X

Минский опыт: немецкие оккупанты и повседневная жизнь в столице Белоруссии (продолжение)

Сообщество оккупантов
Конечно, некоторые стороны оккупации воспринимались немцами негативно. Многие жалобы мотивировались опасностями непривычного окружения, отсутствием семьи и друзей. Лишь изредка прибывавшие из рейха были довольны своей службой в Минске; большинство же критически относились к условиям своего проживания. По сравнению с Францией или Польшей оккупационная служба в Белоруссии действительно была полна издержек.

Климат был суровым, отопление слабым, зданиям недоставало теплоизоляции, так что зима была непростой даже при сносном расквартировании. Вода из крана была непригодна для питья, и даже в Минске ее приходилось кипятить перед употреблением. Из-за нехватки помещений солдаты зачастую спали в палатках, что было особо раздражающим фактором. Нередко в официальных документах отмечалось, что оптимизм среди оккупантов был невысок – в основном из-за неблагоприятных условий, в которых они жили и работали. Поработав на новом месте, генеральный комиссар Кубе писал, что ему требуются исключительно сильные немцы, привыкшие к аскетичным условиям жизни.

Впрочем, даже если первые впечатления и были не самыми приятными, большая часть немцев вскоре привыкала к минским условиям. Объяснялось это не только улучшенным довольствием и заботой со стороны оккупационных властей, но и потенциальными материальными выгодами. В данном аспекте восприятие насилия играло важную роль: очень скоро для многих оккупантов привычкой стало не только наблюдать за насилием или применять его, когда прикажут, но и прибегать к нему по своей инициативе – для собственного обогащения. И хотя наживаться на победах стремились оккупанты всех времен и народов, масштабы насилия в Минске были уникальными.

В белорусской столице уже в 1941 году совершаемые оккупантами-одиночками преступления были частым явлением. Обычным делом было грабить представителей местного населения, бить, насиловать и даже убивать. Если при этом соблюдалась воинская дисциплина, то власти были не против. Насилие было настолько естественным, что применение оружия в пределах города не вызывало никакого удивления. Стрельба в воздух стала стандартным выражением радости во время пьяных застолий или вечеринок. Оружие применялось так часто, что множилось количество жертв и среди самих немцев: беспечное обращение с вооружением не раз приводило к небоевым потерям. Если выяснялось, что такие действия были лишь случайностью, то наказание оказывалось сравнительно легким. Так было во всех тех случаях, когда жертвами становились местные жители; запрет применять оружие мало что мог сделать, а это вело к еще большей терпимости к насилию. Так, минский чрезвычайный суд (Sondergericht) в 1942 году приговорил работника железнодорожной службы к штрафу в 450 рейхсмарок за нечаянное убийство белорусской женщины. В случае же убийства немца наказание было куда жестче: другого железнодорожника за это приговорили к году тюремного заключения.

Рядовые оккупанты наживались на нацистских расовых законах, особенно тех, которые касались экспроприации собственности или имущества евреев. Когда власти выгоняли евреев из домов и загоняли в гетто, они одновременно организовывали и грабеж частных владений, включая расхищение мебели, ценностей, денег, а также одежды, например, меховых пальто. В Минске у депортированных евреев, прибывших из Германии на поездах, отбирали даже еду, которую затем раздавали служащим на кухне полиции – называлось это «еврейские сосиски» (Judenwurst). Более того, после покупки ваучеров, стоивших значительно меньше, чем сами украденные вещи, оккупанты могли приобретать конфискованное имущество, складируемое в здании оперы. Крайне отвратительна история, рассказанная секретаршей минской полиции после войны. Дантист сказал ей, что нужно поставить коронку. Врач выписал медицинскую справку, позволявшую женщине получить от ее начальника три золотых обручальных кольца, которые можно было переплавить в коронку. Очевидно, что кольца были отняты у евреев. Такие случаи высвечивают связь между убийством местного населения и благополучием оккупантов. И хотя, безусловно, не все немцы, бывшие в Минске, сделались непосредственными убийцами, они не могли не замечать, что их действия и стремление к наживе превращают их в прямых выгодоприобретателей от Холокоста.

Поскольку еврейское население было абсолютно бесправным, немцы могли обирать евреев без всякой опаски. «Упорядочение имущества» – этим термином на деле обозначали кражу – было настолько распространенной оккупационной практикой, что газета «Minsker Zeitung» поместила одобряющую ее статью. Иными способами извлечения выгоды был вывоз еды из сельской местности в город и продажа краденых вещей на черном рынке. Наличие таких материальных преимуществ неизменно радовало оккупантов.

Related Post

Чем больше немцы свыкались с ситуацией на оккупированном Востоке и собственной ролью в ней, тем терпимее было их отношение к преступлениям против местного населения. Восприятию насилия как нормы способствовал алкоголь. Факт постоянного употребления алкоголя на Востоке сложно переоценить: между убийствами, совершаемыми немцами, и состоянием алкогольного опьянения имелась прямая связь. Эта привычка была распространена на всех уровнях оккупационной иерархии, причем пили немцы не только во время отдыха, но и на службе. Официальная выдача алкогольных напитков должна была облегчить оккупантам тяготы войны. Попойки среди эсэсовцев и полицейских после казней и антипартизанских операций не раз отмечались современниками. Когда в минской полиции безопасности (Sicherheitspolizei) кто-то сильно напивался, коллеги понимали, что произошло еще одно массовое убийство. Алкоголь здесь использовался для притупления чувств и для того, чтобы забыть об ужасных деяниях. Но также он скреплял товарищеские узы после совершения преступления и облегчал последующие убийства, поскольку казни начинали связываться с предвкушаемым и в чем-то радостным коллективным кутежом по их завершении.

Некоторые очевидцы рассказывают, что в минской полиции пили не только на службе и после нее, но и по ночам. Не раз сотрудников будили и вытаскивали из постелей для того, чтобы призвать на гулянку с коллегами. Разумеется, женщины-секретари пользовались особой популярностью; их вызывали якобы для ведения записей или стенографирования, но по факту склоняли к половым сношениям. Любой, кто отказывался пить или избегал коллективных запоев, вскоре сталкивался с давлением своего круга, его начинали подозревать в слабости или женственности; товарищество, в общем понимании, устанавливало культ мужественности, в рамках которого питие поощрялось, а неучастие каралось исключением из сообщества. Таким образом, пьянка с товарищами работала на консолидацию группы. Когда алкоголь был недоступен, не было и подлинного расслабления. Вольфганг Лишке писал своей жене, что при наличии небольшого количества выпивки атмосфера среди товарищей не достигала «привычных высот».

Даже среди высших чинов не было иммунитета к употреблению алкоголя. Ходили слухи, что генеральный комиссар Кубе и его ближайшие подчиненные слишком много пьют. Эдуард Штраух, глава минской полиции безопасности, удостоился нелестной оценки со стороны своего начальника, который писал, что Штраух никак не подходит для занимаемой должности. Рисуя образ звероподобного, импульсивного, взрывного, непоследовательного человека, автор отзыва заключал: «Наиболее заметной эта сторона его личности становится после употребления алкоголя. Частное поведение командира, в особенности в ходе попоек, влияет на поведение его подчиненных».

Обычно злоупотребления алкогольными напитками влекли за собой лишь официальные напоминания о необходимости быть трезвым. В случае со Штраухом, однако, перевод на другое место службы рассматривался как абсолютно необходимый, и потому в 1943 году он продолжил свою карьеру в должности командующего СС в Валлонии. Его проблемы с выпивкой воспринимались как следствие условий, в которых приходилось трудиться в Минске; в целом такая трактовка обстоятельств вела к снисхождению, которое удовлетворяло всех оккупантов. Из-за особенностей службы на Востоке начальство считало естественным тот факт, что пили здесь гораздо больше. Среди немцев в Минске ежедневная выпивка настолько вошла в норму, что газета «Minsker Zeitung» с нескрываемой радостью писала – пусть даже это и шло вразрез с официальной линией, которая формально осуждала употребление алкоголя, – о восстановлении ликероводочного завода. Вермахт перезапустил цех, который стал производить пол-литровые бутылки, предназначенные для «укрепления» солдатского духа.

Минский опыт: немецкие оккупанты и повседневная жизнь в столице Белоруссии (продолжение)

Связанные записи