1. Афинянин Мильтиад, сын Кимона, как никто другой почитался среди соотечественников за древность рода, славу предков и собственную скромность. Когда он был в таком возрасте, что сограждане уже не только возлагали на него надежды, но были уверены, что он станет таким человеком, каким ожидали его видеть, — случилось так, что афиняне решили отправить колонистов на Херсонес. После того, как определилось большое число поселенцев, и много народу пожелало принять участие в этом предприятии, выборные от колонистов отправились за оракулом в Дельфы — посоветоваться с Аполлоном о назначении подходящего вождя. Дело в том, что переселенцам предстояло сражаться с фракийцами, которые хозяйничали в тех краях. На запрос послов Пифия повелела избрать начальником Мильтиада, прямо назвав его имя; в случае исполнения этого наказа предвещался успех всего дела. По слову оракула Мильтиад посадил отборный отряд на корабли и отплыл в сторону Херсонеса. Достигнув Лемноса, он решил подчинить население этого острова власти афинян и предложил лемносцам, чтобы они покорились добровольно. Те подняли его на смех и ответили, что они примут его предложение тогда, когда он приплывет из дома на Лемнос по ветру аквилону. Ветер же этот, идущий из северных краев, дует навстречу плывущим из Афин. Не имея времени задерживаться, Мильтиад возобновил намеченный путь и достиг Херсонеса.
2. Быстро разгромив там силы варваров, он завладел желанной областью, воздвиг в удобных местах крепости, а всех приведенных с собою солдат наделил землей и обогатил добычей от частных набегов. В этом деле сослужили ему службу и удачливость его, и мудрость, ибо, одолев со своими доблестными воинами вражеское войско, он установил для них справедливейшие порядки и сам решил остаться тут же. При этом он занял у них положение царя, не принимая лишь царского имени, и достиг этого не столько благодаря власти командующего, сколько вследствие своей справедливости. С неослабеваемым усердием служил он и родине своей, Афинам, и потому сохранял за собой бессменную верховную власть не только по желанию тех, с которыми выселился, но и по воле пославших его. Устроив таким образом дела на Херсонесе, он возвратился на Лемнос и потребовал сдачи города согласно договору: ведь лемносцы обещали сдаться, если он приплывет к ним из дому по северному ветру, а дом его теперь, — говорил он, — находится на Херсонесе. Карийцы, населявшие тогда Лемнос, никак не рассчитывали на такой оборот дела, однако, приняв в расчет не столько свое обещание, сколько удачи противника, не осмелились сопротивляться и покинули остров. С равным успехом Мильтиад подчинил власти афинян и другие острова, именуемые Кикладами.
3. В то же самое время персидский царь Дарий, переведя войско из Азии в Европу, пошел войной на скифов. На р. Истр он соорудил мост, чтобы переправить армию на ту сторону, а охрану этого моста на время своего отсутствия поручил знатным мужам, пришедшим вместе с ним из Ионии и Эолии, — тем самым, которые благодаря ему стали бессменными правителями своих городов. Он считал, что легче всего удержит в своей власти нaceлeние Азии, говорящее на греческом языке, вверив надзор над городами своим друзьям, не имеющим в случае его поражения ни малейшей надежды на сохранение своего благоденствия. В числе этих друзей, охранявших мост, был и Мильтиад. Когда гонцы один за другим стали приносить вести о поражении Дария и о преследовании его скифами, Мильтиад принялся убеждать хранителей моста, что нельзя упускать предоставленный судьбою случай освободить Грецию. Ведь если Дарий со всеми переправившимися с ним войсками погибнет, то не только Европа избавится от опасности, но и греческое племя, населяющее Азию, освободится от господства персов и от страха перед ними. Причем сделать это легко! Если они разрушат мост, то царь в скором времени погибнет или от вражеского меча, или от голода. Многие согласились с этим советом, но Гестией из Милета воспротивился задуманному делу. Он говорил, что разный интерес у толпы народной и у них, обладающих верховной властью, поскольку господство их зиждется на мощи Дария. Если она рухнет, то и они потеряют власть и понесут наказание от сограждан. Вот почему он протестует против общего решения, полагая, что для них же будет полезнее, если могущество персидских царей укрепится вновь. Большинство согласилось с этим мнением, и тогда Мильтиад, не сомневавшийся, что совет его, известный слишком многим, дойдет до ушей царя, покинул Херсонес и снова переселился в Афины. Замысел его, хотя и не осуществленный, достоин великой славы, ибо общую свободу он поставил выше, чем личную власть.
4. А Дарий по возвращении из Европы в Азию внял уговорам друзей, которые советовали ему подчинить Грецию, и снарядил флот из 500 кораблей. Начальниками флота он поставил Датиса и Артаферна, предоставив им 200 тыс. пехотинцев и 10 тыс. всадников, причиной же похода выставил свою вражду к афинянам, с помощью которых ионийцы овладели Сардами и перебили его гарнизон. Царские полководцы привели флот к Эвбее, тотчас взяли Эретрию и, захватив в плен всех граждан этого города, отправили их в Азию к царю. Оттуда они двинулись на Аттику и высадили свои войска на Марафонском поле, расположенном приблизительно в миле от города. Афиняне, потрясенные столь великой и близкой бедой, обратились за помощью не к кому иному, как к лакедемонянам: гонца Фидиппа из разряда так называемых «скороходов» послали в Лакедемон с вестью, что афиняне нуждаются в скорейшей помощи, а в самих Афинах были избраны десять полководцев для командования войском, в том числе Мильтиад. Среди этих военачальников шел горячий спор, обороняться ли за городскими стенами или выступить навстречу противнику и дать ему бой. Один Мильтиад настаивал на немедленном выступлении в поле: тогда граждане, видя, как полагаются на их мужество, воспрянут духом, а враги, заметив, что с ними намерены биться даже малыми силами, утратят свою прыть.
5. В это время ни один город не оказал помощи Афинам — только Платеи, приславшие тысячу воинов. После их прибытия число бойцов достигло 10 тыс., и эта маленькая армия горела удивительным боевым духом. Из-за ее настроения Мильтиад получил превосходство над своими товарищами: подчинившись его совету, афиняне вывели войско из города и разбили в удобном месте лагерь. И вот, выстроившись на другой день в боевом порядке у подножия горы, на довольно пересеченной местности (во многих местах здесь росли одиночные деревья), они вступили в сражение, рассчитывая, что благодаря прикрытию высокой горы и древесному ряду, мешающему коннице, многочисленные враги не смогут их окружить. Датис понимал, что поле боя неудобно для персов, однако, полагаясь на численность своего войска, жаждал скрестить оружие, считая к тому же, что разумнее сразиться до подхода лакедемонской подмоги. Итак, он поставил в строй 100 тыс. пехотинцев и 10 тыс. всадников и начал битву. В этом сражении афиняне проявили несравненную доблесть, разгромив десятикратно сильнейшего врага и наведя на персов такой страх, что те бежали не в лагерь, а на корабли. Не было еще на свете более славной победы. Никогда еще такая малая кучка бойцов не сокрушала столь мощного воинства.
6. В связи с этой победой не лишним будет поведать и о награде Мильтиада, дабы читатель легче уяснил общие свойства всех народов. Например, у нас, римлян, почести были вначале скромны и редки и потому — высоко ценимы, теперь же воздаются всем подряд и не пользуются уважением. Можно заметить, что так же обстояло дело некогда и у афинян; ибо тому самому Мильтиаду, который спас от рабства Афины и всю Грецию, оказали следующую честь: когда в так называемом Пестром портике была написана картина, изображающая Марафонскую битву, то среди десяти полководцев на первом плане изобразили Мильтиада, ободряющего воинов и подающего знак к сражению. Но впоследствии тот же самый народ, получив верховную власть и развратившись подачками правителей, постановил воздвигнуть 300 статуй Деметрию Фалерскому.
7. После Марафонского сражения афиняне опять поручили Мильтиаду флот из 70-ти кораблей для наказания островов, помогавших варварам. Командуя этими силами, многие острова он снова привел к повиновению, а некоторые завоевал. Среди прочих не принял его мирных предложений остров Парос, гордый своими богатствами. Тогда Мильтиад ссадил войско с кораблей, окружил город осадными сооружениями и совершенно лишил его продовольственного снабжения, а затем, соорудив «черепахи» и винеи, придвинулся к стенам. Когда город был уже почти взят, однажды ночью неизвестно почему загорелась вдали на материке роща, видимая с острова. Узрев этот огонь, и горожане и осаждающие приняли его за сигнал, поданный царскими моряками. По этой причине и паросцы воздержались от сдачи, и Мильтиад, опасаясь прибытия царского флота, сжег осадные сооружения и возвратился в Афины с тем же числом кораблей, с каким отбыл в поход — к великому негодованию сограждан. Тогда ему было предъявлено обвинение в измене: якобы он мог взять Парос, но бросил дело и покинул остров потому, что получил от царя взятку. В это время Мильтиад не мог защищаться, хворая от ран, полученных при осаде города, так что за него выступал на суде брат его Стесагор. Рассмотрев дело, суд снял обвинение, грозившее смертью, однако наложил денежный штраф, размер которого определили в 50 талантов, истраченных на содержание флота. Поскольку Мильтиад не мог заплатить такие деньги немедленно, его заключили в тюрьму, и там встретил он свой конец.
8. Хотя обвинили его из-за Пароса, причина осуждения была иная: помня о бывшей незадолго до того тирании Писистрата, афиняне боялись всякого своего влиятельного гражданина; им казалось, что Мильтиад, часто занимавший те или иные должности, не вынесет положения частного человека, поскольку привычка должна была возбудить в нем жажду верховной власти. Ведь за все время жизни своей на Херсонесе он был там бессменным повелителем и назывался тираном, хотя и справедливым, поскольку получил власть не насилием, а по желанию своих подчиненных, и сохранял ее благодаря милосердию. Тиранами же называются и считаются правители, облеченные постоянной властью в государствах искони свободных. А Мильтиад отличался и высокой человечностью, и удивительной обходительностью (так что любой самый простой человек имел к нему свободный доступ), пользовался большим авторитетом во всех иноземных государствах, обладал знатным именем и величайшей воинской славой. Учитывая все это, народ решил, что лучше Мильтиаду понести незаслуженную кару, чем афинянам жить в страхе.