Я стою на вершине еще не раскопанной завалинки на территории форта 19-го века, и смотрю на север, где руины крепости уже наполовину откопали. Если бросить взгляд через акваторию порта, то Вы можете запросто разглядеть крыши, на которых жители Чарльстона стояли 150 лет назад тому назад, и приветствовали бомбардировку войсками вновь образованной Конфедерации Штатов Америки форта, вместе со всеми его четырьмя солдатами армии США. «Восхищение пронеслось через весь город»,- писал тогда адъютант командующего войсками Конфедерации бригадный генерал Пьер Борегар. «Было высказано мнение, что Рубикон перейден».
Это было начало гражданской войн или, как ее иногда называют здесь, войны между Севером и Юга или, еще более вызывающе: Северной Агрессии. Воспоминание о той полуторавековой давности войне начинаются этой весной, с организации особых выставок и симпозиумов в дополнение к уже обширным историческим реликвиям, которые можно посмотреть на исторических полях сражений и в музеях, протянувшихся от Геттисберга до Нью-Орлеана. При этом может показаться, что наследие войны является относительно простым. В той части США, которая называется Севером, цель войны морально оправдана и политически ясна. Отмена рабства Линкольном, как мощное перестроение принципов страны, вывело Соединенные Штаты на путь к равенству, чего не могло произойти в довоенной стране. Гражданская война создала современную Америку.
Но проведите некоторое время в южных музеях, и Вам станет ясно, что то, что кажется очевидным на Севере, здесь затуманено и оспаривается. Если на Севере, война, похоже, всего лишь часть истории, то здесь она остается катастрофой. Война не была продолжением истории Юга; она была перерывом в ней. И для Юга это все еще проблема. Даже если Южане проводят торжественные мероприятия по случаю создания Союза, который, вырос из этой войны, и с готовностью отказываются от рабства и его принципов, то все равно к праздникам примешивается какая-то доля дезориентации. От прошлого отказываются, но не целиком. Мертвых поминают, но кто помнит про причины?
Почти каждый военный сайт или выставка, которые я видел на юге, борются с двойными интерпретациями и противоречивыми настроениями, которые так чужды людям на Севере. Например, Форт Самтер является Национальным памятником под контролем Службы национальных парков, в первую очередь из-за его значения, как исторического места, где произошла первая битва. Но у него есть и другое значение. После победы над солдатами Союза, конфедераты держали форт в своих руках почти до конца войны. Для Юга, Форт Самтер представляет не только начало войны, но и последнюю надежду на то, что южане в ней смогли бы победить.
Во время войны Северяне пытались взять город Чарльстон, по крайней мере, раз пять, но каждый раз его защитники решительно срывали эти попытки. В конце концов, артиллерия Северян превратила его укрепления и стены высотой 50-футов в руины. Чарльстон, разрушенный артобстрелами северян, в конечном счете, пал после того, как генерал Уильям Т. Шерман сделал свой знаменитый бросок, через Юг, уничтожая по пути все, что можно. К этим разрушениям здесь совсем другое отношение. Солдаты из Массачусетса и Мэна, возможно и погибали здесь, но это происходило далеко от их дома.
В действительности Война шла на юге. 43 крупных сражения произошли всего лишь в 30 милях от Ричмонда, штат Вирджиния, то есть столицы Конфедеративных Штатов Америки. Это дало югу более глубокий травмирующий исторический опыт, чем северянам. Нью-Йорк и Филадельфия никогда не подвергались блокаде как Чарльстон. В Образовательном центре посетителей музея Форта Самтер нас просветили: «В Чарльстоне, где неудобства вскоре сменились хроническими трудностями и лишениями, боевые действия порождали страдания, упорство, изобретательность и огромное личное мужество».
Эта тема также проходит через всю огромную постоянную экспозицию истории штата, представленную в музее войны Чарльстона. «Беспорядочный обстрел города,- читаем мы, — был одним из многих факторов, которые порождал ненависть белых жителей города к Северянам». И в конце войны, отмечается на выставке, сам генерал Шерман призвал всех, кто легко относился к таким вещам, проехаться в Чарльстон, « а лично он помолиться еще громче и глубже, чем когда-либо, о том, чтобы страна в долгосрочной перспективе избежала бы новой войны».
Последствия такого отношения к прошедшей войне широко распространены и все еще видны невооруженным глазом на Юге. Плантации Мидллтон Плэйс к северо-западу от Чарльстона, являются национальным памятником принадлежащем Middleton Place Foundation. В путеводителе по плантации читаем, что его сады отражают «благодать и величие южной плантации 18 и 19 веков». Генри, первый из семьи Миддлтонов владеющих этой землей, был вторым президентом Первого Континентального конгресса; его сын Артур подписал Декларацию независимости; его внук Генри был губернатором штата Южная Каролина. Его правнук Уильямс подписал Указ об отделении Южной Каролины, таким образом, сведя на нет усилия своих предков.
Но провал в истории Юга пришел не только с отделением, но и с поражением, и отменой рабства. Когда Вы посещаете Миддлтон, Вам предстоит проехать по длинной и долгой дороге через всю территорию плантаций до тех пор, пока Вы не приедете на огромный луг овальной формы. Естественно, что Вы ожидаете увидеть здесь грандиозную усадьбу в глубине поляны, симметрично обрамленную вековыми дубами, сверху до низу покрытыми испанским мохом. Вместо этого Вас встречает только пустое пространство, плоский фундамент разрушенного когда-то здания, на котором лежат груды битого кирпича. Оказывается, дом сожгли и разграбили Северяне в 1865 году, а крупное землетрясение в 1886 году лишь закончило их работу. Таким образом, хотя вокруг можно увидеть внешние признаки Старого Юга в многовековых деревьях и садах, на самом деле пустота, вот что является центральным местом этого исторического мемориала.
Эффект от просмотра становится еще более пикантным, потому что много из домашней мебели и произведений искусства было спасено во время разрушения дома. Их вытащили из-под обломков или возвратили родственникам семейства, которые собрали и разместили все это хозяйство в небольшом «боковом крыле» рядом, где богатство некогда могущественного клана теперь выставлено на обозрение всех посетителей.
Да и не только руины дома рождают неоднозначные оценки. Плантации без рабства в то время просто не могли бы существовать, а это помимо всего означает, что война уничтожила традиционные взгляды на социальную жизнь, культуру и статус Юга. Выжившие плантации заканчивали свою жизнь тем, что их лелеяли в качестве искусственных остатков от довоенной культуры. В туристических прогулках по краю, редко упоминают о рабстве или о том, как на плантациях переплеталась жизнь рабов и господ. Только в последние 20 лет, плантации и исторические дома начали уделять серьезное внимание исследованию жизни и роли рабства в истории страны.
Это своеобразность Южного мышления: некоторые плантации становятся почти музеями своего рабовладельческого прошлого. Это вид восстания против остатков Старого Юга, которые могут быть найдены в других учреждениях. Музей Левин Нового Юга, расположенный в Шарлотте, Северная Каролина, например, появился в 1991 году как прямая оппозиция традициям Старого Юга. Его выставки посвящены истории Юга и его культуре, но они охватывают современность и отвергают ностальгию и сентиментальную вину. Конечно, это тоже отражение культурной травмы: она включает в себя радикальный разрыв с традициями, который никогда не бывает простым делом.
Но есть еще места на юге, где не хотят прислушиваться к голосу разума и где воспоминания о сокрушительном поражении и память о Проигранной Войне, оказывают упорное сопротивление и не хотят сходить со сцены истории. В Чарльстоне, есть небольшой Музей Конфедерации, который находится в ведении организации «Дочери Конфедерации», как ее назвали еще при его создании в 1899 году. Этот музей имеет официальное разрешение властей и находится в одном из самых заметных городских зданий, под названием Market Hall, которое стоит вначале улицы Маркет-стрит, и которое сдано ему в долгосрочную аренду.
Внутри вы найдете реликвии, связанные с Проигранной Войной, в том числе предметы, пожертвованные солдатами Конфедерации и членами их семей в конце 19-го века: одежда, знамена, оружие, сувениры. Такая узкая специализация музея сводит его экспозиции к своего рода фетишизму. В одной витрине шарик — круглая пуля, — которую, как нам говорят, извлекли из шеи подполковника С. Ирвиан Уокера в битве при Атланте. Другая витрина показывает маленький серебряный спичечный коробок и оставшиеся целыми спички, принадлежавшие Борегару, который напал на Форт Самтер. Существует даже щепка из кедра, вырезанная из дерева, под которым была разбита палатка генерала Роберта Э. Ли во время его сдачи под Аппоматтоксом.
Здесь нет места дискуссиям про исторические причины или события, нет рассказов и нет интерпретаций. Здесь это не нужно. Музейные экспонаты рассматриваются как почти волшебные предметы. Вот деревянный молоток, головка которого изготовлена в 1899 году из дерева, используемого в Белом доме Конфедерации в Ричмонде, где президент Джефферсон Дэвис руководил судьбой Конфедерационных Штатов Америки. Ручка сделана из куска деревянной платформы, на которой крепилась пушка, которая сделала первый выстрел по Форту Самтер. Можно ли сомневаться в том, что за решения принимались под стук этого молотка?
Этот музей является крайним случаем: он избегает исторических проблем, повернувшись спиной к самой истории. Куда более ответственно представлены экспозиции в таких учреждениях как Музей Конфедерации в Ричмонде. Этот музей имеет замечательную коллекцию предметов и рукописей; он публикует научно-исследовательские работы и одалживает свои реликвии другим учреждениям. Но, как и музей Чарлстон, он вырос из памятных личных вещей собранных дочерьми и женами солдат Конфедерации. Как же это наследие может не влиять на будущее музея?
Его постоянная экспозиция «Годы Конфедерации», которую я видел в 2008 году, рассказывает о сражениях южан и сопровождается разорванными в клочья блокнотами, оружием и окровавленной формой. По большей части, это просто история, рассказанная с определенной географической точки зрения. Но есть и не дающие покоя намеки на нерешенные противоречия.
Полный рассказ о причинах этой войны и институализацию рабства никогда не приводится или сведено к минимуму. Факты отступают под давлением. Линкольн, читаем мы, так сильно стремился к войне, что «преуспел в провоцировании Конфедерацию на первый выстрел в войне».
Так же можно прочесть о том, что мобилизация в армию конфедератов привлекла "десятки тысяч афро-американских рабочих, как « порабощенных» так и «свободных». Эта странная формулировка подразумевает широкую поддержку южан со стороны афро-американцев и сводит к минимуму любой намек на принуждение, игнорируя тот факт, что почти четыре миллиона человек — одна треть населения Юга – находились тогда в рабстве. Но вы можете также почувствовать и намеки на внутренние дебаты в этом музее, так как различные экспонаты выражают различные точки зрения, посылы и размышления.
Даже после того, как прошло 150 лет, все не так просто. В музее Чарльстона, есть выставка мебели и артефактов, связанных с составлением Указа об Отделении Южной Каролины в 1860 году. В прошлом эти предметы были бы освящены, также как, скажем, письменный стол Вашингтона, или шляпа Линкольна. Но и сейчас вокруг всей этой атрибутики, связанной с отделением, все еще витает аура восхищения. Все эти экспонаты занимают странную золотую середину: в их статусе чуть больше исторического, чем сакрального.
Впрочем, выставка никогда не признает не только того, что Отделение было ужасной ошибкой, но также в полной мере и не смирится с мыслью о том, что Дело проиграно. Вы чувствуете напряжение в попытке музея объяснить перспективы Юга тем, «что многие южане до сих пор спорят с утверждением о том, что, оставаясь в Союзе, они получили преимущество, потому что на самом деле их права и интересы такой Союз так и не защитил». Но являются ли такие вопросы продуманными или это эмоции, продиктованные сочувствием? Время от времени, сочувствие очевидно: "история Чарльстона в войне между штатами является историей страданий и жертв, изобретательности и упорства, и большой личной храбрости американцев во время тотальной войны.
Тем не менее, та же выставка довольно откровенна в других вопросах. Мы узнаем о странных последствиях правового кодекса Южной Каролины, например, когда черный полк солдат Союза был взят в плен. Что следовало с ними сделать? «У южан не было такого понятия, как чернокожие солдаты», — гласила одна из статей. «Либо эти люди были свободными афроамериканцами, ставшими во главе восстания рабов или они были восставшими рабами. В любом случае наказанием была смерть или повторное порабощение». Как выяснилось, когда однажды четыре бывших раба были привлечены к суду, то он в конечном итоге поддержал идею о том, что их следует рассматривать в качестве военнопленных. Но это означало, что еще до своего поражения, Южные законы стали разрушаться.
Так что нет ничего удивительного в том, что война остается весьма разной на Юге и на Севере. В 2008 году в Нью-Йоркское историческое общество должна была отправиться выставка, посвященная генералам Гранту и Ли, отправленная историческим обществом Вирджинии. Но в Нью-Йорке расценили экспозицию как таковую, которая навевает мысли о нежелательных южных перспективах, и потому попросили ее переработать.
В 2009 году те же самые два учреждения создают контрастные выставки об аболиционисте Джоне Брауне. В Нью-Йорке отношение к нему как к герою, пытавшемуся бороться с рабством. Но в Вирджинии, где ему также отдали дань уважения, тем не менее, были подняты вопросы о его методах, которые замалчивали в Нью-Йорке, в том числе нападение Брауна на арсенал, захват заложников и убийство невинных людей, что сделало его более похожим на современных террористов, чем на других сторонников освобождения рабов. В Нью-Йорке, на методы закрыли глаза из-за справедливости дела, а в Вирджинии нет. Различия настолько сильны, что один музей, а именно Центр Гражданской войны в США в Ричмонде, утверждает, что его гиды рассказывают об истории трех различных идеологических участников войны: Севера, Юга и рабов, или, как они их здесь своеобразно называют, Союза, Дома и Свободы. Музей даже метит этикетки карт и диаграмм инициалами U, H и F. Эффекта от этого мало, потому что мы не можем вполне понять, как оценить их аргументы. Видно, что большие усилия прилагаются для того, чтобы не нанести обиды какой-либо из сторон.
Но действительно ли это полезно? Не сегодня ли наступают времена, когда должны быть четко определены как моральная ясность, так и справедливость дела? Будет ли всегда вестись гражданская война за смыслы гражданской войны? История гражданской войны на Севере не в коем случае не является простым вопросом, и здесь она тоже попала под пересмотр, но чувство неудовлетворения южан при оценке Южного Дела, вылившееся в исторические памятники и выставки просто свирепствует. И тенденция свести все к культурному релятивизму как компромиссу заканчивается, кажется, пустотой. Эти тенденции стали особенно сильно видны в таком важном месте, как Геттисбере. Недавно построенный Музей Гражданской войны в США в Геттисберге предлагает энциклопедическое исследование конфликта, предоставляя почетное место обращению Линкольна к американскому народу. Кроме того, была восстановлена и установлена круговая картина маслом поля боя, предлагаяк обозрению потрясающий панорамный вид битвы, которая, возможно, изменила ход войны.
Геттисберге стал важным, из-за одержанной здесь победы Северянами и из-за чрезвычайной роли Линкольна. В конце концов, на поле боя возвели полковые мемориальные памятники, привезенные из северных штатов. Но после окончания войны, как могла единая нация исключить из истории памятники южан? Геттисберг стал национальным центром. Так спустя 50 лет после окончания войны, южным штатам разрешили возводить памятники. Первый установленный в 1917 году штатом Вирджиния, был триумфальной статуей Роберта Э. Ли, установленной на коне на вершине возвышающейся пьедестала. Последний я в 1982 году, почтил память ветеранов из штата Теннеси.
Получаются странные результаты. Поражение Юга здесь был поворотным моментом войны: это место стало известно как точка крушения Конфедерации, потому что здесь Южные силы оказались очень близки к победе, после чего они смогли бы угрожать городам Севера. Но южные памятники, как правило, не поддерживают, общую для всего государства точку зрения. Они настаивают на своей собственной точке зрения, как будто ничего так и не изменилось. На памятнике в Южной Каролине, открытом в 1963 году, написано:
Лишь люди чести навсегда познали всю ответственность свободы.
Солдаты Южной Каролины поднялись за свое будущее и убеждения.
Твердая вера в святость права штатов, давала им уверенность.
Тут многие легли и покрыли себя вечной славой.
Ответственность свободы? Святость прав штатов? Вечная слава, покрывшая их стойких в своей вере? Где видение будущего Линкольна, что в конечном итоге и восторжествовало? Земля Геттисберге священна из-за принципов, которые остались в силе. Но такие памятники сами по себе являются публичными декларациями, которые превращают эту войну в площадку для ведения спора. И они даже не пытаются понять причину, по которой пали солдаты Союза. Война за Войну продолжается.