Римский договор стал коперниканским переворотом в истории европейской демократии; в тот момент казалось, что национализм и нации остались в прошлом. Однако вместе с Лиссабонским договором в Европу вернулся и национальный эгоизм, так что сегодня возникает вопрос: что будет определять будущее Европы — универсализм или одномерность?
1. Всем известно, что в первой половине XVII века убедить Ватикан в правильности точки зрения Коперника было невозможно. Папа, инквизиция, церковные сановники, духовенство, проповедующее с кафедр, и все их политические союзники, католические князья, цари и императоры — все придерживались точки зрения Птолемея. Впрочем, как и все остальные — по привычке, основанной на опыте: в конце концов, все видели, что Солнце вращается вокруг Земли, что утром оно восходит, затем проходит над землей и вечером садится. И было отрадно знать, что так было, есть и будет всегда: Бог поместил человека в центр Вселенной, которая вращается вокруг него, под неусыпным взором Всемогущего. Уверенность в том, что жизнь имеет смысл, что длань Господня защитит нас, несмотря на все страдания в этой юдоли слез, была, хорошо это или плохо, основана на птолемеевой картине мира.
В наши дни многие не прочли даже десятую часть того множества книг, которые изучил папа Урбан VIII, покровитель наук, — тот самый папа Урбан, который судил Галилео и вынудил его отказаться от своих взглядов.
Интересно и странно в этом всем то, что такое упорное сопротивление разуму и знаниям стало возможно только потому, что на самом деле система работала, пусть даже на основе ложного мировоззрения. Люди жили, трудились или воровали, ели и пили, любили и ненавидели, стремились к признанию, повиновались законам, боялись смерти или искали ее, размножались, умирали естественной или насильственной смертью, внезапно или после долгих страданий, в мире или озлобленными. В принципе, под солнцем Птолемея происходило все то же, что и под солнцем Коперника. Люди могут обходиться любой, даже самой безумной картиной мира. Неважно, что и вокруг чего вращается, главное — процесс идет. И вдруг все меняется — вдруг мировоззрение, которое на протяжении многих веков казалось правильным и на данном конкретном историческом этапе соответствовало потребностям и возможностям людей, а также их опыту, в конце концов, оказывается неверным и мешает двигаться вперед. Безумная идея горстки людей со временем становится общим местом даже для самых ограниченных умов. Но самое поразительное — циничное, парадоксальное и просто странное — в этой истории то, что, согласно демографическим данным, только в 1957 году численное соотношение людей, живущих на этой планете и признающих гелиоцентрическую модель Коперника, уравнялось с числом тех, кто верил в геоцентрическую систему, доминирующую на протяжении предшествующей истории человечества.
Почему 1957-й? Неужели это простое совпадение? 1957 год был годом Римского договора, договора о создании институтов, объединяющих европейское сообщество. Это был год начала официальной и осознанной политики создания Европейского союза — коперниканской революции в политическом и социальном мировоззрении.
Вы, конечно, скажете, что новая политическая картина мира не может сравниться с новым научным открытием. В прагматическом смысле это, безусловно, верно, как верно утверждение папы Урбана VIII о том, что невозможно опровергнуть религию с помощью телескопа!
2. Но я посмотрел в телескоп и увидел: национальные государства отмирают. И вот мы переходим к нашей теме: европейская интеграция должна неизбежно привести к исчезновению национальных государств. И это правильно. Конечно, я не могу убедить в этом представителей политических элит, обозревателей национальной прессы и всех других первосвященников национальной идентичности и защитников национальных интересов, как не могу убедить их в разумности постнационального мировоззрения. Возможно, я не смогу убедить в этом даже вас. Тем не менее, позвольте мне сказать: чем раньше вы осознаете и примете этот факт, чем раньше организуете свою жизнь в соответствии с ним, тем лучше для вас и ваших детей. Это не мнение. Мнение, как справедливо заметил Гегель, — это личное дело, это то, чего придерживаюсь только я. Нет, речь идет о факте. Чтобы обезопасить себя, позвольте мне сразу сказать, что я не верю в то, что у истории есть цель, также как не считаю, что у нее есть смысл. С другой стороны, существуют исторические процессы; жизнь человечества на этой планете может быть воспринята только как производство истории, так же, как индивидуальная жизнь является производством биографии, и только биография может в полной мере определить, кем является индивид. Мыслить исторически и в перспективе — значит находить смысл в бессмысленном, придавать форму событиям жизни, а не просто проживать их. Сегодня в мировоззрении подавляющего большинства людей вера в идею «нации», вера в ее рациональную основу, вера в почти онтологическую и, следовательно, неискоренимую связь человеческих существ с «национальной идентичностью» приняла чуть ли не религиозный характер. Тенденции и движения в направлении ренационализации, свидетелями которых мы являемся, лежат в сфере конфликтов на почве веры и религиозных войн, только в глобальном масштабе. Несмотря на исторический опыт национал-социализма и его кровавый след смерти и разрушений, тот факт, что многие люди безоговорочно верили в эту идеологию, так до сих пор и не смог поколебать веру в идею «нации».
Когда национальное объединение Германии было только невинным устремлением, каждый немец, глядя на кусочек хлеба с маслом, с гордостью восклицал: «Немецкий хлеб! Немецкое масло!» Вы можете прочитать об этом у Вильгельма Раабе. Все же Раабе был мастером благожелательной иронии, которая впоследствии была неверно истолкована как уютный немецкий юмор и сегодня уже никому не понятна. Сегодня, даже если это звучит смешно, иронично или абсурдно, веселье определенно закончилась, когда национализм продемонстрировал, на что он способен, обернувшись кровавыми битвами за национальное объединение, смертоносными захватническими войнами и всеми ужасами расизма, включая Холокост.
В период расцвета немецкого национального самосознания масло было уже в дефиците и его заменили маргарином. Интересно то, что Адольф Гитлер (в «Застольных беседах») говорит об этом: «Кто-то случайно назвал наш маргарин “заменителем масла”. А под заменой, конечно, подразумевается нечто уступающее по качеству. Но в истории не раз случалось так, что замена со временем становилась самостоятельным продуктом. Итак, в его борьбе за выживание, немецкий народ в конечном итоге принял замену как нечто подходящее и необходимое!»
Через некоторое время вегетарианец Гитлер призвал немецкий народ отказаться и от маргарина. Каждый грамм жира должен был использоваться для оружейной смазки. Масло – маргарин – оружейная смазка. Простите меня за это отступление, но оно достаточно актуально, поскольку я едва ли смогу найти лучший пример, чтобы представить здесь историю национализма во всем ее блеске и ужасе. Я просто хочу вас спросить: каковы ваши потребности и желания? Попробуйте рассмотреть масло как символ того, что происходит с вами! Чего вы хотите в действительности? Сможете ли вы довольствоваться заменой, оружейной смазкой? Вам это подойдет?
3. Я еще ничего не сказал о том, почему национализм, а вместе с ним и нации, могут и должны остаться в прошлом, но я уже предвижу возможные возражения: почему мы сводим национализм к его искажениям? Почему нельзя говорить о национальной гордости, национальном самосознании, национальном чувстве как чувстве принадлежности одному сообществу, о свободном от искажений, открытом, гостеприимном и радостном национализме? Иными словами, о патриотизме, — и что не так с патриотизмом? Зачем вообще необходимо преодолевать разделение человечества на нации?
Помните ли вы Чемпионат мира по футболу в Германии 2006 года? Я помню его очень хорошо. То, что там произошло, было совершенно беспрецедентным в истории футбола: болельщики стали своими собственными фанатами. Энтузиазм по поводу игры немецкой команды перерос в еще больший энтузиазм по поводу того, как немецкая общественность и немецкие СМИ выражали свою национальную гордость. Немецкая команда покинула чемпионат, но немецкие болельщики продолжали чествовать самих себя и подбадривать друг друга. Когда я жил в Бразилии в 1980-х, я был свидетелем двух чемпионатов мира по футболу, в которых Бразилия, разумеется, принимала участие. Думаю, вам не нужно объяснять, до какой степени бразильцы помешаны на футболе, какое место занимает футбол в политической и социальной жизни этой страны. Но даже там я не видел ничего подобного тому, что произошло в Германии в 2006 году. Болельщики, несмотря на проигрыш своей команды, продолжали болеть за самих себя и радоваться даже после того, как их команда выбыла из турнира, просто потому, что им нравилось чувствовать и прославлять национальную гордость, а также видеть, как реет по ветру их национальный флаг. Никогда еще на чемпионатах мира по футболу я не видел, чтобы СМИ обсуждали, анализировали и комментировали не сами матчи, а настроение болельщиков. Каждый день лучшие умы на страницах немецких интеллектуальных изданий размышляли над тем, как чудесно, что Германия, наконец, смогла спокойно выражать гордость за свой черно-красно-золотой флаг и за свою нацию. Не проходило ни дня без телевизионного ток-шоу, в котором немецкие политики, экономисты и художники поздравляли друг друга с тем, что Германия «наконец стала нормальной». Вся Германия хором пела: «Я хочу стать прежней!», а средства массовой информации вторили: «Ты сможешь!»
Помните ли вы это? Я не знаю, что вы об этом думаете, оборачиваясь назад, но я могу вам сказать, что для меня это абсолютно ненормально. На самом деле, я был шокирован. С одной стороны, я не считаю нормальным, когда мнимая нормальность воспевает себя с эдаким энтузиазмом. Во-вторых, я всегда считал прогрессом то, что после 1945 года робко, но через некоторое время довольно четко Германия заявила, что национализму нельзя доверять или, во всяком случае, он никогда не сможет быть невинным и веселым. То, что в 2006 году было отмечено как «прогресс» («Мы можем снова, мы можем еще раз!»), на самом деле было шагом назад. Любое коллективное самолюбование, даже если оно кажется безобидным, является выражением ненависти, которая в момент кризиса не только бесконтрольно «прорывается» наружу, но может быть затребована и вызвана для того, чтобы объединить сообщество. По этой причине — в-третьих, и в самую первую очередь, — я сразу понял, что стоит вам только дать этой массе знаменосцев палку, указав на тех, кто не принадлежат этому бодро возрождающемуся национальному сообществу, а наоборот угрожает его существованию, — и вы увидите, что станет с радушием и вновь обретенной невинностью. Прошло не так много времени, и это сообщество нашло своего врага: это были «греки». Неужели вы не обратили внимание? Для метода, которым национализм скрепляет коллективы, характерно воспринимать внешний мир как состоящий исключительно из других коллективов. Греки «ленивы и коррумпированы», греки «живут на наши деньги». Невероятно, как быстро можно превратить воодушевление в гнев и негодование против абстрактного коллектива — «греков». Разве не об этом говорят почти идентичные заголовки в Frankfurter Allgemeine Zeitung и Bild? Но как вы думаете, было ли такое возможно десятью годами ранее? Это было подстрекательством к расизму в чистой и неприкрытой форме. Вы считаете это нормальным? Я раскрою вам, что думаю: да, вы считаете, что это нормально. Каждый день вас отравляли ядом и, когда его доза увеличилась, вы сочли это нормальным, просто потому что научились верить в справедливость аргументов, «оправдывающих» расизм. Иными словами, я хочу отметить, что не бывает нормальногонационализма, без искажений, так же как не бывает жареной свинины без свинины. Люди существуют в контексте заданных обстоятельств — это нормально. И только в рамках этого конкретного набора обстоятельств ложное мировоззрение создает видимость того, что оно оправданно и согласуется с вашим опытом. Конечно, кто-то способен изменить обстоятельства, но даже если нет, они меняются все равно.