«Ихъ же добрѣ никто не вѣсть, кто суть»: взаимодействие Руси с монголами

В 1223 году, когда русские впервые столкнулись с монголь­ской разведкой боем в западных степях, возглавляемой Джебе и Субудаем, после того как она прошла на север через Кавказ, русские, конечно, не знали, кто такие монго­лы. Но они осознавали, какого рода это люди: того же, что половцы. С десятого по начало тринадцатого столетия, в так называемый киевский период, Русь имела обширные возможности для знакомства с центрально-азиатскими кочевниками-скотоводами, от хазар до печенегов и по­ловцев (кипчаков). И русские знали, что монголы не являлись православными христианами, они были «погаными». После монгольской победы на реке Калке русские были рады видеть, что они ушли, хотя летописец признавался, что не знает куда, и выражал надежду, что они никогда не вернутся.

Но монголы, разумеется, вернулись и между 1237 и 1240 гг. завоевали всю лесную зону Руси. Русь оказалась подчинена монгольской власти, сначала в лице Великой Монгольской империи со столицей в Каракоруме, позже — улуса Джучи на Средней Волге. Термин «Золотая Орда», ныне общеупо­требительное обозначение улуса Джучи, является ретроспективным русским изобретением XVI в., которое никогда не встречается в средневековых источ­никах; термин «Кипчакское ханство» — современное научное изобретение, экстраполяция географического понятия «Кипчакская степь» для описания главной части Джучиева улуса. Средневековые русские авторы чаще все­го употребляют термин «Орда» или, позже, «Волжская Орда». Ликвидация монгольской власти традиционно связывается со «Стоянием на реке Угре» в 1480 г., но это событие не приобретало такого значения в глазах русских лю­дей ранее середины XVI столетия. Предшествующий период традиционно определяется как эпоха «татарского ига», термином, который был изобретен в XVI в. не русскими, а европейцами[1], и не проникал в русские тексты до вто­рой половины XVII в. Следовательно, современный научный словарь относи­тельно монгольского периода русской истории далеко ушел от того, что имеет место в средневековых русских источниках; и такая анахроничная термино­логия ведет к искажению средневековых русских представлений о монголах.

Очевидно, что в отношении более двух с половиной столетий монгольской власти невозможно однозначное суждение, было монгольское влияние «хоро­шим» или «плохим», хотя историки, конечно, не переставали пытаться сделать это. Монгольское завоевание входит в число наиболее спорных вопросов рус­ской историографии. Одни авторы считают, что монголы не оказали воздей­ствия, большинство полагает, что оно было исключительно негативным, стало причиной русской отсталости и даже варварства, а по мнению абсолютного меньшинства, монгольская власть имела, по крайней мере некоторые, выгод­ные последствия. Отводя такие упрощающие подходы, мы можем отметить, что взаимодействие Руси с монголами не было неизменным во времени, пространстве и по отношению к разным общественным слоям, но представляло собой постоянно меняющийся калейдоскоп противоречивых элементов, что было свойственно для всех частей Монгольской империи. Современная рус­ская враждебность к монголам есть часто смесь средневековой и восходящей к раннему Новому времени религиозной антипатии с современными нацио­нальными, европейскими, расовыми и культурными предрассудками. В наши дни не только русские интеллектуалы, но большинство русских явно стесня­ются мысли, что «нецивилизованные» средневековые кочевники завоевали «цивилизованную» Русь. Исторические теории, которые пытаются обойти это «пятно на русской чести» путем более позитивного взгляда на монголь­скую власть, такие как: геополитическая теория евразийства, обычно стано­вятся оправданием российского империализма и имеют небольшую научную ценность.

[1] Большинство современных исследователей не применяют термин «иго» или употребляют его в кавычках. Данную характеристику русско-ордын­ских отношений неверно представлять себе как принадлежащую совре­менникам событий. Впервые она встречается (в латинской форме — iugum) у польского хрониста Я. Длугоша, в 1479 г., в России же появляется толь­ко в XVII столетии.

Ч. Дж. Гальперин, «Историческій вѣстникъ», томъ X (157), «Монгольскія завоеванія и Русь»