В препирательствах, возникших в 1811 г. между Наполеоном и Александром, речь заходит и о Варшавском герцогстве. Александр подозревает императора французов в намерении восстановить Польшу; Наполеон приписывает Александру желание захватить Варшавское герцогство. Что было справедливо в этих взаимных нареканиях? Собирался ли действительно Наполеон I возродить Речь Посполитую? Не было ли к тому серьезных препятствий? Получили ли поляки какие-либо определенные обещания? Не считать ли, наоборот, роковой политической ошибкой, уменьшившей шансы предпринятого французского похода, выжидательное отношение, в какое Наполеон стал к вопросу о воссоздании Польши и Литвы? Таков ряд вопросов, какими задались иностранные и русские повествователи, отчасти по случаю наступающего столетия Отечественной войны, отчасти под влиянием вновь обнародованных материалов. В сборнике, изданном под общей редакцией гг. Дживилегова, Мельгунова и Пичета, разбираются все эти вопросы. Варшавское герцогство, созданное Наполеоном в 1807 году, — пишет г. Рябинин, — результат сложной дипломатической работы: оно должно было удовлетворить видам Наполеона, вознаградить поляков на кровь, пролитую ими под французскими знаменами, и возбудить в участницах польских разделов, Австрии и России, тревогу за целость их польских владений. По Тильзитскому договору от 25 июня (7 июля) 1807 года на престол вновь образованного Великого герцогства Варшавского был возведен саксонский король Фридрих-Август. Созданием Варшавского герцогства Наполеон ослаблял Пруссию, лишая ее значительной части ее территории, и создавал удобный базис для возможных будущих военных действий против России и Австрии. Государству, выкроенному из коренных польских областей, Наполеон дал чуждо звучавшее в ушах поляков название Варшавского герцогства. Он тщательно избегал в официальных актах слов поляк и польский, желая рассеять опасения России и Австрии за целость отобранных ими у Польши владений. Давая конституцию населению Варшавы и Великой Польши, Наполеон обязался согласовать ее со спокойствием соседних государств, т.е. не включать в нее ничего такого, что бы могло служить признанием прав поляков на польские земли, присвоенные себе этими государствами.
Образование незначительного герцогства, насчитывающего всего 2 миллиона 400 тысяч жителей, не считалось ни поляками, ни самим Наполеоном достаточным вознаграждением за военную помощь, оказанную поляками французам во всех их войнах с 1797 по 1801 г., а равно и в 1806 году, когда с французскими войсками дралась бок о бок и организованная по призыву Наполеона польская армия. Представившейся ему польской депутации Наполеон заявил, что стеснен в решении польского вопроса подозрительностью соседних монархий. После перехода французов через Неман один из саперов наполеоновских полчищ на вопрос подъехавших к ним казаков: «Что вы за люди и зачем вы в России?» — ответил: «Мы французы, пришли воевать с вами, взять Вильну и освободить Польшу» (см.: мемуары Сегюра. Т.I. С. 126). Он способен вызвать в уме представление, что война 1812 года имела, между прочим, в виду установление польской независимости. Но было ли так на самом деле? В интересной статье, написанной г. Погодиным и озаглавленной «Наполеон и Польша», рассказывается, что раз война с Россией стала неизбежной в глазах императора, он счел нужным отправить в Варшаву резидентом человека, известного своим сочувствием полякам, а именно Баньона; на него возложена была миссия подготовить общественное мнение Польши к войне с Россией; в инструкции, данной ему Наполеоном, поляки могли найти мысли, особенно им дорогие. На нового резидента возлагалась обязанность «дать правительству герцогства направление, которое подготовило бы его к великим переменам, имеющим быть осуществленными императором на пользу польского народа». «Намерение императора, — значилось далее в этом акте, — заключается в том, чтобы организовать Польшу в пределах всей или части прежней ее территории, не прибегая для этого к войне … Без восстановления Польши, — говорится далее в том же акте, — Европа не будет иметь надлежащих границ со стороны России: Австрия и Германия будут противопоставлены непосредственно сильнейшему государству на свете. Истинные намерения Наполеона были, однако, далеки от только что выраженных пожеланий; в ноте, отправленной почти одновременно в Петербург, шла речь о готовности императора французов отказаться от всякого предприятия, которое могло бы повести к восстановлению Польши. Депеша, разумеется, была тайной и поэтому не могла изменить отношения к нему поляков. Во время подготовки к войне с Россией Наполеону необходимо было обеспечить себе поддержку Пруссии и Австрии. Этим объясняется заключение им договора с империей Габсбургов, в состав которого были включены тайные пункты, касавшиеся Галиции. Галиция должна была остаться и впредь во владении Австрии; в том же случае, если бы ее часть отошла к Польскому королевству, Австрии было обещано присоединение к ней Иллирийских провинций. Перед своим походом в Россию Наполеон 30 мая 1812 года прибыл в Познань; здесь выработан был проект образования генеральной конференции и было условлено, что она прибегнет к Наполеону с просьбой восстановить прежнюю Польшу, за исключением из нее Галиции; та же конференция должна была обратиться и к населению прежней Речи Посполитой с предложением объединиться с герцогством Варшавским. При этом прежде всего имелась в виду Литва; восстание ее против России входило, очевидно, в расчеты Наполеона. Воспоследовавшая замена Биньона аббатом Прадтом была понята поляками как ручательство в том, что Наполеон намерен обратить Варшаву в столицу большого самостоятельного государства. В своем обращении к солдатам Наполеон одновременно называет войну с Россией «второй польской кампанией». Принимая польских делегатов, он не отказывался от раздачи двусмысленных обещаний.
В мемуарах одного из участников похода, доктора Генриха фон Брандта, появившихся еще в 1869 г. и отрывки из которых перепечатаны недавно Кирхейненом в сочинении «Гибель Наполеона», отмечен ряд интересных подробностей насчет впечатления, произведенного Наполеоном в польских землях. Брандту пришлось быть в Польше 27 мая, во время проезда Наполеона; он говорит (к сожалению, с чужих слов) о том дурном впечатлении, какое император произвел на польскую знать, собранную в рефектории иезуитского монастыря для его встречи. Увидев ее наряженной в придворные костюмы, Наполеон обратился к ней со словами: «Мне приятнее было бы видеть вас обутыми в сапоги со шпорами, с привешенным к поясу мечом — так, как были одеты ваши предки на случай набега татар и казаков; времена, в которые мы живем, таковы, что надо быть вооруженным с ног до головы и держаться за рукоятку сабли». Сам Наполеон, по-видимому, остался недоволен слишком молодым составом избранных в Познани рекрутов: «Я нахожу солдат чересчур юными — мне надо людей, способных выносить усталость, подростки же годны только к тому, чтобы наполнять ими госпитали».
Тот же свидетель, в бытность свою в Вильно, отмечает впечатление, какое произвели слова, сказанные Наполеоном в ответ на адрес, поднесенный ему 28 июня депутацией от Варшавского сейма, с сенатором Выбыцким во главе. Выбыцкий закончил свою речь следующим образом: «Скажите только, государь, что Польское королевство существует, и ваш декрет всем миром будет признан за реальность». Наполеон, отвечая ему, стал настаивать на той мысли, что ему приходится мирить много противоречивых интересов и осуществлять немало обязательств. «Я люблю вашу нацию, — сказал он, — я сочувствую всему вами сделанному, я разрешаю ваши новые усилия; все, что будет зависеть от меня для осуществления ваших резолюций, я сделаю; если ваши усилия будут единодушны, вы вправе надеяться, что враги ваши вынуждены будут признать ваши права, но в этих отдаленных странах на единодушие усилий населяющих их жителей вы должны опирать все ваши надежды на успех. Я высказался в том же смысле и при первом моем появлении в Польше; считаю нужным прибавить, что мною гарантирована австрийскому императору целость состоящих под его властью государств, и поэтому мне невозможно допустить никакого шага, который поколебал бы мирное обладание им тем, что осталось у него от польских провинций. Если Литва, Самогития, Витебск, Полоцк, Могилев, Волынь, Украина, Подолия будут одушевлены теми же чувствами, какие я нашел в Великой Польше, Провидение, несомненно, увенчает успехом наше великое дело; оно вознаградит вашу преданность родине, которая сделала вас столь заслуживающими сочувствия; этой преданностью вы завоевали себе мое уважение и покровительство» (см. «Историю консульства и Империи» Тьера, брюссельское изд., 1858 г. Т. XIV, стр. 115 и 116).
Автор мемуаров, доктор фон Брандт, сообщает, что один из весельчаков, солдат его роты истолковывал слова императора так: «конфедерация, провозглашенная в Варшаве с разрешения Наполеона, означала в сущности то, что французы так же охотно будут грабить Литву, как они уже ограбили Польшу».
Вопросу о возникновении польской конференции в 1812 г. г. Пичета посвящает особую статью. Но к занимающему нас вопросу она не прибавляет, к сожалению, ничего нового к известному повествованию Тьера.
Мы до сих пор не имеем данных для проверки показаний мадам де Сталь о том, будто бы при свидании с русским посланником, министром полиции Балашовым, Наполеон в Вильне сказал о поляках следующее: «Уж не воображаете ли вы, что я очень озабочен судьбой этих якобинцев?» Шатобриан, приводящий в своих мемуарах «Из-за могилы» это свидетельство мадам де Сталь, прибавляет, что по своим связям она имела возможность черпать свои сведения из самых достоверных источников.
Та же мадам де Сталь утверждает, что в письме к графу Румянцеву один из министров Наполеона предлагал даже вычеркнуть имя Польши и поляков из официальных актов. Во всем этот Шатобриан видит доказательство того, что Наполеон чувствовал отвращение к «храбрым просителям, озабоченным возрождением своей родины».
Документы, недавно отпечатанные Виленской комиссией для разбора древних актов (т. XXXVII) и относящиеся к истории Отечественной войны 1812 года, касаются, между прочим, и той организации, какую получило управление Великого Княжества Литовского во время занятия его французами, начиная с 1 июля 1812 г. Сказать, однако, чтобы эти материалы представили в новом свете вопрос, так обстоятельно изученный еще Тьером, было бы несомненным преувеличением. Они заключают в себе в переводе те же самые источники, какими при изображении гражданской части управления, заведенного в России французами, пользовался автор «Истории Консульства и Империи». По занимающему нас вопросу нет также почти никаких новых данных в изданной бароном Байем в 1912 году книге «Смоленск. Происхождение его эпопеи в 1812-м году», с прибавкой слов «на основании неизданных источников». Отпечатанные здесь акты более касаются самого хода военных действий в Смоленске и его окрестностях, материального и духовного состояния французской армии, вопроса о продовольствии войск и т.д. , нежели гражданской администрации занятых французами земель. Того же нельзя сказать об исторических материалах, извлеченных из сенатского архива под наблюдением А.И. Блинова, приват-доцентом СПб Унив[ерситета]. П.И.Гронским; они касаются главным образом устройства временного управления Москвой вслед за ее занятием французами, и не одной только Москвой, но и Смоленском. Я намерен коснуться ближайшим образом всех этих данных, более или менее восполняющих те сведения, какие сообщили нам на этот счет историки Наполеоновского похода в Россию.
Так как гражданский правопорядок, установленный завоевателем, был везде один и тот же, то я считаю возможным говорить о нем в применении ко всем занятым французами областям. Указом Наполеона от 1 июля 1812 г., изданным в Вильне, правительство Великого Княжества Литовского было устроено следующим образом: во главе была поставлена комиссия из пяти человек, не считая генерального секретаря; отдаленным прообразом ее, очевидно, служила пятилетняя французская Директория 1795 г. и возникшие по ее образцу Директории в отдаленных департаментах; этой комиссии вверено было заведование финансами края, доставка провианта, организация местного ополчения — народной гвардии и жандармерии. При комиссии установлена должность императорского комиссара; комиссии подчинены коллегиальные управления, созданные по губерниям — Виленской, Гродненской, Минской и Белостокской; их личный состав ограничен тремя членами. Председательство в провинциальной комиссии принадлежит интенданту, очевидно, призванному играть ту же роль, какую во французских департаментах исполняют префекты; вот почему подчиненное ему лицо, поставленное во главе уезда, носит то же название, какое со времен Империи придано во Франции старого порядка должности «субделегата интенданта». Что касается до городского управления, то Вильна поставлена была во власть мэра, четырех советников, носящих названия adjoints, или адъюнктов — название со времен революции, введенное и во Франции; мэр со своими адъюнктами является исполнительным органом по отношению к совещательному органу, муниципальному совету — опять-таки учреждению, скопированному с французского образца. Я касаюсь одного гражданского устройства, а не военного; иначе мне пришлось бы говорить о сформировании народной гвардии и жандармерии. Еще два слова о семи комитетах, организованных Наполеоном при временном правительстве Великого Княжества Литовского; эти комитеты ведали: один — продовольственной частью, другой — полицией, третий — финансами, четвертый — военной частью, пятый — внутренними делами, шестой — народным просвещением, седьмой — судебными порядками. Каждый комитет является коллегией, по меньшей мере, из пяти и не более десяти членов. О том, как организовано было провинциальное и уездное управление, можно судить по следующему: из Минской губернии был образован департамент; во главе его поставлена комиссия, разделившаяся на три отделения: продовольствия, полиции и финансов. Губернатором или интендантом назначен был генерал французской армии Драниковский, обязанности которого временно исполнял генерал Барбанегр; в каждом уезде создана была пятичленная комиссия, по назначению центральной. Уезды были разделены по французскому образцу на кантоны, каждый с особым подкомиссаром, обязанным исполнять все распоряжения по уезду. В городах возникли магистраты и ратуши, подчиненные уездным комиссиям; уездные комиссии, подобно губернским, подразделены на отделения — продовольствия, финансов и полиции. Рядом с комиссией в уезде установлена и должность подпрефекта; он наблюдает за порядком, безопасностью и производит раскладку повинностей. В помощь ему даны два советника. Подпрефектами призваны служить прежние предводители дворянства; отказ от должности не допускается. На таких же приблизительно началах устроены были три дня спустя после занятия Смоленска его муниципальная и департаментская организации. Аудитор французского государственного совета, Арман де Вилльбланш, назначен был интендантом Смоленской губернии; им создан был муниципальный совет, на который возложена забота о возвращении жителей в свои дома; председателем муниципального совета и мэром был назначен отставной титулярный советник Ярославлев, секретарем — учитель гимназии Ефремов, как хорошо знавший французский язык. 17-го августа Вилльбланш издал прокламацию, в которой приглашал жителей Смоленской губернии доверчиво относиться к французам и по всем делам обращаться в составленное в Смоленске из «высших русских сограждан» новое присутствие, называемое «муниципалитет», т.е. «градоправительственный совет». Главной обязанностью этого совета было снабжение французской армии провиантом и фуражом, распределение войска по квартирам, поддержание чистоты в городе, снабжение французов необходимыми строительными и прочими материалами, предоставление в их распоряжение необходимого количества рабочих и, наконец, сношение с комиссарами, назначенными французами в уездах и набранными из русских помещиков. Большинство местных обывателей старалось уклониться от несения возложенных на них обязанностей. Французские власти вынуждали их согласие, часто под угрозой смерти. Комиссарам из дворян-помещиков, нередко определявшимся на службу без предварительного их опроса о согласии, поручено было восстановить и охранять порядок, выслушивать и принимать всевозможные жалобы и ходатайства, снабжать провиантом и фуражом город Смоленск и французскую армию, по требованию интендантов. Те же комиссары нередко заботились об охране имущества местных жителей от грабежа, мародерства и поджога со стороны как французских солдат, так и русских грабителей. Для руководства деятельностью комиссаров учреждена была в Смоленске верховная комиссия, составленная из французов и русских.