История в Центральной и Восточной Европе имеет большое значение, и очень часто исторический опыт региона противоречит некоторым обещаниям глобализации. Больше, чем в любом другом европейском регионе, люди в Центральной Европе осознают как преимущества, так и оборотные стороны мультикультурализма. В то время как в западной половине Европы встречи людей с представителями неевропейского мира были обусловлены наследием колониальных империй, центральноевропейские государства родились в результате распада империй и последовавших за ними этнических чисток.
В XIX веке этнический ландшафт западной части Европы был гармоничным, как пейзаж Каспара Давида Фридриха, а в центральной он был больше похож на картину Оскара Кокошки. Если в довоенный период Польша была мультикультурным обществом, где более трети населения составляли немцы, украинцы или евреи, то сегодня Польша является одним из самых этнически однородных обществ в мире: 98% населения страны составляют этнические поляки. Для многих из них возвращение к этническому разнообразию означает возвращение в смутные времена межвоенного периода. И если Европейский союз основан на французской концепции нации (принадлежность к ней определяется как лояльность по отношению к институтам республики) и германской концепции государства (мощные Länder (федеральные земли) и относительно слабый федеральный центр), то в Центральной Европе государства построены на обратном принципе: они сочетают в себе французское восхищение централизованным и всемогущим государством с немецкой идеей, что гражданство означает общее происхождение и общую культуру.
По мнению французского политолога Жака Рупника, жители Центральной Европы во время кризиса, связанного с притоком беженцев, были особенно возмущены критикой в свой адрес со стороны Германии, потому что именно от немцев в XIX веке в Центральной Европе заимствовали идею нации как культурного единства.
Посткоммунистический переходный период
Но ресентимент, ощущаемый людьми в Центральной Европе в отношении беженцев, уходит своими корнями не только вглубь истории региона, но и в опыт посткоммунистического переходного периода. После коммунизма и либеральных реформ повсеместно распространился цинизм. Центральная Европа является чемпионом мира в области недоверия к институтам. Столкнувшись с притоком мигрантов и боясь экономической нестабильности, многие жители Восточной Европы чувствуют себя обманутыми в своей надежде на то, что вступление в ЕС будет означать начало процветания и жизни без кризисов.
«Мы беднее западных европейцев, — говорят они, — поэтому как может кто-нибудь ожидать от нас солидарности? Нам обещали туристов, а не беженцев». Турист и беженец стали символами двух сторон глобализации. Туристы представляют ту версию глобализации, которая нам нравится. Привлечение туристов и отказ от мигрантов: вот кратчайшая формула идеального мира с точки зрения Восточной Европы. Турист — это хороший иностранец. Он приезжает, тратит деньги, улыбается, восхищается и уезжает. Он дает нам почувствовать связь с большим миром, не взваливая на нас свои проблемы. В отличие от него, беженец, — который может быть и вчерашним туристом, — является символом угрожающего характера глобализации. Он приезжает, привозя с собой все несчастья и неприятности большого мира.
Утопические мечты поверх границ
(последует)