь в России не имел до самого падения монархии. Не был он таковым и в СССР.
А вот на Западе медведь был прочно привязан к России, да и к Восточной Европе в целом. Не стану цитировать здесь канонический текст Герберштейна, с которого всё, говорят, и началось, его можно найти без труда. Но вот стереотип этот оказался настолько силён, что ещё во второй половине XIX века, в повести Проспера Мериме «Локис» рассказывается о жившем в Северо-Западном крае России литовском вельможе из древнего рода Гедиминовичей, который родился от половой связи женщины и медведя. Причем сюжет развивается всего лет через пять после отмены крепостного права.
Связка «медведи-одичавшие люди» была излюбленным литературным приёмом большинства западных путешественников, рассказывавших о России, а затем она перешла в западную политическую карикатуру и памфлеты.
С геральдической точки зрения медведю не повезло. Медведь — тотемное животное, этот зверь был невероятно популярен у славян, древних германцев и у кельтов. У язычников. Христианские миссионеры очень серьёзно боролись с этим культом. И где-то около 1000 года от Рождества Христова медведь из геральдических эмблем пропадает. Единственным историческим лицом, носившим это прозвище, был Альбрехт Медведь, маркграф Бранденбургской марки. Но в его гербе медведя нет, зато медведь — это герб города Берлина, примерно с тех же времён. Вообще, в средневековых гербах медведь встречается только в 5% случаев. Тогда как лев, например, присутствует в каждом шестом гербе.
В общем, Церковь ведёт серьёзную идеологическую войну против «языческого» медведя, и косолапый теряет свой высокий статус. Единственно, где разрешалось появляться медведю — на ярмарках, на цепи, со скоморохами. Медведь, таким образом, десакрализуется. Но в западной культурной традиции за медведем остаются такие пороки как жестокость, обжорство, похоть, лень и необузданная ярость.
Кстати, у Шекспира в «Макбете», в третьем, если не ошибаюсь, акте, главный герой, Макбет, утверждает, что ему не страшен «медведь косматый из России». То есть устойчивый образ России, где живут страшные медведи, уже был сформирован к моменту кончины Бориса Годунова и началу Смутного времени.
Дальше, что называется, процесс пошёл. С развитием типографского дела на Западе печатные тексты и рисунки, представляющие публике Россию в виде карикатурного медведя, получили самое широкое хождение. А сюжет, где медведь-Россия пляшет на цепи вообще был излюбленным штампом. Кстати, в самой России «медвежья потеха» была запрещена сенатским указом.
О «русском медведе» писал Карл Маркс, его рисовал английский журнал «Панч», медведем пугали своих сограждан такие разные политические персонажи как Гитлер, Черчилль и Рейган. Причем после распада СССР это все не закончилось, медведь продолжил пугать Запад.
И в результате в массовом сознании россиян и российских политиков медведь проснулся от спячки. Медведь стал политической эмблемой, феноменом отечественной массовой культуры и даже, как утверждают в некоторых странах, оружием гибридной войны. Это был вполне закономерный итог длительной, многовековой, я бы сказал, работы западных пропагандистов.
И я даже могу представить себе такой сюжет, когда наш добродушный русский медведь-победитель будет где-нибудь на площади европейского или американского города угощать обывателей папиросами. С брони.