Еще при жизни Будды в долине Ганга появились признаки возникновения империи. В 493 г. до н. э. Аджаташатру стал царем Магадхи; говорили, что он, охочий до власти, убил царя Бимбисару, своего отца и друга Будды. Аджаташатру продолжил отцовскую политику военных завоеваний и выстроил небольшой форт на реке Ганг, который Будда посетил незадолго до смерти (впоследствии это будет славная столица Паталипутра). Аджаташатру также аннексировал Кошалу и Каши и победил конфедерацию племенных республик. Поэтому, когда он умер в 461 г. до н. э., царство Магадха господствовало в долине Ганга. За ним правили пять посредственных царей, сплошь отцеубийцы, после чего узурпатор Махападма Нанда, шудра, основал первую некшатрийскую династию и еще более расширил пределы царства. Богатство династии Нандов, основанное на очень эффективной системе налогов, вошло в поговорку, и идея создания империи начала приживаться. Когда молодой авантюрист Чандрагупта Маурья (еще один шудра) узурпировал трон Нандов (321 г. до н. э.), царство Магадхи стало империей Маурьев.
До Нового времени ни одна империя не могла создать единой культуры; она существовала лишь для изъятия ресурсов у подчиненных народов. Народы время от времени бунтовали, поэтому император едва ли не постоянно воевал: либо с мятежниками, либо с аристократами, пытавшимися его свергнуть. Чандрагупта и его преемники правили из Паталипутры, силой меча покоряя стратегически и экономически важные соседние области. Эти области вошли в государство Маурьев и управлялись наместниками, подотчетными императору. На периферии империй находились буферные зоны: земли, богатые лесом, полудрагоценными камнями и слонами; империя не пыталась навязать им прямое правление, но использовала местных жителей, чтобы выкачивать их ресурсы; время от времени эти «лесные народности» сопротивлялись Маурьям. Основная задача имперского управления сводилась к сбору налогов. В Индии уровень налогообложения варьировался от области к области и составлял от шестой части до четверти сельскохозяйственной продукции. Со скотоводов брали подати сообразно размеру и производительности их стад. Подати и таможенные пошлины существовали и для торговцев. Считалось, что властителю принадлежит вся невозделываемая земля; и как только какую-то землю расчищали, на нее насильно переселяли шудр, живших в перенаселенных областях империи Маурьев.
Таким образом, империя целиком опиралась на вымогательство и насилие. Военные кампании добывали государству новые пашни, трофеи и пленников, становившихся рабочей силой. Поэтому может показаться странным, что первые три императора из династии Маурьев были покровителями ненасильственных сект. Чандрагупта отрекся от престола (297 г. до н. э.) и стал джайнским аскетом; его сын Биндусара был сторонником строго аскетической школы адживики; Ашока, занявший трон в 268 г. до н. э. после убийства двух своих братьев, отдавал предпочтение буддистам. Как шудрам этим царям никогда не разрешалось участвовать в ведийских обрядах (да и сами они, наверное, считали эти обряды чуждыми и неприятными), а независимый и эгалитарный дух неортодоксальных сект им импонировал. Однако Чандрагупта понял, что невозможно быть царем и джайном одновременно, а Ашока не стал даже мирским буддистом до конца своего правления. И все же Ашока наряду с Махавирой и Буддой стал одной из ключевых политических и культурных фигур Древней Индии.
Взойдя на престол, он принял титул Деванампия (милый богам) и продолжил расширять империю, которая теперь раскинулась от Бенгалии до Афганистана. В первые годы правления Ашока жил несколько распущенно и заслужил репутацию человека жестокого. Однако все изменилось приблизительно в 260 г. до н. э., когда он сопровождал имперское войско подавлять восстание в Калинге (нынешний штат Орисса) и пережил удивительный опыт обращения. Во время этой военной кампании 100 000 калингских солдат полегло в битве, многократно большее число умерло от ран и болезней впоследствии и 150 000 человек были депортированы на окраины страны. Ашока был глубоко потрясен увиденным горем. Здесь мы можем вспомнить Гильгамеша: на войне бывают ситуации, когда грубая реальность прорывается сквозь панцирь культивируемого бессердечия. О своем раскаянии он заявил в эдикте, выбитом на большой скале. Ашока не перечисляет ликующе число жертв вражеской стороны (как поступали большинство царей), а признается: «Убийство, смерть и изгнания чрезвычайно огорчили Деванампию и отягощают его ум». Он предупреждает других царей, что военные завоевания, слава побед и царские облачения преходящи. Если уж приходится посылать войско, необходимо воевать максимально гуманно, а победу добывать «с терпением и легким наказанием». Единственной подлинной победой может быть личное подчинение «дхамме», нравственному кодексу сострадания, милосердия, честности и внимательности ко всем живым существам.